Глава 13

Сквозь арочные окна Бейтс-Холл, главного читального зала публичной библиотеки, сияю­щими золотистыми колоннами струился сол­нечный свет. Лаура грохнула стопку книг на стол перед Коннором, и эхо удара гулко раз­неслось по просторному помещению.

Коннор просмотрел все до единой газеты, вышедшие в Бостоне за последние десять лет, после чего покинул зал периодики и произвел не меньшие опустошения в штабелях справоч­ной, исторической и художественной литерату­ры. Библиотекари не справлялись с его тем­пами, поэтому Лаура сама принялась таскать стопки книг с полок Коннору, как кочегар, подбрасывающий в топку локомотива дрова.

Но сейчас он не читал. Он смотрел на за­крытую обложку только что прочитанной кни­ги, как будто темно-зеленый кожаный переплет мог сказать ему больше, чем напечатанные слова.

— Весь пар вышел?

— Пар? — Он посмотрел на Лауру, недо­уменно подняв брови.

— Это такой оборот речи. Ты поглощал книги со скоростью паровоза, мчавшегося по рельсам, а теперь сидишь так, как будто топли­во кончилось.

— Подобные обороты — самое удивитель­ное, что я нахожу в вашем языке. — Коннор опустил глаза к книге в зеленом переплете, и его широкие плечи печально поникли.

— Что с тобой? — спросила Лаура. — Ты болен?

Нет, я здоров. — Он поднял глаза и выдавил из себя улыбку. Но печаль, скрываю­щаяся в синих глубинах его глаз, не умень­шилась. — Я надеялся, что на страницах этих книг мог найти историю моей семьи.

Лаура взглянула на заголовок, выдавленный золотыми буквами на зеленой коже: Ис­тория Ирландии.

И ты выяснил, что случилось с твоими родными?

— Нет. История моего времени тут дается очень бегло. Но здесь говорится, что власть скандинавов в Ирландии закончилась в первые годы одиннадцатого века, — Коннор водил па­льцем по заглавию, прослеживая контуры букв. — Норманны либо ассимилировались, либо были уничтожены.

Лаура подумала, что бы случилось с Коннором, если бы он остался в своем столетии. Пережил бы он резню? В ней неожиданно про­снулось сострадание, когда она подумала о судьбе, которая ждала бы Коннора в его родном веке.

— Ты думаешь, осталась ли в живых твоя семья?

— Моя семья могущественна, и у нее есть сильные союзники. Моя мать — ирландская принцесса. Я должен надеяться, что они не погибли. Возможно, ее потомки дожили до нынешних дней. — Он раскрыл ладонь, поло­жив ее на переплет книги. — Но трудно сми­риться с мыслью, что я никогда снова не увижу своих родителей, братьев и сестер. Они живут только как воспоминания во мне.

Лаура ощутила боль, как свою, и почув­ствовала ответственность за то, что он оказал­ся здесь, за то, что его жизнь разорвана на клочки. Она положила руку на его широкое плечо, надеясь хоть как-то растопить холод.

Он поднял на нее взгляд. В его синих глазах светилось понимание, как будто он ощущал все враждующие между собой чувства, проснув­шиеся в ней, как будто он знал ее лучше, чем она сама, как будто он был единственным, кто хотел дать ей утешение.

— Прости, — прошептала она. Прости, что верила в мечту, которая никогда не ста­нет правдой.

Не жалей ни о чем. Человек может жить одними воспоминаниями о своей семье, — на его губах появилась улыбка, когда он снял ее руку со своего плеча и приложил к своему сердцу, — Но без своего сердца он жить не может. Я попал туда, где хотел быть больше всего на свете.

— Ox! — прошептала она, глядя в его свер­кающие синие глаза. Тепло его кожи прони­кало сквозь ткань рубашки, пульсируя вместе с сердцем, к которому прижималась ее ладонь. Он был теплым и настоящим — здесь, в ее времени.

«Будь моей. Навечно, любовь моя», — эти пленительные слова проникли в ее разум, как песня сирены, зовущая к гибели. Нечего даже думать о совместной жизни с человеком, кото­рому нет места в этом веке.

Она убрала свою руку, и ее коже, согретой теплом его груди, внезапно стало холодно.

— Я не думала, что услышу от тебя такие слова.

Улыбка Коннора превратилась в дьяволь­скую ухмылку.

— Ты всегда боишься правды?

— Не говори чепухи. Разумеется, я не бо­юсь правды.

