Возлюбленная колдуна

Глава 24

Лаура закрыла глаза, она не могла не за­метить серый свет, сочившийся в окна. Све­тало. Они любили друг друга в течение всей ночи, пока на небе царила луна. Но уже на­ступал рассвет, и ее ночь с Коннором подошла к концу.

— Мне нужно уходить. — Но она не могла покинуть тепло его тела. Она не могла ото­рваться от сильной руки, лежавшей у нее на талии.

— Снова приличия? — Он погладил рукой ее по груди. — Когда же приличия будут на нашей стороне?

«Никогда», — мысленно ответила она, и в груди зародилась боль.

— Лаура, — прошептал он с неприкрытой тревогой в глухом голосе. — Откуда эта боль, любовь моя?

— Я не хочу уходить от тебя. — Она повер­нулась к нему, зарывшись лицом в теплый изгиб его шеи, обняв его, сжав руку в кулак и прижимая его к телу Коннора. — Я хочу всегда быть с тобой.

— Мы поженимся сегодня. — Он прижался к ней, окутывая теплом своего тела. — И ни­когда больше не расстанемся.

Ее пронзила боль, боль в самое сердце. Она прижалась к нему.

— Если бы мы могли…

— Мы найдем священника, который обвен­чает нас. — Он погладил ее рукой по голому плечу. — А приличия пошлем ко всем чертям.

Она прижалась губами к его шее, вдыхая его мускусный запах и чувствуя языком соль на его коже. Время снов и мечтаний прошло, наступала реальность.

— Коннор, я не могу стать твоей женой. Никогда.

Она почувствовала, как напрягаются его мышцы и дыхание замирает в груди. Коннор схватил ее за подбородок, заставив взглянуть на него. Он хмурился, и в его красивых глазах было много вопросов.

— Неужели в вашем веке все так сильно изменилось? Неужели влюбленные больше не могут жениться и заводить детей?

— Могут, — еле слышно произнесла она. — Но для нас этот путь закрыт.

Его пальцы крепко сжали ее подбородок.

— Почему?

Слова, которые навеки разделят их, долж­ны быть рано или поздно произнесены.

— Я должна выйти замуж за Филиппа.

— Что за чушь?!

— Так хочет отец. Он дал обещание Фи­липпу.

Коннор прищурил глаза.

— Ты принадлежишь мне.

— Да. — Она притронулась дрожащими пальцами к его щеке. Густые черные волосы, обрамляющие его лицо, лежали непокорными волнами. Благодаря темной щетине на его ху­дых щеках он казался диким, необузданным и таким уязвимым, что у нее заныло сердце. — Душой я всегда принадлежу тебе. Но я не в силах ослушаться отца.

Он сжал ее плечо.

— Я не допущу этого!

— Любимый. — Она погладила щеку, колющую ей пальцы, и ее охватила дрожь, когда она вспомнила, как эти грубые щеки терлись об ее грудь. — Какой будет наша жизнь, если она начнется с невыполненных обещаний?

— У твоего отца нет права выдавать тебя замуж против твоей воли.

— Но все же он — мой отец. Он больно сжимал ее плечо, и его пальцы врезались ей в кожу.

— Я не позволю тебе сделать это!

— Прошу тебя. — Сквозь слезы Лаура ви­дела боль в его глазах, и точно такое же отчая­ние сдавливало стальным кольцом ее серд­це. — Попытайся понять, что этот брак значит для моего отца.

— Я понимаю. — Он отпустил ее, сжав ру­ку в кулак. — Твой отец хочет купить место в обществе, и ради этого готов продать тебя этому напыщенному господину.

Лаура покачала головой.

— Он думает, что так лучше для меня. Коннор стиснул зубы.

— Брак с Филиппом Гарднером — это для тебя лучше? Что, ты тоже, как и его мамочка, хочешь стать королевой бостонского общест­ва?

— Конечно, нет.

— Тогда стань моей женой, — произнес Коннор, побуждая ее повиноваться.

