Вне пределов

ГЛАВА ПЯТАЯ

— КУДА ЭТО ТЫ собралась в такую рань?

На полпути вниз по лестнице я останавливаюсь и смотрю на свою соседку, перегнувшуюся через перила. Её черные кудри собраны в низкий хвост, она внимательно рассматривает меня. Во рту у неё красная зубная щетка.

— Эрика, ты за мной шпионишь?

— Не-а, — бормочет она, сквозь пену. — Просто слежу за обстановкой.

Её взгляд мечется между мной и дверью напротив её квартиры.

— Дагли опять за свое?

Эрика поднимает палец, прежде чем скрыться в своей квартире. Даг Манн, её новый шестидесятилетний сосед-плейбой с оранжевыми волосами, которые вызывают у меня неприязнь каждый раз, когда я вижу его, обладает скрытой сексуальной привлекательностью, которую мы не можем разгадать. А его нос… скажем так, он должен иметь свой собственный почтовый индекс. С тех пор как он переехал месяц назад, через его дверь, словно вертушку, постоянно проходят женщины. Молодые женщины. Красивые женщины. Проститутки? Мы не уверены. Это кажется единственным правдоподобным объяснением того, что старый и уродливый мужчина⁹ развлекается с таким количеством женщин.

— Две. Когда я вернулась домой вчера около одиннадцати вечера, две женщины добровольно проследовали за ним в его квартиру.

Эрика взваливает рюкзак на плечо, спускаясь по лестнице ко мне.

— Фу… — Я морщусь и сглатываю подступающую к горлу желчь. — Может, он богат.

— Не думаю, что в этом здании живут богатые люди.

Наши шаги звучат в унисон, вторя друг другу, когда мы спускаемся на первый этаж.

— Ты кардиолог и живешь здесь.

— Ординатор на втором курсе. Очень бедная. Погрязла в студенческих кредитах. Я не богата. И у меня нет потрясающе сексуального парня, который ездит на «Харлее».

Мысли о Гриффине и его чрезмерной сексуальности вызывают нечто среднее между улыбкой и мечтательным вздохом.

— На самом деле… — её синий «Сааб», припаркованный за моей машиной, издает звуковой сигнал, когда она отпирает его, — совершенно уверена, что я единственная в здании, кому ничего не перепадает.

— Но ты спасаешь жизни.

Я спрыгиваю с тротуара, подскакивая высоко, как мой Гриффин.

Она закидывает рюкзак в машину и облокачивается на открытую дверцу.

— Когда татуированный бог находится в твоей постели, ты жалеешь, что не спасаешь жизни, а…

Она приподнимает вопросительно брови.

Я открываю дверь своей машины.

— Ты спрашиваешь, что я предпочту — секс с Гриффином или спасение мира?

— Да.

— Ничего сложного. Грифф на все сто.

Эрика показывает мне средний палец и садится в свою машину.

— Ты так и не сказала, что заставило тебя выйти из дома в такую рань.

Прежде чем закрыть дверь, она снова высовывает голову.

— Мне предложили работу няни. Так что сегодня я отправляюсь на встречу с малышкой.

— О, удачи!

∞

У МЕНЯ ЗУБ НА ЗУБ НЕ ПОПАДАЕТ от волнения. Рейчел, невестка Нейта, позвонила мне в пятницу, чтобы договориться о встрече с Морган. Её отец, этот знакомый незнакомец, не выходил у меня из головы, опутывает мои мысли и мечты. Многочасовые онлайн-исследования постоянно приводили меня в тупик. Его имя указано на сайте университета. Я нашла некролог о его жене. Сайт местного оценщика сообщил мне стоимость его дома — с головокружительной семизначной цифрой.

Интуиция подсказывает мне, что нужно действовать осторожно. Особенно когда я знаю, что нахожусь в здравом уме. Нейт должно быть сумасшедший. В конце концов, он тоже пациент доктора Грейсона. У бедняги умерла жена. Может, у него случился срыв.

Потеря памяти или что-то в этом роде.

Я трижды стучу костяшками пальцев по массивной деревянной двери, достаточно сильно, чтобы меня услышали, но, надеюсь, достаточно тихо, чтобы не разбудить спящего ребёнка.

— Суэйзи?

Мой взгляд останавливается на маленьком свёртке, который укутан в белое одеяльце, усеянное розовыми зайчиками. Из-под чепчика выглядывает прядь тёмных волос.

