Глава 10

Коннор видел, что Лаура расстроилась из-за отца, хотя она очень умело скрывала свои чувства. Это читалось в ее глазах всякий раз, когда она бросала взгляд на пустое место во главе стола. Что он за человек, если отправля­ется в свою контору, даже не навестив дочь?

— Я уверена, что у Дэниэла возникли неот­ложные дела, — сказала Софи, как будто тоже видела скрытое разочарование Лауры.

— Конечно! — Лаура посмотрела через стол на Коннора, пряча обиду и разочарование за ледяной маской. — Бизнес есть бизнес.

— И этот бизнес мешает ему проводить с тобой время? — спросил Коннор, оттягивая пальцем белый накрахмаленный воротничок рубашки, натиравший ему шею.

— Оставь в покое воротничок, — сказала Лаура, не замечая его вопроса.

Он решил смириться с тем, что разговор сменил направление, чувствуя ее нежелание го­ворить о своем отце.

— В этом воротничке я чувствую себя с петлей на шее, — пожаловался он. Лаура нахмурилась.

— Ты не можешь ходить с расстегнутым воротом. Это неприлично.

— Кажется, в вашем веке общество требует от человека, чтобы он был застегнут на все пуговицы. — Коннор развязал белый галстук и расстегнул несколько верхних запонок на рубашке, затем вздохнул, потирая шею.

— Джентльмен не станет ходить, выстав­ляя себя напоказ. — Лаура прикоснулась паль­цами к коже под ключицей. — Уверяю тебя, что ни одна леди не захочет любоваться голой мужской грудью.

— Хотя мне безразличен покрой мужской одежды в вашем столетии, — Коннор усмех­нулся, глядя на гладкую белую кожу над кор­сажем ее платья из бордового шелка, — мне нравится, как твое платье открывает изгиб тво­их плеч и намекает на прочие прелести.

Мерцающие свечи в серебряном канделябре осветили грудь Лауры, которая залилась крас­кой, поднявшейся по ее шее к щекам. Она обернулась к Софи, сидевшей слева от нее, во главе стола.

— Это невозможно! Этот человек никогда не научится соблюдать приличия! Софи погладила ее по руке.

— Дай ему время, чтобы привыкнуть ко всему. Мы весь день забивали ему голову раз­ными правилами.

— У нас нет времени! — Лаура резко вздох­нула и с яростью посмотрела на Коннора. — Мистер Пакстон, если вы не научитесь вести себя в обществе, то выставите меня и тетю Софи на посмешище. Вы именно этого добиваетесь?

Коннор поморщился при мысли о жестком белом воротничке. Но он знал, что должен приспособиться к привычкам и манерам того общества, в котором живет Лаура, если хочет добиться ее расположения. Он медленно за­стегнул рубашку.

— Спасибо, — чопорно произнесла Лаура. Коннор вертел в руках шелковый галстук, пытаясь завязать его аккуратным узлом, та­ким же, какой завязала Софи перед обедом.

— Я не сделаю ничего, что унизило бы вас, миледи.

— Сознательно — нет. — Лаура нахмури­лась, глядя, как он возится с галстуком. Через несколько секунд она отложила салфетку и встала из-за стола. — Дай сюда, — приказала она, забирая галстук из его рук.

— С удовольствием. — Аромат весенних цветов окутал его теплым туманом, когда она наклонилась над ним, опаляя его щеки теплом своей кожи.

Нахмурив брови, Лаура перекрестила кон­цы галстука и принялась исправлять те безо­бразия, которые он сотворил с куском шелка.

— Ты должен научиться завязывать гал­стуки. Мужчины в Бостоне стараются не при­бегать к помощи лакеев, как делают в Англии.

Коннор усмехнулся, глядя в ее нахмурив­шееся лицо.

— Но считается, что я англичанин. Лаура сжала губы в тонкую линию.

— Похоже, что на пути сюда ты потерял своего лакея.

Он смотрел на ее мягкие округлые груди, поднимающиеся над корсажем, туго облегаю­щем ее формы, когда она наклонилась над ним, на соблазнительную долинку всего в не­скольких дюймах от его губ.

— Отсюда я вижу, как мне повезло, что я потерял лакея, каким бы замечательным он ни был.

Лаура выпрямилась, прикрыв грудь рукой.

— Джентльмен никогда не воспользуется такой гнусной возможностью! Коннор подмигнул ей.

