Возлюбленная колдуна

Глава 1

Бостон, 1889 г.

— Иди ко мне!

Лаура Салливен застыла на пороге библио­теки. Она позабыла о суматохе, заставившей ее броситься на поиски тети Софи, едва увидела хрупкую темноволосую женщину, стоявшую в середине комнаты. Интересно, чем это тетя занимается?

Софи Чандлер неподвижно стояла, закрыв глаза и протянув руки к стене.

— Иди ко мне! — повторила она неесте­ственно глухим голосом, доносившимся как будто из погреба.

Лаура взглянула на стену, недоумевая, кого призывает тетя. Хотя стеклянные дверцы од­ного из книжных шкафов, встроенных в стены, были распахнуты, она не видела за ними ни­кого и ничего, кроме полок с книгами в ко­жаных переплетах. Софи раскрыла глаза. Странное выражение лица сменила хмурая гримаса.

— Увы!

— Я вам помешала? Тетя, что с вами? Софи взглянула на Лауру и улыбнулась.

— Ничего, дорогая. Я в полном порядке. Софи направилась к креслу-качалке около камина, бормоча что-то насчет книг, которые не желают идти ей навстречу. Ее сапфирово-синяя юбка покачивалась, как колокол в вос­кресное утро. Она нагнулась к раскрытой книге, лежавшей в кресле, обитом вишневым бархатом, и принялась сосредоточенно изу­чать ее.

— Это книга, которую Ридли нашел на прошлой неделе?

— Да. Книга Рейчел Пакстон, — Софи про­вела пальцами по верхнему краю алого ко­жаного переплета. — Замечательная вещь, правда?

Книгу нашли в винном погребе, под поло­вицей, провалившейся под ногой дворецкого.

— Я думаю, что бедный Ридли не считает ее такой уж замечательной, — заметила Ла­ура. — Сколько дней он потом хромал!

— Бедняга. Но только подумай, что он нашел! Этой книге больше двухсот лет, а вы­глядит она почти как новенькая.

Оконные ставни были задернуты вишневы­ми шторами. Лаура подошла к окну полюбо­ваться красотой заснеженного пейзажа, и уви­дела то, что и ожидала увидеть, — полную луну, круглую и сверкающую серебром на фо­не черного неба.

Придет ли он сегодня?

Разумом, призвавшим на помощь все воз­можные логические доводы, она понимала, что лучше держаться от него подальше. Но сердце говорило об обратном. Оно желало, чтобы он пришел и унес ее из реальной жизни. И все же Лаура знала, что проблемы этого мира не оставят ее, даже если она постарается не замечать их. Она должна принять решение — при­чем в очень скором времени.

— Глядя на эту книгу, я поражаюсь, каким образом она так хорошо сохранилась, проле­жав столько лет в погребе.

— Наверно, все дело в том, что она лежала в железном ящике.

— Может быть. А может быть, дело в вол­шебстве.

Лаура недоуменно взглянула на тетю.

— Я предпочитаю считать, что дело в же­лезном ящике.

— «Сила Матери-Земли» будет жить во всех моих потомках, — прочитала Софи. — Я завещаю своим потомкам эту книгу, книгу заклинаний, ибо только с ее помощью они смо­гут обрести могущество».

— Тетя Софи, но вы же не верите в это шарлатанство!

— Лаура, ты только подумай! Мы проис­ходим по прямой линии от Рейчел Пакстон. Твоя прабабка была урожденной Пакстон. — Софи смотрела на Лауру широко раскрытыми удивленными глазами. — Я припоминаю, что бабушка видела во снах странные вещи и умела предсказывать будущее. Теперь мне все понят­но!

— Вы в самом деле верите, что она умела предсказывать будущее?

— Она слишком часто оказывалась права, чтобы считать это простым совпадением, — произнесла Софи, глядя в книгу. — Возможно, мы, как и Рейчел, несем в себе «силу Матери-Земли».

— Осторожнее, тетя Софи! Рейчел сожгли на костре, потому что она называла себя кол­дуньей.

— Белой колдуньей. В книге говорится, что те, кто владеет «силой Матери-Земли», не мо­гут никому повредить своим волшебством. Рейчел всего лишь пыталась вылечить соседа, сломавшего ногу, — Софи покачала головой, поглаживая старую книгу. — Бедняжка! Ей ед­ва исполнилось двадцать лет, когда ее жизнь так жестоко оборвалась. У нее осталось трое маленьких детей.

