Возлюбленная колдуна

Глава 12

— А где родители Меган? — спросил Кон­нор, когда они выходили из дома.

— Мать Меган умерла в родах. — Лаура огляделась и с облегчением убедилась, что мисс Гарднер нигде не видно. Она не раз стал­кивалась с матерью Филиппа во время утрен­них прогулок. Миссис Гарднер любила ходить по Бикон-стрит, как королева, обозревающая свои владения, или сплетница в поисках свежей информации. — Вскоре после этого отец Меган бросил девочку. Он не хотел брать на себя лишние хлопоты по воспитанию ребенка.

— Мать Меган была дочерью Фионы? Лаура кивнула, вспоминая застенчивую мо­лодую женщину, которая была ее подругой несколько недолгих лет.

— Ее звали Эрлин.

Коннор оглядывался, как будто поражен­ный высокими каменными домами, выстроив­шимися вдоль улицы.

— Меган родилась слепой?

— Нет. — Лаура остановилась на усыпан­ном снегом тротуаре, ожидая, когда проедет экипаж, прежде чем перейти Бикон-стрит. — Четыре года назад, когда ей было три года, она перенесла лихорадку и ослепла. Она видит смутные очертания, но не больше.

— И врачи оставили надежду вернуть ей зрение?

Лаура прищурила глаза, ослепленная сол­нечным блеском, отражающимся от снега, ко­торый усыпал Общинный Луг сверкающими белыми бриллиантами.

— Они говорили, что, может быть, зрение вернется к ней со временем, но едва ли. Но с тех пор прошло столько лет, и я сомневаюсь, чтобы это когда-нибудь произошло.

— Она счастлива, хотя и лишена зрения.

— Да. — Коннор улыбнулся, взглянув на Лауру. — Ее тепло тронуло меня.

«Как его тепло тронуло мою душу», — по­думала Лаура и вздрогнула, поняв это.

Она шла рядом с Коннором, и снег скрипел у нее под ногами. Вязы поднимали изогнутые ветви, образующие серебристый полог над их головами. Они были единственными людьми в парке, единственными людьми в этом свер­кающем мире ceрeбpa и белизны. И почему-то — хотя она не хотела понимать, почему — ей казалось правильным, что она здесь, с ним. В сущности он провел с ней большую часть ее жизни.

— Когда я был ребенком, мы с братьями строили снежные крепости. Мы разделялись на армии и проводили великие сражения.

Холодный ветерок взъерошил его черные волосы.

— Наверно, маленькие викинги должны учиться воевать.

— Нет, просто все дети любят играть в снегу.

— Неужели? — Лаура отвернулась от Коннора, чувствуя, как в ней зашевелились вос­поминания, принося с собой холодок, как буд­то с какого-то мрачного, пустого места у нее в душе сбросили покрывало.

— Разве ты не любила играть в снегу? — удивился Коннор.

«Как ты можешь играть в снегу!» — эхом отдавались в ее памяти слова, произнесенные в такое же утро, после сильного снегопада, когда Лауре было шесть лет. Сад позади ее дома был таким красивым, как будто солнце разбросало бриллианты по снегу. Надев паль­то, перчатки и ботинки, она выскользнула из дома, чтобы поиграть на поле сверкающих алмазов.

Лаура вспомнила колючий холодок на ще­ках, когда она бросала пригоршни снега к солнцу, глядя, как он осыпается на нее дож­дем бриллиантов. Затем за ней пришел Ридли. Она вспоминала печаль его темных глаз, когда он вел ее в комнату матери.

«О чем ты думаешь, глупый ребенок? — от­читывала ее мать. — Ты хочешь заболеть? Ты хочешь притащить в дом заразу? Ты когда-нибудь убьешь меня своим безрассудством».

Лаура глубоко вздохнула, втянув в себя едкий запах горящего дерева и угля, который дымом поднимался из сотен труб, почувство­вав такой же острый укол вины, как и в то далекое утро. Она обещала матери, что боль­ше никогда не будет играть в снегу. И она сдержала обещание.

— Лаура! — Коннор дотронулся до ее руки.

Она повернулась к нему.

— Что?

Коннор улыбнулся, слегка изогнув губы, как будто он мог прочесть каждую ее мысль.

— Ты любила ребенком играть в снегу? Она отвела взгляд.

— Нет, играть в снегу для меня не пред­ставляло никакого интереса.