Женщина, держащая ребёнка, похожа на статую. Почему люди так застывают, как только берут ребёнка на руки? Её глаза землистого оттенка моргают. Итак, она жива. На её лице появляется вымученная улыбка, которая портит естественную красоту, подчеркнутую шелковистыми прядями каштанового оттенка, уложенными вдоль подбородка в форме перевернутого боба.

— Да, — отвечаю со сдержанным энтузиазмом.

Если я напугаю её, она может потерять равновесие и уронить ребёнка на пол.

— Входи.

Она с гримасой смотрит на малышку, стараясь не передвигать её на руках.

Если ребёнок проснется, наступит конец света. Такой вывод я могу сделать из этой ситуации.

— Я Рэйчел, — произносит она одними губами. Хорошо, что я умею читать по губам. Не совсем, но то, как она преувеличенно хлопает челюстями, облегчает задачу. — Приятно познакомиться.

Я сдерживаю улыбку. Младенцы также превращают прекрасно сложенных людей в клоунов.

Сбрасывая обувь, я осматриваюсь, пытаясь обнаружить какие-либо признаки присутствия Нейта.

— Спасибо. Мне тоже приятно познакомиться. И спасибо, что перезвонили. Это, должно быть, Морган?

Я воздерживаюсь от того, чтобы сказать очевидное: она такая крошечная. Но она на самом деле крошечная, даже для месячного ребёнка.

Спина Рейчел напрягается от беззвучного вздоха. Я говорила едва слышно, и это может привести к катастрофическим последствиям.

Она заметно выдыхает, когда понимает, что младенцам не нужна полная тишина, чтобы спать.

— Да… — Рейчел смотрит на Морган —… сегодня утром она немного ленивая. — Она произносит ещё несколько слов. Морган не шевелится. — Выпила только половину бутылочки, а потом уснула.

Когда её полный удивления взгляд встречается с моим, я слегка приподнимаю брови.

Ого! Неужели она только сейчас поняла, когда ребёнок спит можно разговаривать?

Бедная девушка. Под девушкой я подразумеваю юную леди, потому что уверена, что она старше меня, по крайней мере, лет на пять или около того, но моложе Нейта.

Я следую за ней в гостиную, заставленную кожаной мебелью, и окнами с занавешенными окнами, выходящими на густой лес. Здесь живет новорожденная. Где детская люлька? Или плетеная корзинка с подгузниками и другими детскими принадлежностями, которая должна стоять на деревянном журнальном столике? Игрушки. Почему нет игрушек, для которых Морган ещё слишком мала, но взрослые всё равно не могут удержаться, чтобы не побаловать её ими?

Никаких одеял.

Никаких крошечных детских шапочек.

Никаких вязаных пинеток от бабушки или заботливой тётушки.

— Хочешь подержать её?

Я поднимаю руки.

— Не возражаешь, если я быстро помою руки?

Улыбка Рейчел становится немного шире, как будто я успешно прошла некое испытание. Однако, откровенно говоря, я не считаю, что это было испытание. Для этого необходимо обладать глубокими знаниями о детях и уверенностью, которой у неё нет.

— У тебя есть дети? — спрашиваю я, моя руки над раковиной на кухне, хотя, кажется, уже знаю ответ.

— Нет. Никогда не была замужем. У меня даже парня нет. Но я прохожу ускоренный курс материнства.

Её улыбка исчезает, а брови хмурятся.

— Я очень сожалею о твоей утрате.

Рейчел улыбается так, словно чувствует необходимость показать окружающим, что исцеляется. Её сестра умерла месяц назад. Не думаю, что сейчас нужно заставлять себя улыбаться через силу.

— У нас все хорошо.

Она передаёт Моргана мне.

Я прижимаю её к своему плечу. Она срыгивает, издаёт пронзительный крик и сразу же засыпает.

— Ого. У меня никогда не получается заставить её срыгнуть.

Я сажусь в кресло-качалку, а Рейчел устраивается на диванчике для двоих, поджав под себя ноги.

— Срыгнувшие дети — счастливые дети.

Я утыкаюсь носом в одеяло и вдыхаю запах новорожденной.

— У тебя есть братья или сестры? — спрашивает она.

— Нет. В старших классах я часто присматривала за детьми, а летом, когда училась в колледже, подрабатывала няней. А у тебя есть ещё братья или сёстры?