Она покачала головой. По ресницам Лауры текли слезы, обжигая ей щеки.

— Не могу.

— Ясно… — Он смотрел на нее, и тепло в его глазах превращалось в лед. — Я гожусь для постели, но слишком плох для брака.

— Коннор, все совсем не так. — Она по­тянулась к нему, но он отстранился. — По­жалуйста, пойми меня. Я не могу причинить отцу боль.

—Убирайся.

Хотя слово было сказано тихим голосом, оно ударило Лауру с силой сжатого кулака.

— Коннор…

— Убирайся. — Он сорвал с нее одеяло. — Ты не та женщина, которую я хотел любить.

Она задохнулась от острой опаляющей бо­ли, которую он причинил ее душе. Лаура вста­ла с постели. Ноги ее не слушались, дрожащи­ми руками она подняла с пола ночную рубаш­ку и прикрылась ею, чтобы найти убежище от гнева, горящего в его глазах.

«Нет, все так просто не кончится», — поду­мала она, нетвердыми шагами направляясь к двери. Надо каким-то образом дать ему по­нять, что он разрывает ее на части. Она ос­тановилась у двери, положив руку на холод­ную бронзовую ручку.

— Коннор, прошу тебя, попытайся…

— Убирайся!

Его непримиримый тон резанул ее острым ножом. Она открыла дверь и спаслась бегст­вом. Но от боли, которая горела пылающими углями в ее сердце, спасения не было.

Снег скрипел у него под ногами; резкий холод обжигал щеки. Коннор бродил по тро­пинкам Общинного Луга, пытаясь потушить пламя в груди. Он не мог позволить Лауре сделать это. Он не мог позволить ей отдаться другому мужчине.

«Пожалуйста, пойми». — Ее слова эхом от­давались в его мозгу.

Он сжал руки в кулаки, сопротивляясь желанию откинуть голову и завыть от ярости. Он все понимал. Понимал, что такое узы чести, которые вынуждали Лауру подчиниться жела­ниям отца, но все равно боролся с неизбеж­ным. Он не мог позволить, чтобы это случи­лось.

Коннор положил руки на железную изго­родь, глядя на расположенное за ней кладби­ще, прищурив глаза, чтобы защитить их от блеска раннего утреннего солнца, отражающе­гося от снега. Из белых сугробов торчали гра­нитные надгробия; зимние цветы отмечали места, где покоились мертвые. Ему не нужен был дар предвидения Эйслинг, чтобы видеть будущее без Лауры — холодное, лишенное ог­ня, который питает своим теплом жизнь.

Он вцепился голыми руками в холодное железо. Он мог, щелкнув пальцами, похитить Лауру отсюда. Но как заставить ее порвать родственные узы?

Он закрыл глаза. Под одеждой, прижатый к груди, пылал медальон, и от него по всему телу растекалось тепло. Пошевелив рукой и прошептав пару слов, он может покинуть этот город и вернуться в лоно своей семьи. Но его сердце останется здесь.

— Черт! — прошептал он, и из его рта на мороз вырвалось облачко пара. Он не призна­ет себя побежденным. Он…

За его спиной раздался громкий треск. Он почувствовал, как что-то вонзилось ему в спи­ну и обожгло плоть, бросив его на колени. Он упал в снег. Боль расходилась жидким ог­нем по жилам, лишая его сил.

* * *

Лаура смотрела на человека, неподвижно лежавшего на кровати. Его красивые черные волосы разметались по подушке. Это был Коннор, и все же он казался незнакомцем, пре­красным незнакомцем, которого покидала жизнь.

— Буду с вами откровенен, мистер Салливен. — Шепот доктора Хастинга громом разнесся по тихой комнате. — Сомневаюсь, что молодой человек проживет до конца дня.

— Нет! — Лаура повернулась лицом к док­тору, который стоял у двери, рядом с отцом. Хастинг смотрел на нее через маленькие круг­лые линзы очков, сдвинув кустистые седые брови над толстой переносицей. — Он попра­вится!

