Вне пределов

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ДЖЕННА ОБЫЧНО раскладывала мою одежду. Сегодня она бы положила галстук поверх моего пиджака. Правильный галстук. Цвет или узор должны были символизировать мой день, и она всегда знала, каким должен быть этот символ.

В тот вечер, когда я решился сделать ей предложение, мы сидели в нашем любимом стейк-хаусе и отмечали её день рождения. За ужином мы говорили о детях. Она спросила, сколько детей я хотел бы иметь когда-нибудь. Я покачал головой, боясь ей сказать. Дженна закатила глаза и достала из сумочки ручку и старый чек. Она разорвала его на две части и написала на одной из них цифру. Затем протянула мне вторую часть чека и ручку.

— Напиши число, — сказала она.

— Какое число?

— Сколько детей ты хочешь иметь. И если наши числа совпадут, ты встанешь на одно колено прямо здесь, прямо сейчас, и попросишь меня выйти за тебя замуж.

Я хотел жениться на Дженне, но знал, что в тот вечер коленопреклонений не будет.

То, что в детстве у меня не было особых денег, побудило меня заботиться о том, чтобы у моей семьи всегда была еда на столе. То, что я рос без братьев и сестер, породило во мне желание, обзавестись большой семьёй.

Сначала она показала мне свою цифру и попросила меня не убегать и не падать в обморок.

Пять.

Дженна хотела пятерых детей. Люди, ориентированные на карьеру, вроде нас, не заводили пятерых детей. Даже один ребёнок — это роскошь.

Я не убежал и не потерял сознание. Отодвинув стул от стола, я опустился на одно колено. Я не произнёс ни слова. У меня не было кольца. Всё, что у меня было, — это половинка чека, которую я развернул, чтобы показать свою цифру — пять.

Судьба не считалась с нашими стремлениями и желаниями. Мы осознали это после семи лет безуспешных попыток стать родителями. Один наш ребенок — это не роскошь. Она — подарок и символ.

Сегодня на моей кровати нет галстука, накинутого поверх пиджака, который символизирует успех, смелость или процветание. Вместо этого маленькая девочка хватает и пинает игрушечный мобиль, висящий над её игровым ковриком на полу моей спальни.

Морган символизирует жизнь. Когда я смотрю на неё, вижу всё, чего когда-либо хотел, всё, что потерял, мою величайшую любовь, моё глубочайшее горе, мой самый мрачный момент и обещание, что любовь никогда не умрёт.

— Профессор.

Я улыбаюсь. Сегодня я снова «Профессор». Я рад. Вчерашнее сообщение выбило меня из колеи и не дало уснуть ночью. Спокойный день без каких-либо происшествий — именно то, что мне нужно.

— В спальне.

— Ты одет?

Я заканчиваю застегивать рубашку.

— Теперь да.

— Ух ты. По какому поводу?

Взгляд голубых глаз скользит по мне, оценивая с головы до пят.

— У меня инструктаж, и я выступаю на обеде от имени нашего отдела. Но… — Я хмуро смотрю на галстуки, висящие в моём шкафу. — Мне нужен подходящий галстук.

Суэйзи встает передо мной и перебирает галстуки.

— Вот этот.

Она берёт галстук в бело-голубую полоску.

— Без вариантов.

Она улыбается.

— Почему нет? Он подходит к твоим брюкам и подчеркивает голубизну твоих глаз.

— Не сомневаюсь, но мне придётся выбирать между этими тремя галстуками.

— Скучные. И… — она хватает один из скучных галстуков, — … тебе нужно развязывать их, когда ты их не носишь, иначе…

— Остановись!

Она замирает. Но уже слишком поздно. Развязанный галстук свисает с её пальца.

— Хм… не понимаю.

Я качаю головой и вздыхаю, добавляя этот галстук к другим, которые не надену.

— Подожди. — У нее отвисает челюсть. — Боже. Ты до сих пор не умеешь завязывать галстук? Нейт, как такое может быть? Тебе тридцать шесть. У тебя докторская степень.

