Глава 16

— Не пойму, что случилось с часами. — Дэниэл постучал карандашом по столешнице, обтянутой зеленой кожей, глядя на часы деда в библиотеке. — Еще два дня назад они пре­красно ходили.

Софи отвела взгляд от часов, чувствуя, как они обвиняют ее своим молчанием, и сложила руки на коленях. «Сегодня, когда все будут спать, нужно исправить повреждения», — по­думала она.

— Я уверена, что их можно починить.

— Да, конечно.

Софи следила, как поднимается и опускает­ся карандаш в руках Дэниэла, постукивая кон­чиком по столешнице. Тук, тук, тук — Дэниэл стучал карандашом, как будто вел счет секун­дам, проходившим в молчании. Кажется, за три месяца они не сказали друг другу и десятка слов. Потому ли, что им не о чем говорить? Или мешала тяжесть того, что нужно было сказать давным-давно?

— Кажется, до сих пор я не выразил вам благодарности за то, что вы согласились опе­кать Лауру.

— Очень рада, что смогла чем-то по­мочь. — Софи подняла глаза, и у нее замерло дыхание в груди, когда она поняла, что Дэниэл внимательно смотрит на нее, о чем-то раз­мышляя. Сколько раз по ночам ей снилось, что она сидит вот так, и ей доступно маленькое удовольствие смотреть в его красивые темные глаза… — Лаура — такая прелестная юная ле­ди. Она заменяет мне дочь, которой у меня никогда не было.

Дэниэл нахмурился, перевел взгляд на ка­рандаш, и его лоб прорезали глубокие мор­щины.

— Странно, что вы так и не вышли замуж.

— Вам это кажется странным?

Неужели он знает? Есть ли у него хоть какое-то понятие, как сильно она его любила? И как сильно любит его до сих пор?

— Весь Бостон лежал у ваших ног. — Дэни­эл еле слышно вздохнул и пожал плечами. — Нескончаемый поток претендентов на вашу ру­ку… Я разглядывал их и пытался угадать, кого из них вы выберете.

Несмотря на несколько серебристых прядей в его густых темных волосах и морщинки, разбегающиеся от глаз — следы прожитых лет, — ей казалось, что он выглядел точно так же, как в тот день, когда она впервые поняла, что он навсегда останется в ее сердце. Тогда ей было тринадцать лет — ребенок, влюбившийся в двадцатилетнего красавца, обрученного с ее сестрой.

— И меня всегда поражало, почему вы не остановили выбор ни на одном из ваших юных поклонников. — Дэниэл поднял глаза, все так же постукивая карандашом по столу, взглядом задавая безмолвный вопрос, стоявший между ними все эти годы.

— Отец говорил, что я безнадежно роман­тична. — Софи отвела взгляд, опасаясь от­крыть слишком многое. Даже у старой девы есть своя гордость. — Понимаете, я всегда ве­рила, что брак можно заключить только по любви.

— А вы так и не встретили истинную лю­бовь?

Софи теребила пальцами золотые кружева на манжете синего шелкового платья. Что он скажет, если она во всем признается? Будет ли он ошеломлен? Ужаснется? Смутится? Или ус­лышит ее признание с радостью?

— Впрочем, полагаю, что это не мое де­ло. — Дэниэл вздохнул. — Кажется, я удалился от темы, которую хотел обсудить с вами.

Софи смяла кружевную манжетку пальца­ми. Момент для признания миновал. «И, воз­можно, к лучшему», — подумала она. Призна­ние могло уничтожить последние остатки до­стоинства, еще сохранившиеся в ней.

— Ко мне сегодня приходил Филипп Гард­нер.

Софи подняла взгляд от изуродованных кружев. Дэниэл смотрел на нее, и в его глазах читалось неодобрение.

— Боже, да он сегодня был сильно занят! Должно быть, он приходил к вам в контору сразу же после разговора со мной.

—Да.