— Ну, мисс Салливен. — Хастинг вертел в руках цепочку карманных часов, и золотые звенья постукивали о зеленый жилет, растянув­шийся на пухлом брюшке. — Не думаю, что было бы разумно вселять в вас надежду.

Лаура почувствовала внутреннюю дрожь.

— Он поправится!

Хастинг вздохнул.

— Прошу прощения, мисс Салливен, но…

— Благодарю вас, доктор, — сказал Дэниэл, открывая дверь спальни. — Пожалуйста, подождите в гостиной. Я сейчас приду к вам.

Хастинг кивнул. Перед тем, как выйти из комнаты, он бросил на Лауру сочувственный взгляд.

— Он оставил надежду помочь Коннору, — Лаура повернулась к кровати, глядя на Коннора, лицо которого было неподвижно и бледно, как слоновая кость. — Нужно послать за дру­гим врачом.

Дэниэл подошел к ней с тревогой на лице.

— Хастинг — один из лучших врачей в го­роде.

— Но его опыта мало. Коннору нужен врач, который не оставил бы надежду. Ему нужен… — Ее голос задрожал, и звук жалости, который она не смогла сдержать, сорвался с ее губ. — Боже мой!

— Лаура… — Дэниэл обнял ее за плечи.

— Он должен поправиться. — Лаура не могла сдержать дрожи, которая зарождалась глубоко внутри нее, отдаваясь в каждом нер­ве. — Должен!

— Я пошлю за другим врачом. — Дэниэл гладил ее рукой по плечу. — Мы сделаем все, что в наших силах.

— Кто это сделал?! — Она посмотрела на отца глазами, затуманенными слезами. — Кто выстрелил в него?!

Дэниэл покачал головой.

— Полиция считает, что это могла быть попытка ограбления.

—Надеюсь, что преступника найдут. — Лаура опустилась у кровати Коннора, подняла его руку и прижалась к ней губами. — Наде­юсь, что этого негодяя повесят.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Мне нужно чудо.

Дэниэл сжал ее плечо.

— Мне нужно поговорить с доктором. — Он повернулся и оставил ее наедине с Коннором.

Лаура прижала пальцы к шее Коннора, за­держав дыхание и впитывая в себя каждый удар пульса. Она смотрела, как поднимается и опускается его грудь, следила за каждым вздохом — медленным, неглубоким, едва под­нимающим белую простыню. Любой из этих вздохов мог стать последним.

— Коннор, — прошептала она, откидывая волосы с его лба. — Я не хотела тебя обидеть.

Он лежал неподвижный, равнодушный к ее ласкам. Лаура почувствовала себя несчастной, когда она поняла, что он может исчезнуть навсегда.

— Я люблю тебя! — Она наклонилась над ним, целуя его закрытые глаза, его щеки, угол­ки губ, и слезы падали из ее глаз, блестя свер­кающими каплями на его коже. — Прости ме­ня, любимый.

Что-то толкнуло ее в руку. Она оглянулась и увидела, что рядом с кроватью сидит Цыган.

— Что ты тут делаешь?

Цыган положил лапу на колено Лауре. Со­бака смотрела на Лауру своими умными гла­зами, как будто понижала все, что она сейчас чувствует, и хотела как-то утешить ее.

Лаура гладила собаку по голове, погружая пальцы в мягкую белую шерсть.

— Ты тоже тревожишься за него, правда? Цыган наклонил голову. Лаура зарыдала.

— Он поправится. Он должен поправиться!

Генри Тэйер постучал серебряной ложкой по чашке с кофе, и звон разнесся по библио­теке.

— Итак, вы говорите, что когда сегодня утром направились с визитом к Салливенам, то узнали, что в юного Сидхе стреляли?