А вот и моя Дейзи. Профессор теперь — Нейт. И она смотрит на меня таким взглядом, словно знает самые интимные подробности о моём детстве.

— Ненавижу галстуки.

— Я знаю.

Она смотрит на меня и морщит нос.

— Всё в порядке. — Я улыбаюсь. — Я знаю, что ты знаешь.

Медленно кивнув с облегчением и сожалением, она возвращает своё внимание к галстукам.

— Так зачем тебе все эти галстуки, которые нужно завязывать? Почему бы не купить регат²⁴?

— Потому что тридцатишестилетние мужчины с докторской степенью не носят галстуки на резинке.

Она смеётся.

— Кто завязывал тебе галстуки? Твоя жена? Только не говори, что твой отец до сих пор завязывает тебе галстуки.

— Дженна. Ей нравилось этим заниматься. Ей следовало бы стать стилистом или персональным закупщиком.

— Это объясняет, почему в гардеробе Морган так много одежды.

Я киваю.

— Прости. Я не хотела поднимать эту тему.

— Всё в порядке. Мы узнали, что у нас будет девочка, за месяц до рождения Морган. Дженна постоянно ходила по магазинам.

— Ты сказал, что ей следовало бы стать стилистом или персональным закупщиком. Я никогда не спрашивала, чем она занималась? Уверена, что ты хорошо зарабатываешь, но мне кажется, что стоимость этого дома превышает зарплату профессора твоего возраста.

— Её дед — отец её матери — много лет назад вложил средства в покупку недвижимости, которая на тот момент стоила недорого. Когда он наконец решил её продать, земля стоила миллионы. Как и многие другие миллионеры, которые хотят быть полезными обществу, он создал фонд. Когда он умер, Дженна стала руководить фондом и получала за это солидную зарплату.

— Фонд чего?

— Ботанические исследования.

— Ты имеешь в виду ботанический сад и исследовательский центр Штрауса?

Я киваю.

— Ух ты. Я была на нескольких свадьбах там.

Морган суетится. Время на полу подошло к концу.

— Вот этот.

Суэйзи поднимает бело-голубой галстук, который она изначально предлагала.

— Ты можешь его завязать?

— Может быть. — Она поднимает палец вверх и достает из кармана свой телефон. — Всё, что тебе нужно знать, есть в интернете. Вот.

Она включает видео на YouTube.

— Думаешь, я должен учиться завязывать галстук по видео?

— Нет. — Она завязывает галстук у меня на шее и игриво дёргает его. — Я собираюсь завязать его для тебя, пока ты смотришь обучающее видео. И если тебе повезет, когда-нибудь я, возможно, научу тебя завязывать его самостоятельно, как большого мальчика.

— Если ты хорошо завяжешь его, я смогу просто ослабить узел, надевать и снимать, как делаю это с другими своими галстуками.

— Они будут все мятые. Это была моя изначальная мысль. Если ты собираешься оставить их завязанными, то с тем же успехом можно купить регат.

Взгляд Суэйзи мечется между её руками, завязывающими галстук на моей шее, и экраном её телефона на кровати. Меня поражает, что она может одновременно разговаривать, завязывать галстук и смотреть обучающее видео.

— Бум! Идеально.

Она отступает назад и улыбается.

Я хватаюсь за галстук, испытывая естественную потребность поправить, потому что ненавижу носить эту чертову штуку.

— Не трогай. — Бросив на меня предостерегающий взгляд, она поднимает Морган. — Посмотри на своего папу. Разве он не красавец?

Суэйзи смотрит на Морган, а я смотрю на Суэйзи. Как она может не видеть очевидного объяснения этому?

— Что за ухмылочка, профессор?

— Ничего.

Я надеваю пиджак от костюма.

— В последнее время у тебя много «ничегошных» улыбок.

Я направляюсь на кухню.

— Это из-за тебя.

— Из-за меня? Ты находишь меня забавной, да?