— И будет дураком.

— А ты — грубиян. Она рассерженно удалилась. Бордовый шелк платья развевался в такт негодующе покачивающимся бедрам.

Коннор улыбнулся ей, когда она вернулась на свое место напротив него.

— Может быть, продолжим, учитель? Она глубоко вздохнула. Коннор видел, ка­ких трудов ей стоит держать себя в руках. В известном смысле ему хотелось, чтобы она проиграла этот бой, взорвавшись в великолеп­ной вспышке ярости. Но когда Лаура заго­ворила, он понял, что она снова спрятала свои чувства в глубине души.

— Ты должен держать вилку вот так, — показала она, поднимая одну из лежавших около ее тарелки вилок, поблескивавших се­ребром в пламени свечей. — Убери локти со стола и не обращайся с вилкой, как с лопатой. Кроме того, не ешь такими большими кус­ками. Мы не хотим, чтобы люди считали тебя вульгарным.

— Конечно, нет. — Он с тоской смотрел на груды фарфора, серебра и хрусталя, разложен­ного перед ним на белой скатерти, покрывав­шей стол: полдюжины бокалов для воды и ви­на, маленький нож и вилка для рыбы, малень­кая вилка для устриц, три большие вилки, три ножа, две ложки. — Зачем люди в вашем веке выдумали столько приспособлений для еды?

— Потому что… — Лаура замешкалась, глядя на собственные столовые приборы. — Не знаю.

— Возможно, все законы общества были придуманы богатыми и могущественными лю­дьми, как барьер, разделяющий классы.

Лаура недоуменно взглянула на него.

— Это же нелепость!

Коннор поднял вилку и крутил ее в паль­цах, пока не превратился в олицетворение эти­кета.

— Неужели?

Лаура взглянула на Софи, но ее тетя при­держивалась собственного мнения.

— Бостонское общества известно своим радушием.

— Да, пока мужлан помнит свое место, — кивнул Коннор.

Лаура бросила на него яростный взгляд.

— А в твое время было по-другому?

— Только законы были другими. Но люди мало изменились за тысячу лет. — Он под­цепил устрицу той, какой нужно, вилкой. — Я выучу ваши законы и стану своим человеком в бостонском обществе.

Лаура проглотила комок. Глаза выдавали ее мысли — неуверенность, страх и желание.

«Ты — моя», — беззвучно прошептал Коннор.

Она откинулась на спинку стула, не спуская с него взгляда. Ее губы раскрылись, как будто он крепко поцеловал ее, но слишком быстро отпустил.

— Ты что-то сказал?

Коннор покачал головой и улыбнулся.

Она нахмурилась, постукивая пальцем по ножке бокала для воды. В ее взгляде смеша­лись желание и ярость, заставившие Коннора представить, что случится, если все накопив­шиеся в ней чувства вырвутся наружу.

Ничто не помешает ему добиться этой жен­щины, даже идиотские причуды бостонского общества!

Лаура подняла глаза от книги к палисандро­вым часам, стоявшим на камине в ее спальне. Полночь. А спать не хочется. Неужели она боится снова встретить в своих снах этого викинга? Или гораздо больше ее пугает то, что она сделает сама, если увидит его во сне?

Ох, уж этот Коннор! У него нет никакого права внушать ей чувство, будто каждое пра­вило этикета, которому ее учили, лишено смысла. Несносный викинг!

Она бросила книгу на кровать и встала, потеряв надежду прочесть роман Беллами. Ее мысли поглощал Коннор.

Нет, этот человек не имеет права внушать ей такое беспокойство. Она подходила к ок­нам, задевая за шторы, и зеленая парча раз­вевалась у нее за спиной. Он все разбередил в ней, пробудив чувства, о существовании ко­торых она не подозревала, пока он не ворвался в ее жизнь — чувства, испытывать которые не позволит себе ни одна настоящая леди.

Эти чувства были не чем иным, как низ­менными инстинктами. Примитивными. Провоцирующими. Но она не могла выбросить их из головы.

Краем глаза она заметила свое отражение в высоком зеркале, стоявшем в углу комнаты. Из хрустальной люстры над головой струился золотистый свет, бросая лучи на ее распущен­ные волосы. Она подумала о руках Коннора, забирающихся в ее волосы, поднимающих их, пропускающих пряди сквозь пальцы, как тон­чайших шелк.