— И все же ты хочешь убежать и спря­таться всякий раз, как я признаюсь, сколь мно­го ты значишь для меня.

— Пожалуйста, потише! — Лаура оглядела большой зал, испугавшись, что среди немногих людей, которые сидели за столами и просматривали стопки книг, могут найтись знакомые. Она никого не узнала.

— Все в порядке? Или какой-нибудь знако­мый видел тебя в обществе ужасного варвара?

Лаура бросила на Коннора взгляд, который мог кого угодно превратить в кусок льда. Он засмеялся, и смех громом пронесся по всему залу. Люди, сидевшие за столами, оборачи­вались и бросали на них неодобрительные взгляды.

— Тихо! — прошептала Лаура, опускаясь на стул рядом с Коннором и прячась за шта­белем книг.

Лицо Коннора стало непроницаемым.

— Я забыл, что в Бостоне нельзя смеяться.

Лаура со свистом выдохнула из груди воз­дух.

— Теперь, когда ты разграбил библиотеку, я предлагаю вернуться домой.

И учить новые правила?

Лаура уперла руки в бока и принялась смотреть на него так, как ее учитель, мистер Биксби, смотрел на нее, когда ей случалось забыться в мечтах.

— Я знаю, что ты не одобряешь многих правил приличия нашего времени. Но все же, поскольку нам совсем неизвестно, сколько вре­мени ты проведешь в нашем веке, ты должен соблюдать принятые у нас нормы поведения.

Коннор кивнул.

— Покажи мне ваш город. Это самый луч­ший способ познакомиться с образом жизни в вашем веке.

Никто никогда не смотрел на нее так, как он, будто она была ключом, который откры­вает все сокровища мира. Она была учителем, а он — учеником, стремящимся познать жизнь, и его глаза горели восхищением. Как это ис­кушало и как было опасно!

— На одном из планов Бостона я заметил, что поблизости есть железнодорожная стан­ция. Мне бы очень хотелось взглянуть на па­ровоз.

— Я думаю, будет разумнее вернуться до­мой.

— Хорошо. — Он откинулся на спинку сту­ла. — Я вернусь к обеду.

— Не думаю, что тебе стоит ходить по городу одному. Он ухмыльнулся.

— Я рад, что ты передумала. Я всегда очень рад твоему обществу.

— Ох, ты самый несносный…

— Потише, пожалуйста, — прошептал он, бросив на нее неодобрительный взгляд, кото­рый очень напоминал мистера Биксби, если не считать озорных искорок в его синих глазах.

Лаура постучала пальцами по столу, про себя перебирая варианты и поняв, что он ос­тавляет ей только одну возможность.

— Я позвоню тете Софи и скажу, что мы не вернемся к ленчу.

Паровозное депо, находившееся за вокза­лом, выглядело гигантской рукотворной пеще­рой с железными балками, поддерживающими сводчатую кровлю, и железными столбами, спускающимися от крыши к земле. Холодный ветер прилетал из дальнего конца паровозного логова, раздувая штанины на ногах Коннора, когда он шел вдоль высокой железной изгороди, за которой скрывался огромный желез­ный зверь.

— Насмотрелся на поезд? Я думаю, пора идти. — Лаура оглянулась через плечо, на ши­рокий наклонный пандус, ведущий к главному зданию вокзала. — Пока нас никто здесь не увидел.

— Что плохого в том, что мы здесь стоим? Лаура прикусила губу.

— По расписанию поезд отходит только через два часа.

— И ваши правила запрещают стоять и любоваться им?

Лаура уперлась руками в бедра и пронзила его одним из твоих ледяных взглядов, кото­рыми так гордилась.

— Никто в Бостоне не станет стоять на платформе и глазеть на поезд. Он усмехнулся.

— Я стану.

Она с шипением выпустила воздух меж зу­бов.

— Да, конечно.

Как объяснить ей, что заставляет его пожи­рать глазами этот механизм? Паровая машина принесла с собой индустриальную революцию, навсегда изменила лицо того мира, который знал Коннор, превратив его в нечто новое, что он должен был исследовать.

— Посмотри на поезд, Лаура! Он велико­лепен. — Коннор положил руку на холодные железные ворота в надежде отворить их. Но ворота были заперты.

Лаура нахмурилась, глядя сквозь решетку.

— Tы должен понимать, что поезда — обычное явление. Больше никто не смотрит на поезд с изумлением.