— Ясно…

Этому человеку с его красивыми синими глазами было ясно слишком многое. Лаура шагала по снегу толщиной в несколько дюймов там, где вчера расчистили тропинку, и в три или четыре фута там, где он скапливался неделями.

— Пора возвращаться. Тебе нужно нау­читься танцевать и…

Что-то ударило ее в спину. Лаура обер­нулась и увидела, что Коннор стоит, улыбаясь, в нескольких ярдах позади нее.

— Что это было?

— Я бросил в тебя снежный шарик.

— Ты бросил в меня снежком?

— Вот именно, — Коннор наклонился и на­брал пригоршню снега из сугроба, достававше­го ему до колен.

Лаура смотрела, как он медленно скатыва­ет снежок.

— Немедленно выбрось!

— Хорошо, — он бросил снежок, едва взмахнув рукой.

У Лауры перехватило дыхание, кода мяг­кий снежок ударил ее в грудь, плеснув снегом в лицо.

— Что ты делаешь, ты… ты…

— Варвар?

— Да! — крикнула она, стряхивая снег, прилипший к изумрудно-зеленой шерсти пальто.

— Я предлагаю тебе защищаться. — Он набрал в горсть снега. — Сейчас я кину еще один!

— Джентльмен никогда не…

— Я предупреждал тебя! — И Коннор под­бросил снежок. Блестящий серебристый шарик по дуге опустился на ее зеленую бархатную шапочку, преломив черные страусовые перья и осыпав снегом ее плечи.

Лаура взвизгнула.

— Как ты смеешь!

— Я смею, я варвар! — И он нагнулся за новым снежком.

Она откинула с глаз сломанное страусовое перо.

— Сейчас же прекрати!

— Он не такой мокрый, как мне бы хоте­лось, — заметил Коннор, лепя снежок. — Са­мые лучшие снежки получаются из тяжелого, влажного снега.

Лаура огляделась, надеясь, что никто не видит этот спектакль. Парк был пуст.

— Но и этот снег сойдет! — Коннор бро­сил снежок, попав ей в бедро. Что-то хруст­нуло внутри нее: лед, защищавший ее самооб­ладание, дал трещину.

— Немедленно прекрати!

— Слепи снежок и брось в меня.

— Я сейчас тебя задушу! Коннор разразился густым, раскатистым смехом, как человек, который любит смеяться.

— Попробуй — вот я! — крикнул он, вытя­гивая в стороны руки.

— 0-о-х! — Она схватила пригоршню сне­га и швырнула в него. Снежные крупинки взметнулись облаком алмазной пыли.

— Слепи снежок! — посоветовал он, скаты­вая аккуратный снежный шарик.

— Я не собираюсь вступать в… — Снежок ударил Лауру в плечо, раскалывая лед внутри нее. — Ах ты… — Она схватила горсть снега, слепила снежок и швырнула прямо ему в лицо.

— Неплохая попытка! — усмехнулся Коннор.

«Сейчас я покажу этому наглецу!» — ду­мала Лаура, вылепив отличный большой сне­жок. Когда она обернулась, Коннор попал ей в руку точно нацеленным броском.

— Негодяй! — крикнула она, запуская в не­го свой снаряд. Снежок ударил его в грудь, окатив фонтаном снежных хлопьев.

— Отличный выстрел! — похвалил Коннор, вытирая снег с подбородка.

Лаура рассмеялась и затанцевала на цы­почках.

— Получилось!

Очередной снежок попал ей в грудь, осыпав ее лицо холодными хлопьями.

— Ах ты… подлец! — Она слепила снежок и побежала за ним, чтобы прицелиться поточ­нее.

Коннор отступал от нее, сотрясая мороз­ный воздух своим смехом, пока ее снежок не угодил ему точно в лицо. Он заморгал, счищая снег, попавший на густые ресницы.

Лаура засмеялась чистым, звенящим сме­хом, который поднимался из родника, скрыто­го где-то глубоко внутри нее. Прошло много-много времени с тех пор, как она в последний раз чувствовала такую свободу.

Воздух сотрясло глухое рычание. Она ус­пела только взвизгнуть, когда Коннор бросил­ся на нее. Он обхватил ее руками вокруг пояса и повалился вместе с ней в сугроб. Снег, взле­тевший в воздух серебристыми тучами, оседал им на головы.

— Викинг! — смеялась она, упираясь ему в плечи и отталкивая его от себя.