Лучше забыть поскорее об этом постыд­ном сне. Но она не могла изгнать свои сны из памяти. Она переступила с ноги на ногу, глядя, как ее фланелевое платье покачивается в такт движениям. Мягкая ткань гладила ее кожу, возбуждая нервные окончания. Неуже­ли ее кожа всегда была такой чувствитель­ной?

Шелковое платье, которое она носила во сне, было тончайшим облачением, едва чув­ствовавшимся на теле. Как она могла вообра­зить себе такой наряд?

Лаура смотрела на свое отражение в зерка­ле. Крохотные жемчужные пуговицы, начина­ясь от шеи, спускались прямой линией по белой фланели до пояса. Это было приличное платье, строгое и пристойное. Коннор, конечно, счита­ет его ханжеским. Но он, в конце концов, ви­кинг. Человек, который добивается всего, чего хочет. А он хочет ее. У нее перехватило дыха­ние при этом молчаливом предложении.

«Ты моя!» — в ее уме звучали его слова, мрачные, решительные, пробуждающие что-то, скрытое глубоко внутри ее души.

Она прижала пальцы к губам, закрыв глаза, когда ее пронзило воспоминание об его поце­луе. Где-то в глубине ее души вспыхнул огонь, восхитительное пламя, расходящееся по ее те­лу и достигшее кончиков грудей.

Какие непристойные чувства! Нехорошие. Манящие.

Хотя огонь в камине угас, в комнате было душно. Кожа Лауры покраснела, пылала, как будто она стояла под лучами жаркого солнца. Она расстегнула три верхние пуговицы платья, представляя руки Коннора, его длинные тон­кие пальцы, скользящие по белой фланели.

Леди не должна допускать, чтобы такие картины, как запретные цветы, появлялись в ее мыслях. Леди не должна думать о широких голых плечах, золотистой коже, влажной после душа. Нет, леди определенно не должна пред­ставлять себе голую мужскую грудь, его голые длинные мускулистые ноги.

Лаура распахнула платье, обнажая бело­снежную грудь, повлажневшую под мягкой фланелью кожу. Она смотрела на свое отра­жение, видя, как живот подрагивает в такт пульсу, и воображала немыслимое. Что она почувствует, когда руки Коннора прикоснутся к ее коже? Что она почувствует, когда он до­тронется до нее?

Женщина в зеркале выглядела совершенно непристойно, ее растрепанные волосы падали на плечи, платье было расстегнуто, рот рас­крыт, как будто она ждала любовника.

— О Господи! — воскликнула Лаура, запа­хнув платье. Ее щеки вспыхнули, как будто ее только что уличили в том, что она голая гуля­ет по Бикон-стрит.

Этот человек привел ее на грань полной моральной деградации! Она отвернулась от зеркала. Нет, она не уступит. Она никогда не подпадет под власть колдовства викинга.

Лунный свет струился сквозь окна спальни Коннора, серебристые лучи падали на раскры­тую книгу в его руках. Он смотрел на слова, запечатленные черными чернилами на желто­ватом пергаменте, где каждая буква была ак­куратно выписана, как будто писцу было осо­бенно важно запечатлеть все малейшие нюан­сы.

Книга заклинаний Рейчел Пакстон пред­ставляла собой учебник для Сидхе, шаг за ша­гом объясняющий, как пользоваться простей­шими заклинаниями. Если силу, которой об­ладали люди его народа, представить в образе реки, то с помощью этой книги можно было скользить по ее поверхности. Но все же, хотя здесь были только простейшие заклинания, Коннор подозревал, что воспользоваться ими может только представитель его рода.

— Интересно… — прошептал он, читая гла­зами заклинание. — Дает тебе то, что ты хо­чешь больше всего на свете.

Услышь меня, Госпожа Луны!

Твоя власть велика.

Ты повелеваешь морскими приливами.

Найди моего возлюбленного и приведи его ко мне.

Это заклинание отличалось от прочих, со­державшихся в книге. Хотя его ритм был очень простым, Коннор подозревал, что оно дает возможность погрузиться в воды искрящейся реки — силы, протекающей через его народ. Он чувствовал, что если его произнесет кто-нибудь из племени Сидхе, оно способно по­строить мост между двумя людьми, мост через само время.