Поезд стоял на железных рельсах, как от­дыхающее чудовище. Другие пути, которые ве­ли от деревянной платформы к противополож­ному концу огромной железной пещеры, были пусты, стальные звери спаслись отсюда бег­ством.

— Какая жалость, что люди больше не ви­дят в этом изобретении чуда!

— Почему?

— Когда мы перестаем видеть чудо в чем-нибудь, столь же великолепном, как это меха­ническое совершенство, мы перестаем заме­чать чудеса вокруг себя.

— Чушь! — Лаура отвернулась от него и взглянула на поезд, нахмурив брови. — Взрослые люди не должны смотреть на обык­новенные предметы и видеть в них чудеса.

— И все же вокруг нас каждый день тво­рятся чудеса.

Лаура взглянула на него, подняв тонкие брови.

— Да, я видела одно чудо, без которого вполне могла бы обойтись.

— Если ты не хочешь, чтобы я был здесь, зачем же звала меня? — Коннор провел рукой над решеткой, ощупывая затвор.

Лаура выпрямилась, вздернув подбородок.

— Я не звала тебя!

— Но меня призывал именно твой голос.

— Такого не может быть! — Лаура отсту­пила назад, как будто правда вырастала между ними перекрученным терновником и она боялась запутаться в нем. — Тебя вызвала тетя Софи.

— Ты уверена?

— Конечно! — Лаура схватилась за один из железных прутьев изгороди, и черная пер­чатка туго натянулась на ее руке. — Я не могла бы вызвать тебя.

— Потому что это означало бы, что ты хочешь моего присутствия?

— Естественно.

— И именно это тебя пугает? Или же ве­роятность того, что ты обладаешь магичес­кими способностями?

— Глупо даже думать о такой возможнос­ти. — Она понизила голос до шепота, как буд­то боялась, что ее услышит кто-нибудь на да­леком вокзале. — Разумеется, у меня нет ника­ких магических способностей.

Коннор вздохнул, поняв, что ему не скоро удастся поведать ей правду о себе.

— А теперь, пожалуйста, пойдем.

— Сейчас. — Он открыл ворота. Заскреже­тало железо.

—Странно… — Лаура смотрела на ворота так, как будто они внезапно заговорили. — Они должны быть заперты.

— Может быть, сторожа узнали о моем приходе?

— Поверь мне, Коннор, никто не имеет понятия о том, что ты в Бостоне.

— Да, но мне здесь очень нравится. — И он прошел в ворота и ступил на широкую де­ревянную платформу.

— Тебе туда нельзя! Я уверена, что пас­сажирам вход на платформу без сопровожде­ния служащего вокзала запрещен.

— Я нигде не видел запрета. — И Коннор направился к поезду, зачарованный огромным механизмом.

— Коннор, вернись немедленно! Он обернулся. Лицо Лауры пылало от яро­сти.

— Говорил ли тебе кто-нибудь, что из тебя выйдет хороший генерал? Она нахмурилась.

— Почему?

— Ты любишь приказывать. — Он повер­нулся и зашагал по платформе к локомотиву.

— Коннор! — крикнула Лаура. — Этого нельзя делать! У тебя будут неприятности.

Он оглянулся через плечо туда, где она стояла за воротами, как будто ей по-прежнему преграждала проход запертая решетка. Лаура смотрела ему вслед — генерал, разъяренный непослушанием подчиненного.

— Я на минутку!

— Упрямый варвар!

Он улыбнулся ее гневу, догадываясь, какие цепи сковывают ее. Когда-нибудь он разорвет эти цепи.

Проходя мимо пассажирских вагонов, он заглядывал в их окна. В первых двух вагонах вдоль центрального прохода стояли деревян­ные скамьи, но в остальных вагонах все было совсем по-другому. Красный бархат покрывал узкие диваны, стоявшие рядами по обе стороны узкого прохода, в других стояли лицом друг к другу плетеные кресла, а в последнем вагоне он увидел обеденные столы и стулья. Очевидно, эти вагоны предназначались для представителей разных сословий.

Он остановился около огромного локомо­тива и прижал ладонь к холодному черному железу— коже этого рукотворного тяглового животного. В его теле отдавалась мощь ма­шины, примитивной, но сильной. Он читал о железнодорожных катастрофах, о животных, убитых паровозами, о людях, погибших при крушении. Вот она какая, современная магия.