— Чаровница, — отвечал он, улыбаясь ей. Над ними плыли снежинки, сверкая на солнце и осыпая его волосы алмазами, серебря его черные брови, целуя его улыбающиеся гу­бы. Лаура неподвижно лежала под ним, вне­запно ощутив тепло его тела, прижимавшегося к ней.

Едва слышный внутренний голос кричал ей: так нельзя! Нельзя быть так близко к нему! Это неприлично. Нет, это опасно. Чересчур опасно. И все же она не могла найти слов, чтобы приказать ему оставить ее в покое. Она столько времени провела одна, и с ней был Коннор, только Коннор.

— У тебя такой чудесный смех, — сказал он и смахнул снег с ее щеки, прикасаясь хо­лодной и гладкой черной перчаткой к ее коже, и ей ужасно захотелось ощутить тепло его пальцев. — Ты должна чаще дарить его другим людям.

Снежинки таяли на его смеющихся губах, и прозрачные капли падали на ее губы, теплые от его поцелуя. Она помнила, каким было прикосновение его губ: крепким, нежным и бесконечно соблазнительным. Неужели он целовал ее только вчера? Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как его губы прижались к ней.

Она высунула язык изо рта, ловя и пробуя снег на вкус. Коннор шумно вдохнул воздух.

Густые черные ресницы опустились — он посмотрел на ее губы. Лаура знала, о чем он думает. Он хотел поцеловать ее. И он по­целует ее, если его не остановить. Она должна остановить его, думала Лаура, глядя, как его губы приближаются к ней. О Боже, да, она должна остановить его!

— Лаура! — прошептал он, прикасаясь к ней губами. — Моя прекрасная Лаура!

Его дыхание согревало ее окоченевшую ще­ку. Он целовал ее, медленно прижимаясь сво­ими губами к ее губам. «Нужно остановить его! Нельзя позволять ему такие вольности!» Но когда Лаура попыталась оттолкнуть его, ее пальцы ухватились за его широкие плечи, пытаясь крепче прижиматься к нему.

Он был как лето, пришедшее в мир вечной зимы. Он был как все улыбки, какие она видела в жизни, смех, который она когда-либо слыша­ла, все надежды и все мечты. И она хотела его тепла, его улыбки, его смеха.

Вдруг из его груди вырвалось рычание. Кончик его язычка проник в щель между ее губами. Лаура вспомнила восхитительный вкус его языка, проникающего ей в рот и сра­жающегося с ее языком. Она знала, что хочет снова почувствовать это, и сильнее, гораздо сильнее, чем прежде.

Она раскрыла рот, уступая натиску его скользкого языка. У него был вкус корицы, кофе и тех пряностей, которые всегда заставят ее вспоминать о Конноре, только о Конноре.

Руками она обхватила его за шею, чтобы быть ближе к нему. Но как бы крепко она ни прижималась к нему, этого было недоста­точно, явно недостаточно. Их разделяла плот­ная одежда.

В ее мозгу вспыхнули видения из запретно­го сна. Каждая клеточка тела хранила воспо­минания о том, как его Кожа скользила по ее коже, как его плоть прикасается к ней, стре­мясь к таинственному месту, спрятанному глу­боко внутри нее.

Она извивалась под ним, пытаясь подо­браться ближе к его телу. Неожиданно она почувствовала, как он застыл, услышала бо­лезненный стон. Затем Коннор поднялся, осво­бождая ее.

Он смотрел на нее, выдыхая на ее губы теплые облачка пара. Лаура устремила взгляд в невероятную синеву его глаз, желая его поце­луя и недоумевая, почему он остановился.

Он проглотил комок в горле.

— Ты простудишься, если будешь лежать.

«Слишком поздно», — подумала Лаура, ког­да реальность ледяной водой проникла ей в жи­лы. Она закрыла глаза, чтобы не видеть неотра­зимой красоты его лица. Нужно прекратить эти глупости! Нельзя путать сны с реальностью. Господи, помоги ей, она должна уберечь себя от гибельного увлечения этим викингом.

Лаура чувствовала, как Коннор отстраняет­ся от нее. Ей с трудом удалось удержаться от того, чтобы потянуться к нему. Если она не справится со своими причудливыми фантази­ями… Лаура содрогнулась, подумав о послед­ствиях. Однако она не знала толком, была ли это дрожь страха или дрожь предчувствий.