Может быть, именно благодаря ему он на­шел Лауру? Его медальон открывал ворота времени, но без моста ему бы пришлось искать ее целые столетия.

Коннор закрыл книгу и уставился на крас­ный кожаный переплет, пытаясь найти ответ на многие загадки. Каким образом такая книга появилась на свет? И как она попала в руки Софи Чандлер? Тайна манила его к себе.

Он щелкнул пальцами, и книга исчезла. Коннор знал, что она опять лежит в ящике бюро Софи. Софи никогда не узнает, что книга побывала в его руках.

Прислонившись плечом к оконной раме, Коннор смотрел на расположенный внизу сад, следя, как ветер гонит по снегу поземку. Он думал о Лауре. Коннор закрыл глаза, пред­ставляя ее лицо, красоту ее глаз, изгиб губ, каждую черту, запечатлевшуюся в его памяти. Существующую между ними связь даже он не мог до конца понять. Или она настолько неуловима? Возможно, ответ на загадку очень прост.

«Лаура, любовь моя, — прошептал он. — Возможно, найдется еще один факт, который ты будешь изо всех сил отрицать, как ты от­рицаешь свою любовь ко мне».

Дымка, поднимающаяся над водопадом, таяла от теплого ветра, превращая солнечный свет в золотистую пелену, окутывающую лицо Лауры. Она не ожидала, что так скоро вернет­ся сюда. Полнолуние миновало, но она все равно нашла путь в тайную долину своих снов.

— Я ждал тебя!

Лаура обернулась при звуке голоса Кон-нора и увидела его посреди водоема, под во­допадом. Викинг стоял около блестящих чер­ных скал, окружавших бассейн со сверкающей кристально-чистой водой. На мгновение Лаура замерла, как смертная женщина, встретившая языческого Бога в самом сердце его державы.

Его густые волосы были откинуты со лба, черные вьющиеся пряди падали на спину. На его широких голых плечах поблескивали сол­нечные лучи, и капли воды на его широкой груди казались золотой россыпью. Когда Коннор взглянул на Лауру, она почувствовала, как тепло солнечных лучей пробудило в ней ощущение, мурашками разбегающееся по коже.

— Иди ко мне! — произнес Коннор, улы­баясь.

Лаура колебалась только мгновение, ста­раясь отделаться от надоевшего голоса разу­ма, твердящего о приличиях. Приличиям нет места в этом тайном царстве! Она помедлила на берегу пруда, чувствуя босыми ногами хо­лод гладкого черного камня, который не могло согреть даже солнце, заливающее все вокруг своим светом.

Лаура улыбнулась, заметив, что Коннор наблюдает за ней. От его пристального взгля­да у нее перехватило дыхание. Он стоял по пояс в воде, совсем голый, закрытый только сверкающей гладью воды.

Лаура сделала глубокий вздох, ощутив сладкий аромат диких цветов и луговой травы, перемешивающийся с водяными брызгами во­допада. Она смотрела, как завороженная, не в силах отвести глаз от сильного мужского тела.

— Иди ко мне. — Мокрая рука Коннора прикоснулась к ее лодыжке.

По ее телу разливался жар, лишая ее спо­собности к сопротивлению, делая ее слабой и сильной одновременно. Лауре казалось, что она стояла так целую вечность, раздираемая страхом перед неведомым желанием, которое поднималось внутри нее.

— Иди! — Его рука скользила по ее ноге, длинные пальцы обхватили ее икру. — Я хочу, чтобы ты была рядом со мной.

— Коннор, мы не должны…

— Иди, иди сюда!

Она не находила в себе сил, чтобы отказать ему. Ведь перед ней был Коннор, человек, ко­торого она любила всю жизнь. Она положила руки ему на плечи, почувствовав пальцами его гладкую и мокрую кожу. Он схватил ее за талию, поднял и опустил в пруд. Она сколь­зила вдоль его тела, медленно погружаясь в воду.

Дыхание застыло в груди Лауры при пер­вом прикосновении к его телу. Он был во­площением силы и могущества. Влажный жар его кожи опалял ее. Холодная вода обнимала ее ноги, лизала икры, ляжки, бедра и, наконец, заплескалась у ее пояса, когда ее ноги кос­нулись гладкого каменистого дна. Лаура по­качнулась, и он крепко обхватил ее своими сильными руками.

Водопад гнал в их сторону журчащий по­ток. Вода обнимала ее, окутывая своим теп­лом.