— Эй, вам нельзя здесь находиться, сэр! Коннор оглянулся через плечо. От ворот к нему бежал высокий, крепкий человек, оде­тый в темно-синие брюки и темно-синюю ши­нель с блестящими медными пуговицами. Коннор бросил взгляд мимо служащего на Лауру, крепко вцепившуюся в железные прутья ворот. Выражение ее лица говорило, что все ее страхи оправдались.

Служитель остановился около Коннора, за­дыхаясь, как упряжная лошадь, которую за­ставили бежать в дерби.

— Сэр… я должен… попросить вас… вер­нуться, на вокзал.

— Возможно, вы простите мне мое любо­пытство, — улыбнулся Коннор. — Я никогда раньше не видел поезда.

Человек насупился, оглядывая Коннора с подозрением.

— Никогда не видели поезда?

— Никогда.

— Однако, к сожалению, вы не имеете пра­ва находиться на платформе без билета. И да­же с билетом — только перед отправлением поезда. — Он указал на здание вокзала: — Ес­ли вы будете так добры…

Коннор смотрел прямо в темные глаза слу­жителя, посылая ему в мозг простые слова:

«Не хотите ли осмотреть поподробнее, сэр?»

Служитель колебался, в его глазах появи­лось удивление.

— Не хотите ли осмотреть поподробнее, сэр? — пробормотал он.

— Да, с удовольствием. Спасибо. Лаура вздохнула полную грудь морозного воздуха, когда они покинули станцию.

— Не понимаю… — Она шла рядом с Коннором, удаляясь от внушительного каменного сооружения, и под ее ногами скрипел снег. — Почему тот человек устроил тебе экскурсию по поезду?

— Я сказал ему, что никогда раньше не видел поезда.

— И только? — Лаура смотрела на Кон­нора, все еще не веря своим глазам. Похоже было на то, что он управлял волей служи­теля. — Значит, ты просто сказал ему, что ни­когда раньше не видел поезда, и он решил показать его тебе?

— Исключительно любезный джентльмен.

— Невероятно! — Из ее рта вырвалось облачко пара. — Нам повезло, что он оказался таким сговорчивым.

— Да. — Коннор обернулся через плечо и нахмурился.

— В чем дело?

— Мне показалось, что за нами следят. Лаура тоже обернулась, не увидев никого, кроме нескольких людей, двигавшихся по усы­панному снегом тротуару.

— Вероятно, это служитель хотел убедить­ся, что ты нашел дорогу.

Коннор улыбнулся, и в его глазах зажглось тепло, которое согревало Лауру, как сильные руки.

— Я всегда знаю дорогу, когда ты рядом.

— Оставь свою лесть для тех, кому она нужна.

— А я думал, что все женщины любят лесть.

— Возможно, ты мог покорить любую ле­ди девятого века своими ужимками, но ты сам скоро убедишься, что я не поддамся твоим сомнительным чарам.

На его губах заиграла дьявольская усмеш­ка, от которой ее сердце забилось быстрее, и он подмигнул.

— Когда-нибудь, любовь моя, ты станешь моей.

— Как бы ни так! — Она отвела от него взгляд, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Этот человек— негодяй, искушенный жизнью, хотя жизнь в девятнадцатом веке зна­чительно отличается от жизни в его времени. Она не станет жертвой его чар. Она наверняка не поддастся обманчивым обещаниям, кото­рые видела в его глазах, какими бы заман­чивыми они ни были.

Лаура заглянула в витрину лавки, мимо которой они проходили, и ее внимание при­влекли ряды шоколада за стеклом, вперемежку с пакетиками мятных лепешек и квадратиками карамели.

— Что это за магазин? — спросил Коннор, останавливаясь рядом с ней на тротуаре.

— Это кондитерская мистера Халлорана. — Лаура смотрела сквозь витрину на боль­шой плакат, висевший на стене за прилавком, где сообщалось об имеющихся в продаже сор­тах мороженого. Она едва не ощущала густое, вязкое лакомство, тающее на языке. — Он де­лает самое вкусное шоколадное мороженое во всем Бостоне.

— Мне бы тоже хотелось его попробо­вать, — и Коннор направился к входу в лавку.

Лаура смотрела в витрину, и у нее текли слюнки. Но им нельзя есть мороженое сейчас, перед ленчем.

Коннор открыл дверь, зазвенел колоколь­чик. Отступив с прохода, Коннор жестом при­гласил Лауру войти в лавку первой.

Лаура колебалась, думая о мороженом и тех условностях, которые мешали ей пола­комиться им. Однако почему бы им не купить лимонных леденцов для Меган, верно?