— Старший брат в Вашингтоне. Но он тоже не женат. Наша мама умерла несколько лет назад, а наш папа живет здесь, в Мэдисон. Когда Дженна умерла, я была единственной, кто помогал Натаниэлю, не считая его мамы. Но у неё проблемы со здоровьем, поэтому мы не хотим нагружать её сверх меры. А у Натаниэля нет братьев и сестер, так что…

— Так что, вы всё выясняете в процессе, поскольку ни у кого из вас нет реального опыта взаимодействия с детьми.

Она слегка улыбается.

— В основном. Я должна была начать учебу в аспирантуре этой осенью, но собираюсь взять академический отпуск на год, чтобы помочь с Морган. Натаниэль много работает, поэтому ему нужна твоя помощь. Он настаивает, чтобы я нашла себе занятие помимо заботы о Морган. Но… — Рейчел прикусила нижнюю губу и сосредоточилась на Морган, которую я держу на руках. — Я чувствую себя виноватой, перекладывая заботу о ней на кого-то другого. Дженна бы не хотела этого. Без обид.

Она слегка морщится, когда смотрит на меня.

— Никаких обид. Однако я немного запуталась. Ты пригласила меня сюда, чтобы познакомить с Морган. Я полагала, вы ещё в процессе принятия решения, но ты только что сказал, что моя помощь нужна Нейт-атаниэлю…

— Так и есть. Просто он об этом не знает. Ты подходишь лучше всего. Самая молодая, но и самая опытная. И твоё взаимодействие с ней, подтверждает это, но Натаниэлю немного не по себе…

Я знаю, к чему идёт наш разговор. Ей не обязательно говорить.

— Я узнала его по фотографиям. Понимаю. Наша первая встреча была странной. Это абсолютно моя вина. Мне не следовало ничего говорить, пока не прояснились все детали. — Я пожимаю плечами. — В этом не было ничего особенного. Но я понимаю, как это могло его напугать. Это его ребёнок. Он должен быть настроен скептически.

— Ну, после жаркого спора на прошлой неделе, он дал согласие на то, чтобы я наняла тебя, если после встречи с тобой, конечно, всё ещё буду уверена в своём выборе. Откровенно говоря, мне кажется, что он сам не до конца понимает, чего хочет, кроме…

Мы обмениваемся страдальческими взглядами. Его жена. Нейт хочет вернуть свою жену.

— Я хочу получить эту работу, так что не пойми меня неправильно. Но неужели другие претенденты были настолько плохи, что я выделялась на их фоне в своём резюме?

— Не плохи, просто старые. Я не хочу никого обидеть, просто мне нужен человек помоложе, но с опытом. Воспитание ребёнка — это тяжёлый труд. Так что работа твоя, если ты готова. Я могу отправить тебе договор домой, чтобы ты его изучила.

Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как стерильный воздух наполняет мои лёгкие.

Никаких лавандовых свечей.

В воздухе не витает аромат сахарного печенья, пекущегося в духовке.

В воздухе не чувствуется запаха детской присыпки.

Морган начинает суетиться, поэтому я встаю и прохаживаюсь по комнате, слегка подпрыгивая на месте. Под телевизором, закрепленным на стене, находится камин, на котором стоят фотографии в рамках. Я узнаю родителей Нейта: они на пляже, придерживают свои широкополые шляпы, чтобы их не унесло ветром. На одной из фотографий Натаниэль и Дженна в день свадьбы стоят у дверей собора, а лепестки роз разлетаются вокруг счастливой пары, когда они выходят на улицу. Я давно не видела у Нейта такой улыбки. Может, она умерла вместе с его женой.

С каждым шагом по комнате моё сердце сжимается все сильнее. Здесь нет ни одной фотографии Морган. Должен быть классический больничный снимок, который может понравиться только родителям, и снимок с Нейтом. Почему никто не сфотографировал его спящим на диване с Морган, прижавшейся к его груди, — официальная фотография первого свидания папы и ребёнка?

В доме царит тишина, которую можно сравнить со стрекотанием сверчков, но без самих сверчков. Даже несколько звуков, напоминающих стрекот, могли бы свидетельствовать о присутствии жизни.

Никакого бормотания телевизора на заднем плане.

Никакой музыки или тихих звуков от генератора белого шума¹⁰.

Никаких заводных игрушек, воспроизводящих детские песенки.