Софи немилосердно терзала манжетку. Когда Ридли сообщил ей, что хозяин придет домой к обеду, она немедленно занялась своей внешностью, надев одно из лучших шелковых платьев. Сейчас она поняла, что ей нужно было одеться во власяницу.

— Филиппа взволновало, что Лаура гуляет по Бостону без провожатых.

— Я знаю, что волнует Филиппа. Вам тоже не нравится, как я выполняю обязанности опекунши Лауры?

Дэниэл вертел карандаш в руках.

— Я не думаю, что разумно позволять Ла­уре оставаться наедине с молодым человеком. Особенно с таким безрассудным человеком, как ваш кузен.

— Поскольку вы еще не видели Коннора, я не вполне понимаю, почему вы считаете его безрассудным.

Дэниэл взглянул на нее поверх карандаша, который он зажал горизонтально между паль­цами.

— Филипп постарался описать мне его.

Софи разглаживала пальцами испорченные кружева.

— Я всегда считала вас человеком, полага­ющимся только на собственное суждение.

— Софи, я не собираюсь вас в чем-то об­винять. Я понимаю, что вам никогда раньше не приходилось выступать в роли опекуна. — Он глубоко вздохнул, продолжая вертеть карандаш. — Возможно, в данном случае вы приняли неверное решение.

— Дэниэл, скажите мне, если бы Лаура отправилась на прогулку с Филиппом Гарднером, вы бы тоже подвергали сомнению мои действия?

— Но Филипп Гарднер хочет жениться на Лауре.

Софи сжала руки, положив их на колени.

— Мне не нужно спрашивать, получил ли он ваше благословение. Дэниэл нахмурился.

— Конечно, получил. Я собираюсь пого­ворить с Лаурой о том, когда назначить день свадьбы.

— А что, если Лаура не хочет выходить за него?

Дэниэл откинулся в кресле, глядя на Софи так, как будто она только что заявила, что умеет колдовать.

— Ради Бога, скажите мне, почему Лаура может не захотеть выйти замуж за Филиппа Гарднера?

— Например, потому что не любит его.

— Он происходит из одной из лучших се­мей в городе. Он будет ей прекрасным мужем.

— Не будет, если она не любит его. Дэниэл постучал кончиком карандаша по столу. Эта торопливая дробь эхом повторяла его сердцебиение.

— Софи, по любви заключается очень ма­ло браков.

Софи крепко стиснула руки, глядя на чело­века, который выглядел точно так же, как Дэ­ниэл Салливен, которого она любила всю жизнь. Она подумала: а знала ли она его ког­да-нибудь на самом деле?

— Вы именно этого хотите для Лауры — брака без любви?

Дэниэл поджал губы, все так же продолжая смотреть на карандаш, как будто боялся, что она сможет прочесть слишком многое в его глазах.

— Я знаю, что для нее лучше.

— Вы считаете, что для нее лучше — жить во лжи до конца жизни?

— Лаура заслуживает брака с представи­телем лучшей в городе семьи.

— Лаура заслуживает брака с человеком, с которым она сама хочет провести всю жизнь! Дэниэл сжал карандаш в кулаке.

— Она уважает Филиппа.

— Но не любит его.

Дэниэл смотрел на кончик карандаша, при­жатый к столешнице; свинцовый грифель по­грузился в ярко-зеленую кожу.

— Она любит кого-то другого?

— Не знаю точно. Но вполне возможно.

Дэниэл посмотрел на нее. Его темные бро­ви почти сошлись над тонкой переносицей.

— Вы не хотите сказать, что она влюби­лась в вашего кузена?

Софи подумала о Конноре, о том, как на­полнялись светом глаза Лауры, когда она смотрела на него.

— Да, я думаю, что дело идет к этому.

— Но она только что с ним познакоми­лась!

Софи затаила дыхание, подумав, что ска­жет Дэниэл, если узнает правду. Конечно, он ей не поверит. В такое невозможно поверить. Ве­роятно, он отправит ее прямо в лечебницу для душевнобольных.