Вооружившись таким достойным мотивом, она вошла в лавку. Теплый воздух кондитер­ской был полон сладких запахов шоколада, мяты и кленовых ирисок.

— Добрый день, мисс Салливен, и вам, сэр. — Мистер Халлоран положил свои пухлые руки на деревянный прилавок. Его седая го­лова едва ли на фут поднималась над поли­рованной поверхностью. — Вам ваше обычное, мисс?

— Обычное — это какое? — спросил Кон­нор, взглянув на Лауру и улыбнувшись. Лаура облизала губы.

— Обычное — это шоколадное. Очень вкус­ное шоколадное мороженое.

— Что такое мороженое? — спросил Коннор у маленького человека за прилавком.

— Это сметана, сахар и яйца, смешанные с разными добавками, — Халлоран открыл крышку за прилавком и наклонился, чтобы зачерпнуть из серебристого ведерка. — Затем смесь замораживают и получается вот такое.

Коннор взял предложенную ему ложку, глядя на наполняющую ее темную субстан­цию.

— Это — с шоколадом.

— Самым лучшим в мире, — прошептала Лаура.

Коннор засунул ложку в рот и улыбнулся, распробовав сладкое лакомство.

— Я хочу попробовать все сорта. Лаура потянула его за рукав.

— А как же ленч?

— Устроим его здесь. — Коннор указал на три белых столика около витрины. — Съедим на ленч мороженое.

Лаура покачала головой.

— Мороженое на ленч не едят.

— Тогда съедим мороженое, а ленч — по­том.

— Нельзя есть мороженое перед ленчем! — Лаура уперла руки в бедра. — Мороженое едят на десерт.

Коннор нахмурился.

— Еще одно правило?

Лаура наморщила лоб.

— Нет, просто десерт едят после главного блюда.

— Почему? — спросил Коннор.

— Потому что… — Лаура бросила взгляд на мистера Халлорана, который смотрел на них улыбаясь. — У тебя в животе не останется места для нормальной еды.

— Но если я съем нормальную еду, у меня в животе может не остаться места для мо­роженого, — Коннор взглянул на пустую лож­ку, как будто это было самое печальное зре­лище, какое он когда-либо видел. — Я думаю, что сперва съем мороженое, а затем попытаю счастья с ленчем.

С этим человеком просто невозможно спо­рить!

— Ладно. Но только не шесть порций, — Лаура подняла руку, когда Коннор попытался возразить. — Тебе станет плохо, если ты съешь шесть порций мороженого на пустой желудок.

— Против этого ничего не возразишь, — он улыбнулся ей. — Как ты считаешь, с чего мне начать?

— С шоколадного, ванильного и… — Ла­ура взглянула на вывеску за прилавком, — и попробуй персиковое.

— Ты должен понять, что это ребячест­во! — Лаура сидела с Коннором за одним из круглых столиков около окна кондитерской, запуская ложку в пухлый шарик шоколадного мороженого. — Ни один разумный человек не станет есть мороженое перед ленчем.

— Я никогда не пробовал ничего подобно­го! — Коннор взял ложкой персиковое моро­женое. — Это чудесно!

Лаура не могла не улыбнуться, глядя, как его лицо просияло.

— Многие люди любят есть мороженое только летом.

Коннор указал ложкой на ее блюдечко.

— Ты не входишь в их число.

— Должна признаться, что могла бы есть мороженое круглый год.

— Ну и ешь, если хочешь. — Коннор под­нес к губам ложку ванильного мороженого, отправил ее в рот, улыбнувшись от удоволь­ствия.

— Мы не всегда можем делать то, что нам хочется. — Она опустила глаза к своей вазочке, почувствовав укол вины за неподобающий по­ступок. — Моя мать подумала бы, что я сошла с ума, если бы сейчас увидела меня.

— Я согласен, что есть правила, которые нельзя нарушать. — Коннор простым, но изящным движением промокнул губы салфет­кой. — А иные правила предназначены только для того, чтобы лишить нас свободы. Эти правила не стоит соблюдать.

— Но если все будут так считать, то в мире воцарится хаос.

— От того, что мы едим мороженое перед ленчем?

— Конечно, нет. — Лаура погрузила ложку в мороженое. Правила, по которым она жила всю свою жизнь, казались ему глупыми. — Я так и знала, что ты не поймешь.

