Авилон, Бразилия. 1895 г.
— Учить детей летать буду я, — сказала Сиара, и, выпятив подбородок, поглядела на сестру. — В конце концов, я — их бабушка.
Эйслинг уперла руки в бедра.
— Если мне не изменяет память, Сиара, ты даже не хотела, чтобы Коннор отправился в этот век, а теперь проводишь здесь почти столько же времени, сколько в Эрин. Ты не боишься, что твой викинг станет скучать по тебе?
Коннор сидел в кресле-качалке, обитом бордовой кожей, в библиотеке своего дома в Авилоне, наблюдая за спором матери и тетки. Они стояли лицом друг к другу в круге света, льющегося сквозь открытую французскую дверь, не замечая нежного ветерка, который приносил из сада запах роз.
Его дети сидели рядом на ковре — пятилетний сын Куинн и Гленна, трехлетняя дочь. Между ними на зелено-золотом ковре возвышался замок из кубиков, но Куинн и Гленна сидели, задрав свои темные головки, и смотрели на препирающихся женщин.
— Мне кажется, тебе пора найти супруга, Эйслинг, — заявила Сиара, разглаживая широкий рукав сапфирового шелкового платья. — Если бы у тебя были собственные дети, ты оставила бы моих внуков в покое.
Эйслинг повертела в пальцах кулон — изумрудный птичий глаз, оправленный в старинный золотой медальон, замерцал в солнечном свете.
— Во-первых, если бы не я, Коннор никогда бы не нашел Лауру, и ты бы никогда не увидела этих прелестных деток.
— Как ты можешь… — Не договорив фразы, Сиара взмыла в воздух.
— Великий Алексис! — Эйслинг последовала за ней.
Куинн захлопал в ладоши. Гленна засмеялась.
— Коннор! — закричали обе женщины. Коннор пожал плечами, улыбнувшись женщинам, которые парили в пяти футах над полом.
— Я тут ни при чем.
— Но если это не ты, — сказала Эйслинг, глядя на детей, то…
— Это означает… — Сиара улыбнулась, взглянув на внуков. — Какие вы талантливые, мои дорогие. А теперь спустите вашу бабушку вниз.
Гленна, хихикая, помотала головой.
— Куинн, Куинн! Я горжусь тобой, но ты должен спустить меня, — сказала Эйслинг.
Куинн поднял кубик и поставил его на замок.
— Когда вы пообещаете не ссориться.
— Но мы вовсе не ссорились, мой дорогой, — возразила Эйслинг. — Мы просто немного разошлись во мнениях. Куинн покачал головой.
— А мне кажется, что ссорились.
— Коннор, сделай что-нибудь со своими детьми! — потребовала Сиара.
Коннор опустился на одно колено рядом с детьми. Куинн взглянул на отца, и его глаза темно-зеленого цвета внезапно наполнились сомнением. Гленна посмотрела на Коннора глазами цвета летнего неба, невинная, как ангел. Оба затаили дыхание, ожидая услышать, что скажет отец.
— Какой красивый замок, — сказал Коннор, приставляя кубик к крылу, начатому Куинном. — Я очень горжусь вами обоими.
Гленна сплела пальцы и улыбнулась. Куинн подмигнул отцу. Коннор едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
— Коннор, прикажи им спустить нас! — закричала Эйслинг, когда Коннор направился к открытым французским дверям.
— Я не имею ни малейшего намерения мешать вашим урокам. — Коннор обернулся, дойдя до двери, ведущей в сад, и улыбнулся тетке и матери. — Подумать только, сколько они уже знают! — Он вышел из комнаты, тихо улыбаясь при звуках долетающих в сад голосов.
— Куинн, Гленна, спустите меня, мои милые ангелы, — умоляла Эйслинг.
— Я дам вам большой кусок имбирного пряника, если вы спустите вашу бабушку вниз, — вторила ей Сиара.
Коннор нашел Лауру в саду. Она сидела на каменной скамье посреди клумбы с разноцветными розами и держала чашу с мороженым, глядя на руины древнего Авилона.
Хотя его ноги, обутые в сапоги, бесшумно ступали по черным камням, из которых были выложены дорожки в саду, Лаура обернулась, когда он подошел к ней, как будто ощутила его присутствие. Она улыбнулась, маня его к себе теплым взглядом.
— Мороженое перед ленчем? — спросил Коннор, подходя к ней. Красные, белые и розовые цветы склонялись ему навстречу.
— Наверно, я ужасно испорченная. — Лаура улыбнулась ему, и в ее изумрудных глазах заплясали веселые искорки. — Хочешь?
— С удовольствием, — он опустился рядом с ней, примостившись между ее колен, и зелень ее брюк протянулась вдоль его черных штанин. Лаура давно оставила жесткие корсеты и платья, предпочитая им мягкие, ниспадающие туники и штаны, популярные у женщин Авилона. Только во время частых визитов в Бостон она облачалась в одежду, приличествующую викторианской леди.
Она взяла ложечку мороженого и поднесла к его губам.
— Попробуй.
Он раскрыл рот, и сладкий шоколад растаял у него на языке.
— Я знаю более интересный способ попробовать мороженое, — сказал он, забирая ложку из ее пальцев.
Наполненный ароматом роз ветерок взъерошил его волосы.
— Правда?
— Сейчас увидишь. — Он положил серебряную ложку на скамейку рядом с ней и окунул кончик пальца в шоколадное мороженое.
— До сих пор ешь пальцами?
— Некоторые блюда лучше есть твоими пальцами. — Он прикоснулся пальцем к ее губам, оставляя на них след мороженого. — И твоим языком.
— Грубый варвар! — Она улыбнулась, когда он запустил руку в ее золотые волосы, обнимая за шею и привлекая к себе.
— Сладкая леди, — прошептал он, прижимаясь к ней губами.
— Можно придумать еще более интересные способы есть мороженое, — отозвалась она. — Пойдем наверх, в нашу комнату.
Он ущипнул ее за подбородок.
— У тебя же нет ничего нехорошего на уме, верно?
— Только то, что когда-то один разбойник-викинг научил меня делать с медом. Он улыбнулся.
— Я твой раб, моя леди. Делай со мной все, что пожелаешь.
Лаура засмеялась и щелкнула пальцами. Они исчезли в тихом шепоте ветра, оставив лишь серебряную ложку, блестевшую на солнце. И в спальне, выходящей окнами в сад с розами и на древний город, выстроенный их предками, чародей и его возлюбленная нашли свой зачарованный рай.