— Иногда достаточно одного взгляда.

Дэниэл с шумом выдохнул воздух.

— Вы действительно неисправимо роман­тичны.

— Да, и не отрицаю этого. Я всегда пола­гала, что брак — это нечто большее, чем вза­имные обязательства или союз двух влиятель­ных семей.

Дэниэл отвернулся от нее, глядя на застыв­шие часы.

— Капризы чувств могут привести к ка­тастрофе.

Софи разглядывала его лицо. Бедный Дэни­эл. Ему так и не дали шанс найти свою настоя­щую любовь.

— А не будет ли катастрофой, если она выйдет замуж за одного, зная, что любит дру­гого?

Дэниэл сжал руки в кулаки, едва не сломав карандаш.

— Я должен думать не только о будущем Лауры, но и о «Чандлер Шиппинг». Она долж­на выйти за человека, способного возглавить фирму.

— Я не подозревала, как много значит для вас бизнес!

— Он для меня почти ничего не значил, — Дэниэл смотрел на нее глазами, полными ярос­ти, которая накапливалась годами, — до тех пор, пока я не понял, что весь город ждет, когда я развалю компанию.

— И поэтому вы проводите все время в конторе?

— Я удвоил оборот фирмы. Дела «Чанд­лер Шиппинг» никогда не шли так блестяще. «Но слишком дорогой ценой достался ус­пех, — подумала Софи. — Если бы только на­шлось заклинание, чтобы вернуть зря потра­ченные годы!»

— Вы доказали, что они были не правы. Вы доказали, что ничем не хуже их.

— Неужели? — Он улыбнулся. — Вы пред­ставляете, что значит жить в этом городе, где люди смотрят на тебя так, как будто ты не­достоин сидеть за их обеденным столом?

— Эти люди не стоят того, чтобы на них обращать внимания.

— Эти люди стоят во главе городского общества. И моя дочь должна доказать им, что она ничуть не хуже любого из них. Когда она выйдет замуж за Филиппа Гарднера, никто не осмелится смотреть на нее сверху вниз.

— Но какой ценой, Дэниэл?

— Черт побери, Софи! — Дэниэл швырнул половинки сломанного карандаша на стол. — Вы говорите так, как будто я продаю ее в раб­ство!

Софи молчала, глядя на Дэниэла сквозь слезы, затуманившие ее взгляд.

— Я-то думала, что вы, как никто другой, понимаете, что человек — кузнец своего счас­тья!

— Кто-нибудь из нас был кузнецом своего счастья?

— Во всяком случае, нам всегда приходит­ся делать выбор, меняющий нашу судьбу. Большая часть того, что мы делаем, продик­тована долгом или ответственностью. — Софи боролась с чувствами, сжимающими ее сердце ледяными когтями. Она не собиралась оплаки­вать горькими слезами то, во что годы превратили этого человека. Нет, ей надо найти способ исцелить глубокие раны, кровоточащие в его душе. — Если вы прикажете Лауре выйти за­муж за Филиппа Гарднера, она послушается, но не потому, что любит его. И не потому, что ей нужно положение в обществе, которого вы добиваетесь для нее. А только потому, что она вас любит. Потому что она не захочет огор­чать вас. Потому что она хочет заслужить вашу любовь.

— Что вы имеете в виду — «она хочет за­служить мою любовь»? — Дэниэл положил локти на стол. — Она моя дочь, и я, конечно, люблю ее.

— Вы могли любить ее, потому что она ваша дочь. Но я не уверена, что вы сколько-нибудь хорошо ее знаете.

— Что вы хотите этим сказать?

— Сколько времени вы провели с Лаурой за все эти двадцать пять лет?

— Я уверен, что провел со своей дочерью достаточно времени.

Софи неотрывно смотрела на него.

— Вы так думаете?

Дэниэл сжал руки в кулаки.

— Я должен заниматься бизнесом. Она обязана понимать, что я не могу уделять ей все свое время.

— Лаура считает, что солнце восходит и заходит вместе с вами.