— Потому что я — викинг и разбойник? Лаура взглянула прямо в его бездонные синие глаза, которые снова и снова поражали ее своей красотой. Она глубоко вздохнула, пы­таясь успокоить колотящееся сердце, но сдав­ленное горло не пропускало воздуха.

Если не замечать взъерошенной черной гри­вы, Коннор выглядел настоящим викториан­ским джентльменом в белой рубашке, галстуке и светло-сером пальто. Но все же за изыскан­ной внешностью скрывалась могущественная сила, которую он излучал и которая окутывала Лауру, как солнечное тепло, грозя сжечь ее, если она окажется слишком близко. Но какая-то часть ее существа, глупая девочка, продол­жавшая жить в глубине ее души, пыталась представить, что будет, если дать этому пламе­ни лизать свою кожу. Она содрогнулась, испуганная мыслями, возникающими в ее мозгу.

— Ты боишься чего-нибудь? Он нахмурился, явно удивленный внезап­ным поворотом ее мыслей.

— Я не был бы человеком, если бы не испытывал страха.

— Но похоже, ты не боишься ничего. Ты ко всему подходишь так, как будто это чу­десное новое открытие, которое ты собираешь­ся объявить своей собственностью.

— Ваш век полон для меня новых откры­тий.

— Да, конечно. Но большинство людей ис­пугалось бы таких огромных перемен за такое короткое время.

Коннор выглянул в окно. Солнечные лучи били ему в лицо, золотя кончики густых чер­ных ресниц.

— Ты когда-нибудь видела единорога?

— Конечно, нет. Никаких единорогов не бывает.

— Их теперь не осталось. — Он улыбнулся и взглянул на нее глазами, полными озорных искорок. — Но когда-то единороги населяли холмы великой островной страны. Они были любимыми животными Туата-Де-Дананн, лю­дей, которые правили Атлантидой.

— Атлантидой? — Лаура засунула в рот ложку мороженого, чувствуя, как шоколадная смесь тает на языке. Но в ее памяти стоял запах экзотических пряностей, преследуя и со­гревая ее изнутри; она всегда будет помнить этот вкус. Лаура проглотила комок. — Я чуть-чуть старовата, чтобы верить в сказки.

— Если вспомнить все, что случилось за последние несколько дней, тебе действительно трудно поверить, что Атлантида и единороги существовали. — Он проглотил ложку моро­женого, и на его губах осталась липкая белая полоска.

— Хорошо. — Взгляд Лауры был устрем­лен на его язык, слизывающий мороженое с губ, и у нее во рту пересохло, когда она вспомнила, как этот скользкий язык прикасал­ся к ее губам. — Так что же случилось с едино­рогами в Атлантиде?

— Королевский колдун предвещал катаст­рофу, которая уничтожит остров. Были сдела­ны приготовления, чтобы по возможности спасти людей и животных. Были построены огромные корабли, и начался исход. Но когда настала очередь единорогов подняться на суда, они отказались. Никто не смог убедить жи­вотных покинуть остров, который был их ро­диной.

— Неужели их нельзя было увезти на­сильно?

— Так и сделали. Но единороги, которых силой увезли с острова, умерли еще до того, как корабли достигли новой земли. Страх пе­ред переменами лишил их силы духа и му­жества.

Лаура поймала себя на том, что смотрит на его губы, наблюдая, как он отправляет в рот мороженое, и думая, что получится, если смешать мороженое и пряный вкус его рта.

— Надо думать, мораль твоего рассказа такова: те, кто не в силах измениться и приспо­собиться к новым условиям, погибают.

Коннор кивнул.

— Мы должны обладать силой, чтобы гнуться, мужеством, чтобы встречать переме­ны, и мудростью, чтобы знать, как приспо­собиться к новой жизни.

Лаура отвела от него взгляд, пораженная мудростью, которой светились его глаза; эта мудрость порождала в ней чувство, как будто все правила, которые она соблюдала всю свою жизнь, были не чем иным, как железными пру­тьями, превращающими ее в узницу приличий.

Но этот человек — викинг, Боже милосерд­ный! От него нельзя ожидать, что он станет подчиняться законам общества. И, разумеется, не ей нарушать эти законы. Лаура погрузила ложку в тающее мороженое. Это его вина. Если бы он не поцеловал ее, она бы не сидела здесь, думая о скандальных вещах. У него нет никакого права заставлять ее мысли двигаться по путям, запретным для настоящей леди. Ни малейшего права.

Загрузка...