Наполняя свою термокружку кофе, я подыскиваю подходящий ответ. Хотелось бы, чтобы это было так, словно мы с моей лучшей подругой вспоминаем прошлое. Это лучшая терапия для преодоления потери Дженны, чем всё, что я получил за время, проведенное с доктором Грейсоном.

— Ты для меня — как отвлекающий фактор.

— О… — произносит она, словно человек, который вот-вот побежит в уборную, чтобы поблевать.

Я поворачиваюсь, завинчивая крышку на своей кружке.

— Это хорошо. Если ты не уловила мою мысль.

— Думаю, я понимаю, что ты имеешь в виду, и мне не нравится быть таким отвлекающим фактором. Я не думаю, что это уместно.

Что мне делать? Она уловила связь? Или, возможно, она просто догадалась о моих мыслях, что она — Дейзи, хотя пока не может этого осознать.

— Мне бы хотелось, чтобы ты уточнила, что именно считаешь неуместным.

— Серьёзно? — Она сужает глаза, подогревая бутылочку Морган. — А я думала, что мы больше не будем об этом говорить. А что случилось с «забудь, что это вообще было»? Боже! Не могу поверить, что Гриффин был прав.

Скрестив одну руку на груди, а другой поднося ко рту кружку с кофе, я прокручиваю в голове её слова. Они не имеют смысла.

Дерьмо!

Теперь всё ясно.

— Нет. — Я качаю головой. — Ты всё неправильно поняла. Я не имел в виду сообщение. Я имел в виду твои знания о моём прошлом. О Дейзи. Это хороший способ отвлечься.

— Оу, упс. Ну, хвала небесам.

Она садится в глубокое кресло и протягивает Морган бутылочку.

— Ты думала, что размышления о твоём сообщении помогают мне отвлечься?

Вчера мне пришлось срочно ехать на приём к доктору Грейсону. Мой голос не должен был звучать так обиженно.

— Возможно. — Она морщится. — Это вина моего парня. Когда я рассказала Гриффину о случившемся, он пытался убедить меня, что ты… ну…

Она закусывает зубами нижнюю губу и морщит нос.

— Что?

Я наклоняю голову вперед.

— Он убеждал меня, что ты хотя бы на мгновение вообразил, что сообщение адресовано тебе. Как будто я случайно не отправила его не тому человеку. Так что… — Она пожимает плечами. — Гриффин считает, что ты не скоро забудешь образ, который первым всплыл в твоей голове.

Я расслабляю челюсть, чтобы что-то сказать, но не могу найти нужные слова, поэтому снова сжимаю её.

— Это не мои мысли. Это было бы крайне нежелательно, если бы ты так думал. И Гриффин не знает тебя так, как я. Его не было вчера вечером, когда ты говорил мне те слова, перед моим уходом. Это были не слова человека, у которого в голове были неподобающие мысли. Так ведь?

Я несколько раз киваю.

— Так я и думала.

Хорошо. Она истолковала мой кивок как «ты права», а не как «да, с моей стороны было неправильно фантазировать об этом».

— Извини. Не знаю, почему мой мозг сейчас начал строить абсурдные предположения о том, что скрывается за твоими улыбками. Мне приятно осознавать, что мои необычные знания о тебе принесли что-то позитивное. Я могу справиться с безумием, если это даст тебе ощущение покоя — необходимое отвлечение.

Схватив свой портфель, я одариваю её натянутой улыбкой.

— Очень любезно с твоей стороны. Что ж, у меня впереди долгий день. Желаю вам двоим повеселиться.

∞

НЕЙТ ДУМАЛ О ТОМ, что я делаю ему минет. Это нехорошо. Гриффин был прав. Почему он должен был быть прав в этом? Один из множества фактов, который я знаю о Нейте Ханте: когда он собирается солгать, его челюсть начинает двигаться, как у марионетки. Он не совсем солгал, но и не сказал мне правду. Удивительно, что он не поскользнулся на луже вины, когда шёл в гараж. Я видела, как она капала с него, когда он пытался найти достойный ответ на моё обвинение — обвинение Гриффина.