Она встала, не замечая его руки, которую Коннор протянул, чтобы помочь ей.

— Ты должен прекратить это.

— Что именно?

— Такое неприличное поведение, — объяс­нила она, стряхивая снег с пальто. — Джентль­мен никогда не застанет леди врасплох, как ты.

Он взял ее рукой за подбородок и заставил взглянуть на него. На его губах и в его глазах играла теплая, нежная улыбка, говорившая обо всем, что Лаура желала и боялась услы­шать.

— А что, я сейчас застал тебя врасплох?

— Да! — Она оттолкнула его руку. — Как еще это назвать?

— Мне казалось, что я просто-напросто поцеловал тебя.

— Это и называется застать врасплох. — Лаура вдохнула полную грудь холодного воз­духа. — Джентльмен никогда не позволит себе поцеловать леди с таким… с таким пылом.

Он засмеялся, и в его глазах зажегся озорной огонек.

— Пожалуйста, покажи мне, как джентль­мен должен целовать леди.

— Он не станет ее целовать!

— Никогда?

— Только если они помолвлены. — Лаура откинула с глаз сломанное страусовое перо. — И то только в щеку.

Коннор нахмурился.

— Ты уверена?

— Конечно, уверена.

Уголки его губ поднялись вверх.

— Даже если леди захочет, чтобы ее по­целовали?

Лаура со свистом выпустила воздух между зубами.

— Если ты на мгновение подумал, что я жду от тебя поцелуя, то ты очень сильно ошибался!

— Может быть, кто-то другой только что обнимал меня руками за шею?

Лаура повернулась и зашагала к дому. Она не позволит этому человеку унижать себя и дальше!

— Подожди! — Коннор схватил ее за руку и заставил остановиться.

Лаура застыла под его прикосновением.

— Будь любезен, убери руку!

— Ты злишься на меня? — спросил он, не отпуская ее. — Или злишься на себя, потому что тебе нравилось целовать меня?

— Мне не нравилось целовать тебя!

— А я думаю, что нравилось, — он схватил ее за плечи и не выпускал, когда она попыта­лась вырваться. — Я думаю, что впервые в жизни ты не справилась со своими чувства­ми, и это испугало тебя до полусмерти.

Она закрыла глаза.

— Может быть, хватит?

— Лаура, разве ты не понимаешь? Ты не можешь запирать свои чувства внутри себя.

— Женщина высокого происхождения не станет выставлять свои чувства напоказ, как прачка.

— В вашем веке женщина высокого проис­хождения должна хоронить все свои чувства в мрачной могиле в глубине себя — так что ли?

Она смотрела на него, пытаясь сохранить достоинство и не замечать сломанного пера, лезущего в глаза.

— Человек высокого происхождения, разу­меется, не станет выставлять все свои чувства напоказ.

— И, видно, ему не подобает злиться?

— Конечно, злоба— это низменное чув­ство.

— А смеяться от души тоже неприлично? «Твой смех никогда не должен становиться вульгарным, — звенели в ее ушах слова мате­ри. — Он всегда должен быть сдержанным».

— И уж наверняка чудовищное неприли­чие — чувствовать что-либо, отдаленно напо­минающее желание.

Лаура вздернула подбородок, и черное перо запрыгало перед ее глазами.

— Ты становишься очень вульгарным.

— Неужели? — Коннор еще крепче схватил ее и привлек к себе. — И это тоже вульгар­но? — спросил он, перед тем, как прижаться к ней губами.

Этот поцелуй был совсем не похож на два других, уже полученных ей от Коннора. Он поцеловал ее с грубой страстью, которая вы­рвалась из него и поразила ее, как молния. Он прижимался к ней губами, как будто хотел впитать ее в себя, съесть, поглотить.

Лаура старалась вырваться из его объятий, испугавшись, что этот поцелуй освободит туго сжатую внутри нее пружину желания, и зная, что погибнет, если ее чувства ответят на его страсть.

Он еще крепче обнял ее своими сильными руками, прижимая к крепкой груди. Его язык проник ей в рот, затем отступил, но лишь для того, чтобы тут же проникнуть снова, танцуя в ритме, глухо отдававшемся в ее теле, дразня ее самым таинственным образом, который не мог воспринять ее разум, но прекрасно пони­мало тело.