Дэниэл посмотрел на половинки сломанно­го карандаша.

— Я желаю ей только добра.

— Тогда дайте ей шанс найти свое счастье.

— Она найдет счастье с человеком, кото­рый носит волосы до плеч и ходит в кожаных штанах?

Софи улыбнулась, подумав о необыкновен­ном юноше, с которым Дэниэлу еще предстоит познакомиться.

— Возможно, вам стоит полагаться на свое суждение, а не на предубежденные наблюдения человека, который смотрит на людей свысока.

Дэниэл стиснул челюсти, и на его щеках заходили желваки.

— Хорошо. Я не стану говорить с Лаурой о свадьбе, по крайне мере до тех пор, пока у меня не сложится свое мнение об этом Конноре Пакстоне.

«Что подумает отец о викинге, живущем под его крышей? — думала Лаура. — Спокой­но!» — твердила она себе.

Она пройдет через грядущее испытание, ес­ли только сохранит спокойствие, — заверяла себя Лаура. Глубоко вздохнув, она постучала в дверь спальни Коннора. Он не отозвался, и она направилась к окну в конце коридора.

В окно лился лунный свет, скользя сереб­ристыми лучами по узорам, 'оставленным мо­розом на стеклах. Сила полной луны привела Коннора к ней. Не заберет ли следующее пол­нолуние его обратно? Лаура потерла ладони, ее руки покрылись гусиной кожей. Этот че­ловек может исчезнуть в любой момент, как дым на ветру. Она никогда не должна забы­вать об этом.

— Лаура!

Она резко обернулась на звук его голоса, и подол шелкового платья обвился вокруг ее ног. Коннор стоял у двери комнаты, с взъе­рошенными и мокрыми после ванны волосами. Верхние запонки рубашки были расстегнуты, вокруг шеи болтался черный галстук.

Куда девался викинг? Куда пропал неснос­ный варвар, перевернувший ее жизнь? В нес­кольких футах перед ней стоял принц, человек, который мог бы украсить собой страницы дет­ской сказки. Мечта, ставшая реальностью.

Но будущее с ним невозможно.

Хватит мечтать о том, чего никогда не будет.

— Я помогу тебe справиться с галстуком. Коннор схватил за концы шелкового гал­стука, болтавшегося вокруг накрахмаленного белого воротничка, и улыбнулся ей. Сердце Лауры бешено забилось, ей стало трудно ды­шать, словно кто-то выпустил из нее весь воздух.

— Мне иногда кажется, что нужно быть волшебником, чтобы уметь завязывать ваши галстуки.

— Нет, только немного практики. — Но будет ли у них время для практики? — Давай помогу.

Коннор отступил, пропуская ее в комнату. Она прошла так близко от него, что ощутила запах свежести, исходящий от его кожи, запах, вызвавший у нее желание прижаться лицом к теплому изгибу его шеи. Какие неподобаю­щие мысли!

— Пожалуйста, оставь дверь открытой. …

— Ради приличия?

Она кивнула, зная, что приличия не позво­ляют ей даже входить в его комнату, и откры­тая дверь не имеет никакого значения. Лаура отвернулась, опасаясь, что он прочтет слиш­ком многое в ее глазах.

— Где Цыган?

— С ним хотела играть Меган. В послед­ний раз я видел их в детской наверху.

— Надеюсь, она не будет в отчаянии, если Цыгана придется отдать. — Лаура скорее чув­ствовала, чем слышала, как он приближается к ней, ощущала еле заметную перемену в ат­мосфере, тепло, обволакивающее ее, когда он встал рядом с ней. Чтобы руки не дрожали, она сжала их в кулаки.

— Ей будет трудно, но по крайней мере пока они могут развлекаться.

«Даже если это только на несколько не­дель, — подумала Лаура. — Сколько еще часов им осталось до следующего полнолуния?»

— Хочешь, я сяду, чтобы ты смогла завя­зать эту штуковину?