Мне почти физически тяжело находиться здесь, но я не могу уйти. Этот дом — эта семья — нуждается в двух опорах и импульсе для движения вперёд.

— Когда мне начать?

Ей следовало бы поинтересоваться моим согласием на эту работу, прежде чем обсуждать условия контракта или договариваться о размере оплаты. Но она этого не делает.

— Завтра слишком рано?

— Завтра — идеально, если в контракте все в порядке. Я прочитаю его, когда вернусь домой, и сообщу тебе. Не думаю, что возникнут проблемы.

Мы болтаем ещё час, пока я кормлю Морган из бутылочки и меняю ей подгузник.

— У тебя это хорошо получается. У нас с Натаниэлем уходит на это целая вечность.

Глаза Рейчел светятся удивлением, как будто я только что продемонстрировала чудеса левитации.

Это всего лишь смена подгузника и три застёжки на комбинезоне. Этот бедный ребёнок обречен, если двадцатиоднолетняя незнакомка окажется лучшим специалистом по уходу за ней.

∞

— РАССКАЖИ, КАК прошел твой день, Суэйз.

Гриффин кивает на перевернутое двадцатилитровое ведро в нескольких метрах справа от него. Именно там я люблю устраиваться, когда он занимается делами в своем тщательно организованном гараже. По обе стороны от его верстака вдоль стены стоят блестящие красные ящики с инструментами и доски со всевозможными инструментами и кабелями. За моей спиной его «Харлей», укрытый чехлом, а чёрный грузовик ждёт своего часа, припаркованный на улице под навесом из старых дубов.

— Я хочу ребёнка.

Он приподнимает бровь, глядя на меня, пока возится с мотоциклом своего соседа.

Мне нравится его дом с двумя спальнями и гаражом на одну машину, который он использует для подработки. Он находится в центре старого района, где много деревьев и домов с характером, в отличие от обычных домов в более новых районах. Тот факт, что дом находится в двух кварталах от дома его родителей, тоже не может не радовать.

Он близок со своей семьей. Иногда я завидую его жизни. В ней нет ничего показного, но она наполнена по-настоящему ценными вещами, которые, как мне кажется, я упустила, когда мои родители пытались развить во мне какие-то выдающиеся способности.

— Прежде чем я заткнусь или ты вмажешь мне по яйцам, не могла бы ты уточнить, это факт или просьба?

Я шаркаю поношенными подошвами своих шлепанцев по серой штукатурке на полу его гаража и шевелю пальцами ног. Мой голубой лак для ногтей знавал лучшие времена.

— Я получила работу няни. Начинаю завтра.

— Да, точно. Ты сегодня утром ходила знакомиться с малышкой… Морган, да?

Его гаечный ключ издаёт звуки, похожие на скрип, в быстром ритме.

Я нахожу этот звук, смешанный с жужжанием вентилятора, висящего в углу, довольно успокаивающим. Наблюдать за тем, как Грифф работает над мотоциклами, — одно удовольствие. Его руки просто волшебны. Тепло разливается по моей коже, оседая между ног, при одной мысли о его сильных, умелых руках.

— Я люблю тебя, парень из продуктового магазина.

Он прекращает работу и смотрит на меня своими пронзительными глазами, которые покорили меня при нашей первой встрече в продуктовом магазине. Я перестала щипать себя и смирилась с тем фактом, что он видит во мне что-то, чего я в себе не замечаю. Мы многое «любили» друг в друге: его татуировки, мое родимое пятно, его тело, мои волосы, его пальцы, мой рот. Но никто из нас никогда не говорил этого напрямую.

— Ты беременна.

Я улыбаюсь, ничуть не обижаясь на его утверждение.

— А если бы и так?

Его взгляд скользит по моему лицу. Если бы я была беременна, я бы боялась мыслей, роящихся в его прекрасной голове. Но я не беременна, поэтому просто наслаждаюсь ожиданием его следующих слов.

— Мне пришлось бы сконструировать автомобильное кресло.

— И именно за это я люблю тебя.

Он откладывает инструмент, с которым работал и приближается ко мне на коленях, стараясь не касаться меня своим вспотевшим телом и испачканными машинный маслом руками. Так получилось, что я люблю его в любом состоянии. Каждый сантиметр моего тела был бы рад его прикосновению, даже если бы оно оставило несколько пятен.

— Один из моих «мальчиков» выскользнул?