Ее разум вел битву с инстинктом. Несмотря на предупреждающий внутренний голос, Лау­ра чувствовала, что ее тело уступает и под­дается. Она пыталась сдержать стон удоволь­ствия и проиграла — тихий звук вырвался из ее рта.

— Лаура, в этом нет ничего плохого, — прошептал Коннор, лаская ее своими губа­ми. — То влечение, которое привело тебя ко мне, — наш взаимный дар. Не отказывайся от него. Не отказывайся, от меня.

— Отпусти меня, — произнесла она хрип­лым шепотом.

— Мы принадлежим друг другу, — сказал он, снимая руки с ее плеч. — И всегда при­надлежали.

Она отшатнулась, прижав руки к губам. Холодная черная кожа перчатки остудила ос­тавшееся на губах тепло его поцелуя.

— Ты должен прекратить это!

Ветер теребил черную прядь его волос. Коннор смотрел на нее, и взгляд его синих глаз проникал ей в душу.

— Как я могу перестать любить тебя, ког­да ты — часть меня?

— Ничего подобного!

— Нет, ты — часть меня. А я — часть тебя. Его слова несли в себе правду— правду, скрывавшуюся внутри нее, слишком пугающую, чтобы признать ее существование. Она не может жить с этим человеком.

Лаура знала, чего ждет от нее отец. И она прекрасно знает, что такое ответственность. Сколь бы ни привлекал ее этот человек, для Коннора в ее жизни нет места, даже если каким-то чудом он останется еще на какое-то время.

— Ты должен прекратить говорить такие слова, — и она заторопилась к дому.

— Ты бежишь от меня, как испуганный кролик.

— Кролик? — Она повернулась лицом к не­му. — Я не боюсь тебя!

Он удерживал ее своим взглядом. Его губы, так привыкшие улыбаться, сейчас были сжаты в узкую линию.

— Ты отчаянно боишься меня и тех чувств, которые я вызываю в тебе.

Лаура фыркнула. Облачко пара вырвалось на морозный воздух.

— Не говори чепухи!

— Отлично. Раз ты меня не боишься, то нет никакой причины, мешающей тебе пока­зать мне город.

— Я знаю одну причину: я не собираюсь тратить на тебя время.

Он глубоко вздохнул, расправив свои ши­рокие плечи.

— Хорошо.

Лаура нахмурилась, когда он повернулся и пошел прочь от нее, в противоположную от дома сторону.

— Куда ты отправился?

— Смотреть Бостон, — Ответил он, не обо­рачиваясь.

— Один?

— Кажется, да.

— Ты можешь заблудиться.

— Могу, — он засунул руки в карманы, удаляясь от нее большими шагами.

— В этом городе есть опасные районы! — крикнула Лаура.

Коннор не ответил, продолжая удалять­ся — высокий, широкоплечий человек, совер­шенно одинокий в этом мире.

Он не знает здесь никого. Он понятия не имеет о трамваях и железных дорогах. Что если его задавит поезд? В каком-то смысле он был ребенком, блуждающим в незнакомом и враждебном мире.

— Подожди!

Коннор продолжал идти, как будто не слы­шал ее.

Она направилась вдогонку, сперва шагом, затем все быстрее и быстрее, пока не пустилась бегом.

— Стой!

Он остановился на узкой тропинке и обер­нулся к ней. Лаура резко остановилась, и что­бы не натолкнуться на него, уперлась руками ему в грудь.

— Прости, — пробормотала она, отступая назад.

— Чего ты хочешь?

— Как человек в здравом рассудке, — ска­зала она, смахивая с глаз надоевшее страу­совое перо, — я не могу позволить викингу бродить без присмотра по улицам Бостона.

Он поднял брови.

— Ты полагаешь, что сможешь защитить Бостон от разбойника-викинга? Перо хлопало ее по носу.

— Я полагаю, что всегда смогу поразить его в спину снежком, если он будет себя плохо вести.

— И я думаю, что на него это подейству­ет, — Коннор улыбнулся и сорвал сломанное перо с ее шляпки.

Лаура смотрела на улыбающееся лицо Кон-нора и поняла, что ей гораздо приятнее его улыбка, чем его нахмуренное лицо.

— Ты читал книги по истории Бостона. Тебе хочется увидеть что-то определенное?

— Мне бы хотелось заглянуть в библио­теку.

— Библиотеку?

Его губы сложились в дьявольскую ухмыл­ку.

— Каждый порядочный викинг начинает грабеж города с библиотеки.