— Нет. — Она помедлила мгновение, наби­рая воздух в легкие и пытаясь как-нибудь защититься от чувств, которые он пробудил в ней, найти средство не поддаваться его чарам. — Я и так справлюсь.

Она повернулась, исполнившись решимос­ти не отрывать взгляда от галстука, который ей предстоит завязать. Из-под расстегнутой рубашки виднелись темные волосы, дразня ее. Она застегнула перламутровые запонки на его рубашке, почувствовав, как нагрелась ткань от его кожи. Ее пальцы замерли, не решаясь за­стегнуть последнюю запонку, и она смотрела на ямку в его шее, зная, что должна выбросить из головы все мысли, проносящиеся в ее вос­паленном мозгу. Эти мысли были чересчур опасными, чересчур искушающими.

Однако Лаура не могла не думать о том, как прижмется губами к его коже, глубоко вдыхая его запах, и как его руки сомкнутся вокруг нее и не отпустят уже никогда. Засте­гнув рубашку, она принялась за черный шел­ковый галстук, завязывая узел дрожащими пальцами.

Коннор накрыл ладонь Лауры своей рукой, прижимая ее согнутые пальцы к своей теплой шее.

— Ты боишься, что я подведу тебя? Она мгновение колебалась, прежде чем под­нять на него глаза.

— Ты должен помнить сотню разных ве­щей и можешь совершить столько ошибок!

— Да. Ваши правила похожи на змей, свер­нувшихся кольцами у меня в мозгу и готовых ужалить, если я сделаю неверный ход.

В это мгновение он казался таким уяз­вимым, таким открытым и таким привлека­тельным!

— Если забудешь, какую вилку брать, смотри на меня. Я постараюсь, чтобы ты все время мог видеть, что у меня в руках.

Коннор улыбнулся.

— Буду не сводить глаз со своего учителя.

— Возможно, отец станет расспрашивать тебя. Ты должен помнить, что твой отец был кузеном моей прабабки с материнской сторо­ны. Ты закончил Кембридж. В Бостоне раньше никогда не был. Ты…

Он прикоснулся кончиком пальца к ее гу­бам, и ее слова оборвались изумленным вздо­хом.

— Ты не думала о том, чтобы сказать ему правду?

Она нахмурилась.

— Он подумает, что мы сошли с ума.

— Во лжи очень легко запутаться, Лаура.

— Как я могу ему сказать, что ты явился из другого мира, из другого времени? Я сама себя не могу в этом убедить. Я даже не вполне уверена, что ты существуешь на самом деле.

Он сжал ее руку.

— Я настоящий. Такой же настоящий, как любой человек в вашем веке.

Она смотрела на тыльную сторону его ла­дони. Ладонь была длинной и изящной, зо­лотистую кожу слегка оттеняли темные волос­ки. Было невозможно отрицать реальность его существования, когда он держал ее так, и она чувствовала тепло и силу его тела, с каждым вдохом вбирала в себя благоухание его кожи.

— Ты можешь исчезнуть, пропасть без пре­дупреждения.

— Только с тобой. — Он поднял ее руку и прижался губами к ее ладони. — Я люблю тебя так сильно, что кроме тебя мне больше ничего не нужно от жизни.

Она смотрела в его глаза, впитывая жадно тепло, поднимающееся из синих глубин. Ее губы раскрылись. Она чувствовала внутри себя перемену, почти неощутимую, но все же про­изошедшую. Что-то незаметно поддалось, уг­рожая самому ее существу.

Боже, помоги ей! Когда он улыбается, зима сменяется теплыми летними днями. Когда он прикасался к ней, она верила в волшебство. И несмотря на самые лучшие намерения, в ней проснулась мысль — если все, что она когда-то считала невозможным, в каком-то смысле воз­можно?

— Пора идти. — Она высвободила свою руку и сжала пальцы в кулак, надеясь сохра­нить тепло, оставшееся от его прикоснове­ния. — Отец ждет нас.

Загрузка...