Он трется своим носом о мой, а затем покусывает мою нижнюю губу. От него пахнет маслом, потом и мятой от его любимой жвачки. Не самая удачная комбинация, но это моя слабость.

— Нет. — Я улыбаюсь. — Это особенность организма. Когда женщины берут на руки младенцев и вдыхают их аромат, их яичники начинают работать активнее.

— Значит, ты не беременна, но хочешь забеременеть?

Его взгляд скользит по моему лицу, затем по шее, а после медленно спускается ниже, словно следуя за движениями, которые, я знаю, он хотел бы совершить своими руками и губами.

— Нет, — отвечаю я с легким придыханием.

Мне знаком этот его взгляд, как и моему телу.

— Но ты сказала… — его взгляд быстро вернулся к моему, — что любишь меня.

— Да. Но я люблю тебя, потому что ты спрашиваешь, как прошел мой день — каждый день. И ты запоминаешь все, что я тебе рассказываю. Ты наблюдателен. Знаешь мой любимый цветок, потому что знаешь запах моего любимого лосьона. Ты знаешь размер моей одежды, потому что много раз срывал её с моего тела. Ты протягиваешь мне салфетку за пять секунд до того, как я заплачу во время грустной сцены в фильме, даже не смотря на меня. Ты просто… знаешь.

Он пожимает плечами, глядя на меня так пристально, что у меня по спине пробегает дрожь.

— Это потому, что… — Он прикусывает нижнюю губу.

— Я к этому и веду.

Я улыбаюсь и приближаюсь к нему, слегка касаясь его губ своими, пока он не отвечает мне улыбкой.

— Это потому, что я люблю тебя, — шепчет он мне в губы.

— Спасибо… — Я целую его один раз —…за то, что вспомнил имя Морган.

Целую его снова — ещё крепче, ещё глубже, — пока мои пальцы расстегивают пуговицу на его джинсах.

— Детка, — бормочет он, — у меня грязные руки.

Я расстёгиваю его молнию.

— Тогда засунь их в задние карманы. Мне не нужна твоя помощь.

Он стонет мне в рот, когда моя рука скользит в его боксеры, и, как хороший мальчик, засовывает руки в задние карманы. Я люблю его тело и то, как его глубокие стоны удовольствия отзываются на моих губах каждый раз, когда я прикасаюсь к нему.

— Суэйз… — Он отрывает свой рот от моего и опускает подбородок, наблюдая, как я поглаживаю его. — Блядь, детка…

Его пресс напрягается при каждом вдохе.

— Мама сказала, что ты купишь лотерейные билеты для сбора средств моего хора.

Мы с Гриффином одновременно поворачиваем головы в сторону его сестры Хлои, стоящей у входа в гараж. Он стоит к ней спиной, пряча мою руку, обхватившую его член. У нас есть ужасная привычка отключаться от остального мира, когда мы вместе. Возможно, стоило бы закрыть дверь гаража, прежде чем признаваться друг другу в любви.

— Что скажете, ребята?

Она обмахивается большим белым конвертом.

Гриффин снова поворачивается ко мне.

— Отпусти мой член и иди купи несколько лотерейных билетов, — шепчет он.

Не знаю, почему я до сих пор держу его в руках. Наверное, я просто оцепенела от неожиданности. Наконец, я разжимаю руку и встаю, одарив его широкой улыбкой.

— Конечно, мы купим лотерейные билеты.

Я прохожу мимо Гриффина, позволяя ему привести себя в порядок.

Хлое пятнадцать, она учится на втором курсе, и я думаю, что она все ещё девственница, но не уверена. Как бы то ни было, есть вещи, которые ей не стоит видеть, и моя рука, поглаживающая член её брата, стоит во главе этого списка.

— Отлично! Сколько?

Она открывает конверт.

— Э-э… десять?

— Они стоят по десять долларов за штуку.

— Может быть, три?

Я улыбаюсь ей, слегка морща нос.

— Спасибо, Суэйзи. Сколько тебе, Грифф?

Хлоя потирает губы, в её карих глазах горит озорство, она откидывает темные волосы с лица, но проигрывает битву с вечерним ветерком.

Снова слышен звук гаечного ключа.

— Суэйзи сказала три.

— Да. Но сколько ты купишь? Вы двое ещё не женаты, поэтому пока не можете делать совместные покупки.