— Красавица, — произнес он бархатным баритоном.

— Для тебя. — Ее ладони скользили по его рукам, обхватывая пальцами упругие мыш­цы. — Я хочу быть красивой для тебя, только для тебя.

— Мне никто в мире не нужен, кроме тебя. Лаура подняла на него сверкающий жела­нием взгляд.

Он прикоснулся к ее груди сквозь тонкий шелк, зажав сосок между большим и указа­тельным пальцем.

У Лауры перехватило дыхание, она отки­нула голову. По всему ее телу пробежала слад­кая дрожь.

— Я целую вечность ждал, чтобы прикос­нуться к тебе.

Где-то глубоко в ее груди зародился стон. Он околдовал ее. Это было все, о чем она могла думать.

Она опустила голову и увидела под поверх­ностью воды, как из гнезда черных курчавых волос поднимается его плоть, стремясь к ней. Это зрелище пугало ее и захватывало. Можно ли прикоснуться к нему, хотя бы на мгновение?

— Прикоснись ко мне, — прошептал он, обхватив пальцами ее запястье. — Почувствуй, как ты повелеваешь моим телом.

Он прижал ее ладонь к своей поднимаю­щейся плоти, и ее пальцы опалило жаром. Она отдернула руку.

— Прикоснись ко мне, Лаура, — прошеп­тал он, лаская ее щеку. — Познай меня. Пой­ми, что тебе нечего бояться.

Лаура подняла взгляд и увидела страсть в его синих глазах и озорную улыбку, изогнув­шую его губы.

— Я никогда не чувствовала ничего подо­бного, — прошептала она, обхватывая его плоть рукой.

Коннор стиснул зубы, как будто от сильной боли. Но Лаура понимала, что это наслаж­дение— наслаждение, проникающее до таких глубин, что его почти невозможно терпеть.

— Я хочу тебя. — Он расстегивал пуговицы ее платья, прикасаясь загорелой рукой к тон­чайшему шелку. — Всю, от кончиков волос до ступней.

Он хочет ее сердце. Тело. Душу. Она ни­когда не станет такой, как прежде, если от­дастся ему.

Лаура безмолвно смотрела, как он отлепля­ет шелк от ее кожи, не в силах отвести глаз от его загорелой руки. Солнечные лучи блестели на розовых бутонах, которые распускались и молили его о прикосновении.

Она выгнула спину дугой.

Он опустил голову. Сперва его губы при­коснулись к соску, затем он взял ее грудь в рот. В глубинах ее груди зародился тихий стон, когда он касался кончиком языка чувствитель­ного бугорка.

Она запустила руки в его волосы, черные, как полночь. Мокрые пряди обвивались вокруг ее пальцев. Между ее ног скользила вода, ох­лаждая ее плоть, которая едва не истекала горючими слезами от желания к нему.

Он отпустил ее грудь, но только для того, чтобы подвергнуть другую той же восхити­тельной пытке. Лаура прижалась к нему, и его твердая поднимающаяся плоть скользила по ее животу.

Он всегда приходил сюда к ней. Он всегда понимал ее, знал ее лучше, чем любой другой человек. И она хотела познать его так, как женщина только может познать мужчину. Но, однако, ей все же хотелось знать, какую цену придется заплатить за такое восхитительное удовольствие.

— Скажи мне… — Он гладил руками ее волосы, не отводя взгляда от ее глаз. — Скажи мне, что ты — моя, сейчас и навсегда. Навечно.

Глубоко внутри нее проснулся страх. Страх, что он унесет ее из ее мира, от всего, что ей знакомо.

— Пожалуйста… — прошептала она, не­ожиданно потеряв уверенность в себе.

— Ты боишься. — Он обхватил руками ее за талию, удерживая в своих теплых объяти­ях. — Скажи мне, что случилось?

— Не знаю… — Она смотрела в его глаза и видела в них обещание вечности. Но это обещание и манило и ужасало ее в одно и то же время.

Он вздохнул и медленно выпустил воздух из легких, окатывая ее влажное лицо жаром. Если он будет настаивать, то она уступит ему и отдаст все, что у нее есть. Она знала это. И он тоже — она читала это в его глазах.

Коннор отступил, освобождая ее из оду­рманивающих объятий.

— Давай поплаваем. Холодная вода спо­собна творить чудеса.

Загрузка...