— Верно. — Остин стоял перед столом Ге­нри и глядел на эмиссара, пытаясь найти в нем признаки вины, но почувствовал только непро­ницаемую защиту. — Очевидно, кто-то выстре­лил ему в спину.

Генри подергал себя за седой ус.

— Он выживет?

— По словам Дэниэла Салливена, доктор считает, что он не доживет до следующего утра.

Генри покачал головой.

— Какой ужас!

— Я послал за нашим врачом.

— Остин, нельзя, чтобы этого человека ле­чили наши доктора; наши способности на сто­летия обогнали возможности врачей Внешнего мира. Явное чудо вызовет слишком много во­просов.

— Я не могу допустить, чтобы молодой человек умер.

— Но мы…

— Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы сохранить ему жизнь. — Остин положил руки на стол, нагнувшись к Генри. Генри откинулся на спинку кресла, и под тя­жестью его веса заскрипели пружины. — Он — один из нашего народа, лучший из тех, какими мы когда-то были.

Генри посмотрел на свою чашку с кофе.

— Конечно.

Остин, стараясь держать себя в руках, ото­шел от стола.

— Где Беннетт?

— Я сегодня его не видел.

— Я очень надеюсь, что, когда найду его, он сможет доказать, что не стрелял в спину молодому человеку.

Генри поднял на него взгляд.

— Вы подозреваете Фрейзера? Остин посмотрел на эмиссара.

— В данный момент он — один из несколь­ких людей, которых я подозреваю. Генри кивнул.

— Фрейзер считал, что наш юноша опасен.

— Он не опасен никому, за исключением, может быть, Филиппа Гарднера. — Остин пы­тался найти внутреннее равновесие, чтобы сдержать закипающий в нем гнев. — И я соби­раюсь сделать все, что в моих силах, чтобы Коннор остался в живых.

— Коннор!

Тепло медленно разливалось по его телу.

— Открой глаза!

Женский голос, глухой, повелительный. Мягкие руки прикоснулись к его щекам, и его окутал запах вереска и пряностей.

— Проснись, сумрачный воитель. Коннор открыл глаза и увидел свет, нежное сияние, как первые лучи солнца, касающиеся утреннего неба. Он заморгал и сделал вдох. Чуть-чуть пониже правой лопатки вспыхнула боль.

— Боюсь, что тебе придется немного потерпеть.

Над ним склонилась женщина со светло-голубыми глазами, ее серебристые волосы па­дали на плечи блестящим водопадом.

— Эйслинг, ты? Она улыбнулась.

— Удивился?

Он сел в кровати. Глаза застлала кровавая пелена.

— Полегче. — Эйслинг прикоснулась к его плечу, заставляя его опуститься на подушку. — Я не смогу исцелить рану полностью; у этих смертных возникнет слишком много вопросов, если рана исчезнет без следа.

Тяжело дыша, Коннор устроился на мягкой подушке.

— Что со мной случилось?

— В тебя стреляли.

— Стреляли?

— Да. — Она потрепала его по щеке. — Насколько я понимаю, в тебя выстрелили ма­леньким кусочком металла из устройства под названием пистолет. Рана могла оказаться смертельной. И едва не оказалась.

— Кто это сделал?

— К сожалению, не знаю. Ты лежал на пороге двери с раной в спине.

— Откуда ты узнала, что я попал в беду?

— Видишь ли, я присматривала за то­бой. — Она, улыбаясь, села рядом с ним, и у него появилась мысль, что она владеет каким-то секретом и не собирается его раскры­вать. — На случай, если бы тебе понадобилась помощь. Можно благодарить звезды за то, что я оказалась неподалеку.

— Ты все это время была здесь?

— Здесь, либо поблизости. — Она разгла­дила широкие рукава белого шелкового пла­тья, и на ткани заискрились маленькие золотые звездочки, отражая солнечный свет, заполняв­ший комнату. — Достаточно близко, чтобы следить за твоими успехами. И должна ска­зать, ты был просто великолепен. Похоже, ты вскружил Лауре голову, как говорят в этом столетии.