Она хороша. Мне нравятся его сестры. Чёрт, мне нравится вся его семья. Они такие жизнерадостные.

— Я возьму один.

— Пять, Грифф. Спасибо! Ты мой самый любимый брат на свете.

Она отрывает восемь лотерейных билетов.

Гриффин выглядывает из-за мотоцикла и поднимает одну бровь, пока она не задевает край его оранжево-черной банданы. Я беру билеты и засовываю их в задний карман джинсовых шорт.

— Бумажник? — Я улыбаюсь ему.

Он вздыхает и встает, подняв свои испачканные руки.

— Передний правый карман.

Повернувшись к Хлое спиной, я запускаю руку в карман, ощущая его сохранившуюся эрекцию. Его губы подрагивают, когда он смотрит на меня с обещаниями того, что произойдет, когда мы снова останемся наедине. По моему телу разливается тепло, собираясь где-то в глубине живота.

Я достаю зажим для денег и отсчитываю восемьдесят долларов.

— Не одолжишь мне тридцать долларов, чтобы купить лотерейные билеты у сестры моего парня?

Взмахнув ресницами, я смотрю на него, зажав нижнюю губу между зубами.

— Я позволю тебе отработать их.

Его взгляд ясно даёт понять, как именно я буду это делать.

— Мне не пять лет. Твои намеки меня раздражают. Просто отдай деньги, пока меня не стошнило.

Я смеюсь, потому что она всего на шесть лет младше меня, но между подростковым возрастом и взрослой жизнью есть невидимая стена, из-за которой шесть лет кажутся тридцатью. Ещё через несколько лет эта пропасть станет неразличимой. Однако пока мы — грубые взрослые, а она — невинный ребёнок, которого мы раздражаем. Насколько она невинна? Не знаю. О чирлидерах и футболистах ходит дурная слава из-за вечеринок и секса.

По моим наблюдениям, в музыкальном классе происходит больше секса, чем в любом другом месте в школе.

— Вот. Какой приз?

Я протягиваю Хлое деньги.

— Круиз по Карибам.

— Правда?

Я запрокидываю голову.

— Нет. Не совсем. Абонемент на симфонический оркестр Мэдисона.

— Охуенно, — бормочет Гриффин из-за мотоцикла.

— Язык, Грифф.

Я закатываю глаза.

Хлоя смеётся.

— Мне знакомо это слово. Он не раз произносил его в моём присутствии. В любом случае… — она засовывает деньги в конверт, — ещё раз спасибо. Увидимся.

— Пока. — Я машу ей рукой, когда она бросает последний взгляд через плечо, идя по подъездной дорожке. — Я люблю твоих сестер.

С довольным вздохом я опускаюсь обратно на ведро.

— Мне кажется, это снижает значимость того, что ты призналась мне в любви. Ты так не думаешь?

— Я полагала, что ты и твоя семья — единое целое. Если я люблю тебя, то должна любить всех.

— Ну, я вас всех чертовски люблю. А теперь расскажи мне подробности. Тебе понравилось нянчиться с малышкой Морган?

Она безупречна. Просто чертовски идеальна.

— Думаю, да. Часы работы хорошие. Она такая крошечная и бесценная, что не передать словами. У них довольно крутой дом. Невестка Рейчел очень милая, но у неё нет опыта общения с детьми. Немного странно, что у двадцатиоднолетней няни больше опыта, чем у кого бы то ни было, но думаю, что так и есть.

— А отец?

— Нейт, э-э… Натаниэль обеспокоенный. Но он потерял жену и теперь пытается работать, горевать и растить ребёнка — своего первого ребёнка. Я думаю, это позволяет ему избежать любых психологических проблем, которые у него могут возникнуть. Не зря говорят, что для воспитания ребёнка, нужна деревня. Его деревня совсем маленькая. Так что… да, я им нужна.

— В эти выходные у Софи танцевальный концерт.

— В моём ежедневнике это отмечено.

— А мотопробег в августе?

— Я попрошу отгул. Не уверена, как будет чувствовать себя моя задница после столь долгого пребывания на заднем сиденье твоего мотоцикла, но я в деле. Даже если твои приятели-байкеры будут смотреть на меня как на…

Как на мясо для ланча, политое майонезом.

— Как будто ты красавица? — говорит он буднично.

— Конечно. Остановимся на этом, — я сжимаю губы, чтобы скрыть усмешку.