Не буду спорить с Нейтом. Это неправильно. Что, если он не сможет контролировать свои мысли? Гриффину я тоже ничего не скажу. Он выйдет из себя и больше никогда не пустит меня в этот дом. Но хуже всего то, что теперь, когда я знаю, что Нейт думал или думает об этом, я не могу перестать думать о том, что он думает об этом, а значит, и я думаю об этом.

Мой разум не перестает создавать образ моего рта вокруг члена Нейта. Разум — это не просто опасное место, это самое опасное место. Всё неправильное, греховное и злое зарождается в разуме. Ирония заключается в том, что часть человеческого тела, которая контролирует всё, также является самой неуправляемой частью тела.

Когда подходит время дневного сна Морган, я укладываю её в кроватку, потому что сегодня мне что-то не по себе. Нейт сказал, что сегодня у него напряженный день, так что я совершенно уверена, что наблюдение по камерам за няней не является главным приоритетом. Кроме того, вчера он разрешил мне осмотреть его дом, сославшись на то, что ему нечего скрывать.

Я начинаю с его кабинета. Скучные книги по анатомии и другие учебники загромождают полки. Он никогда не был любителем романов. Я передвигаю ладью и коня на шахматной доске, просто чтобы поиздеваться над ним. У меня нет сомнений, что сейчас он ведет изнурительный шахматный поединок с самим собой. На углу его стола стоит фотография Дженны. Она смотрит вниз, сложив руки на своем маленьком животике. На неё больно смотреть.

Исследовав всё, что находится на виду, я пробираюсь по коридору к его спальне. В углу комнаты висит камера. Я заметила её, когда пришла сюда в первый раз. Это разумное решение — установить камеры в большинстве комнат, но я не могу не думать о том, что на компьютере Нейта может быть запись, на которой запечатлён момент, когда Дженна и Нейт занимались сексом.

Я не могу думать о том, как они занимаются сексом, не думая о сообщении. И невозможно думать о сообщении, не представляя, как я обхватываю его член губами. Это направляет мой мозг в том же направлении, что и мысли Нейта. Интересно, возбуждает ли его эта идея? Как часто он об этом думает? Где он об этом думает? Может быть, это и есть причина его ухмылок, которые, кажется, появляются из ниоткуда, но всегда, когда он смотрит на меня?

В двадцать один год я чувствую себя слишком юной, чтобы размышлять о судьбе, больших целях или даже о великом предназначении в жизни. После знакомства с Гриффином и его семьёй я нашла место, где хочу быть. Мы купим небольшой дом, заведём пару детей и, возможно, собаку. Мы будем путешествовать на полноприводном автомобиле или внедорожнике с прицепом.

Мы будем брать с собой хлеб, арахисовое масло, желе и чипсы, чтобы устраивать пикники на природе. Мы не будем заселяться в роскошные пятизвездочные отели, но, когда мы с Гриффином будем сидеть под деревом, держась за руки, и смотреть, как наши дети бегают за бабочками, а ветер разносит их смех, мы будем уверены, что нет никого счастливее нас.

Я стремлюсь к образу жизни, подобному тому, который ведут Кэллоуэи, где всё измеряется любовью, а время, проведенное вместе, — это величайший дар.

Это меня больше всего смущает. Если такова моя жизнь, то почему я шныряю по спальне другого мужчины? Если существует судьба, то я знаю, что именно она заставила меня забыть кошелёк в тот день, когда я встретила Гриффина. Однако ничто из этого не объясняет, как я оказалась здесь, в доме Нейта, заботясь о его дочери и вспоминая о прошлом, которое было до моего рождения.

Я хожу по его спальне, но ничего не трогаю. Что я ищу?

Знак?

Объяснение?

Недостающий кусочек головоломки?

Другой конец этой червоточины?

В ванной комнате две раковины. У одной из раковин стоят электрическая зубная щетка, пена для бритья, триммер для бороды и несколько флаконов одеколона. У другой раковины пусто.