— Неужели? — Коннор отвел взгляд от те­ти, не желая, чтобы она заметила боль в его глазах… и увидел Лауру. Она спала в мягком кресле около кровати, склонив голову набок.

— Не волнуйся; она не проснется, пока я не уйду.

— Надеюсь, больше никто нам не поме­шает?

— Мы в полной безопасности. — Эйслинг встала и подошла к Лауре. Мгновение она рассматривала спящую.

— Какая прелестная девушка. Хотя немножко своевольная. — Она улыбнулась Коннору. — Однако, я думаю, что вы отлично поладите.

— Конечно. — Коннор глубоко вздохнул, снова почувствовав боль. — Но, к сожалению, она считает, что должна выполнять все же­лания отца.

Эйслинг подняла золотистые брови.

— А он по-прежнему хочет, чтобы она вы­шла замуж за этого противного Филиппа Гар­днера?

Коннор кивнул.

— Я могла бы повлиять на него. — Эйолинг нахмурилась. — Странно, что ты сам это­го не сделал.

— Это заманчиво. Но я хочу выиграть бит­ву без всякой магии.

— Без магии? — Эйслинг подошла к нему, и между ее золотистыми бровями пролегла тонкая морщинка. — Коннор, я посылала тебя сюда не для того, чтобы ты забывал свой дар.

— Зачем же ты посылала меня сюда, Эйс­линг?

— Ах! — Эйслинг опустила ресницы. — У меня были свои причины.

— Какие же?

— Это мое дело. — Она взмахнула подо­лом, и вокруг нее засияли золотые звездо­чки. — Ты все узнаешь, когда настанет время.

— Эйслинг, я…

— Мне нужно уходить. — Она прижала пальцы к его лбу, затем послала ему поце­луй. — Не волнуйся, сумрачный воитель. Я бу­ду неподалеку.

— Подожди! — Коннор попытался сесть. — Я…

— Потом, дорогой. — Эйслинг подняла ру­ки и, щелкнув пальцами, исчезла в вихре бело­го шелка и сверкающих золотых звезд.

Коннор упал на подушку, застонав, когда тупая боль пронзила ему спину. Он взглянул на Лауру, наблюдая, как она просыпается. Ее густые ресницы затрепетали, она глубоко вздохнула и, открыв глаза, заморгала.

— Коннор! — Лаура выпрямилась в крес­ле, глядя на него так, как будто он вышел из могилы. — Ты проснулся!

Он улыбнулся.

— Я чувствую себя гораздо лучше.

— Боже мой! — Она поднялась с кресла, как марионетка, которую дернули за ниточки, опустилась на кровать рядом с ним, прикос­нувшись к его щекам дрожащими руками. — Ты правда жив? И ты поправишься, правда?

— Я буду в полном порядке. — Он накрыл ее руки своими ладонями, прижимая пальцы к своей щеке. — Не волнуйся ни о чем.

Лаура закрыла глаза, и дыхание вырвалось из ее уст долгим вздохом, согревшим его щеку.

— Врач говорил, что ты не доживешь до следующего дня.

Коннор покачал головой, прижавшись гу­бами к ее мягкой ладони.

— Врач ошибался.

Она посмотрела на него глазами, полными слез.

— Кажется, мне дарован второй шанс. Коннор лежал неподвижно, позволяя ее чувствам вливаться в него, унося боль раз­рыва, ибо то, что наполняло его, было чистой, незапятнанной любовью, которую она питала к нему.

— Коннор, я хочу стать твоей женой, если это тебя еще интересует.

Коннор убрал непослушный локон с ее ще­ки и погладил шелковистые пряди.

— А что скажет твой отец? На ее густых темных ресницах дрожали слезы.

— Я постараюсь, чтобы он понял меня.

— А если он не поймет? Тогда тебе при­дется выбирать.

— Знаю. — Она проглотила комок. — Но кроме того, я знаю, что не могу жить без тебя.