Одно полотенце.

Один-единственный флакон шампуня и кусок мыла в душе.

Сиденье унитаза поднято.

Одну сторону шкафа занимают несколько десятков пустых вешалок.

Ни одной пары туфель на высоком каблуке

Половина этой комнаты населена призраком. Здесь одиноко. Душераздирающе.

Я ругаю маму за то, что она цепляется за прошлое, но, возможно, в этом что-то есть.

Что-то кажется менее пустым, чем ничто. Если Гриффин умрет, смогу ли я очистить свою жизнь от каждого напоминания о нём? Как это сделал Нейт? Менее чем через три месяца после потери Дженны он отпустил её, оставив только несколько фотографий.

Сидя на краю кровати, я смотрю на электронный будильник, стоящий рядом с подставкой, на которой стоит наполовину наполненный стакан с водой. После нескольких мгновений постукивания пальцами по коленям, я решаюсь на самый смелый шаг и выдвигаю ящик его прикроватной тумбочки.

Две книги.

— Реинкарнация. Серьёзно, Нейт?

Я смеюсь, достаю верхнюю книгу и открываю ее. По крайней мере, полдюжины стикеров помечают разные разделы книги. Он сделал эти пометки.

Называет Морган «Маргариткой»²⁵.

Родимое пятно.

Снупи и Чарли Браун.

Тест по испанскому языку.

Хоккейный лагерь.

Период времени.

— Что ты делаешь? — шепчу я.

Неужели он считает, что я переродилась? Это же абсурд. Чтение мыслей — тоже абсурд, но люди, которые переродились, помнят свою прошлую жизнь, а не жизни других людей.

— Ничего себе. — Я качаю головой. — О чём я только думаю?

Мой разум без колебаний обращается к моим собственным мыслям о воображаемых правилах перевоплощения, неосознанно признавая их существование. Я никогда не придавала этому значения, но Нейт, несомненно, много размышлял и изучал эту тему.

— Господи…

Он выделил половину книги. Я листаю до конца, и из книги на пол выпадает фотография. Я наклоняюсь, чтобы поднять её. На моём лице появляется улыбка. Это тот Нейт, которого я помню. Он закатывает глаза, глядя на блондинку, стоящую рядом с ним на причале. Она показывает ему язык.

— Морган Дейзи?

Я улыбаюсь ещё шире. Теперь я знаю, как выглядит владелица известного мне имени.

Она так похожа на ту, какой я представляла её из рассказов Нейта. Я вздрагиваю, протягивая руку, чтобы увидеть, как по коже бегут мурашки. Я не помню, чтобы когда-либо слушала рассказы Нейта о Дейзи, и чтобы у меня не бежали мурашки от его слов.

Я стою спиной к камере наблюдения и достаю из кармана телефон, чтобы сделать снимок. Не могу отвести от него глаз. Сложно поверить, что в столь юном возрасте можно встретить свою любовь. И уж тем более трудно представить, что можно потерять свою первую любовь — лучшего друга.

Чем больше я размышляю об этом, тем больше разделяю мнение родителей Дейзи.

Как мог бог отнять у них такую невинность? Они потеряли двоих детей. Если бог существует, он не может винить их за то, что они утратили веру. Легко благодарить и восхвалять за дары судьбы. Легко чувствовать себя любимым, когда жизнь дарит нам радость. Но слепая вера перед лицом такого горя — это испытание, которое не каждый может вынести.

Убедившись, что все стикеры и фотография на своих местах, я закрываю книгу.

«Нити души — доводы в пользу реинкарнации», доктор Хейзел Олбрайт.

— Я не Дейзи, — шепчу я, проводя рукой по глянцевой обложке.

Иногда мне хочется быть на её месте. Она бы знала, что ответить Нейту, когда я теряюсь и делаю глупости, например, пишу ему неуместные сообщения и развязываю его галстуки.

Я смеюсь, убирая книгу обратно в ящик. Профессор Хант не умеет завязывать галстук.