— Да, это было настоящее горе, — отозва­лась Лаура, глядя сквозь квадратное стекло в сад за домом, где под толстым белоснежным покровом спали цветы, как будто ответы на ее вопросы можно было найти в лунном сиянии, разлитом по белизне сугробов. — Какая жа­лость, что Рейчел верила в заклинания и подо­бную чушь!

— Чушь? — В голосе Софи можно было расслышать ужас перед здравомыслием Лау­ры. — Лаура, неужели ты никогда не верила в волшебство?

Зимний холод просачивался сквозь окна и проникал через изумрудный кашемир платья в самую душу Лауры.

— Я верю только в то, что могу увидеть и потрогать.

— Но в мире есть многое, к чему нельзя прикоснуться рукой, много тайн, необъясни­мых, как само время. В каждом из нас есть чуть-чуть волшебства.

— Неужели? — возразила Лаура, подумав, что если в мире действительно есть волшебство, ей не пришлось бы мучиться, думая о ре­шении, которое она должна принять.

— Вспомни то время, когда ты была ребен­ком, Лаура; вспомни, как ты играла в «верушки» со своими друзьями, когда ты смотрела на дерево и представляла, что это рыцарь в свер­кающих доспехах. Это волшебство по-прежне­му живет в тебе.

Лаура прижала ладонь к оконному стеклу, наблюдая, как тепло, исходящее от кожи, растапливает ледяные узоры.

— Я никогда не играла в «верушки».

— Никогда?

— Никогда. — Это была полуправда, но как ей объяснить Софи, что она играла в такие игры в своих снах, с мальчиком, который суще­ствовал только в ее воображении? — Маме всегда был нужен покой, а не шумный ребенок, бегающий по всему дому.

— Но ты же наверняка ходила играть с другими маленькими девочками? Лаура покачала головой.

— Вы же знаете, какой болезненной была матушка.

«Веди себя тихо, твоя мать отдыхает», — она слышала эти слова едва ли не каждый день.

— Да. Я-то знаю, какой она была болез­ненной.

В голосе Софи проскользнула странная нотка, легкий намек на неприязнь, который потряс Лауру. Она обернулась к тете, но уви­дела на лице Софи одну лишь нежность и со­чувствие.

— Мама боялась, что я подхвачу какую-нибудь заразу и принесу ее домой.

— Конечно. Значит, большую часть време­ни ты была совсем одна.

Лаура поморщилась, услышав в голосе Со­фи жалость. Ей не нужна ничья жалость!

— Мне нужно было почаще навещать тебя, мое милое дитя.

— Я читала и занималась. Уверяю вас, у меня было замечательное детство.

— Однако никогда не поздно научиться ве­рить в волшебство.

Лаура провела пальцем по стеклу, стирая след своей ладони. Капли влаги стекали вниз, как слезы.

— Тетя Софи, вы неисправимо романтич­ны.

— Да, наверное. — Софи разразилась сме­хом, заглушившим потрескивание огня в ка­мине. — Например, я верю, что каждому из нас может составить пару только один-един­ственный человек, вторая половина целого, разделенного судьбой еще до нашего рожде­ния. И мы должны найти свою вторую по­ловину и воссоединиться с ней.

Лаура обернулась и взглянула на тетю. Со­фи смотрела на племянницу с пониманием. Софи знала Лауру лучше, чем ее мать, но, правда, Элинор никогда и не пыталась понять до конца свою дочь.

— А что случится, если это не удастся? Софи улыбнулась, но за ее улыбкой скрыва­лась печаль. Ей исполнилось тридцать девять лет, и замужем она никогда не была.

— В таком случае, как говорила мне моя тетя Миллисент, мы должны идти дальше и не думать о том, что могло бы произойти, но не произошло.

— Вы когда-нибудь встречали его, этого единственного человека?

— О да! — Взгляд Софи на мгновение ус­тремился к портрету над камином, затем снова застыл на раскрытой книге, которую она дер­жала в руках. Это произошло за долю секун­ды, но перед Лаурой как будто раскрылась целая жизнь. — Но, увы, я была слишком мо­лода, чтобы привлечь его внимание. А к тому времени, как я подросла, он женился.

Лаура посмотрела на портрет, висящий над камином. Картина была написана пятнадцать лет назад, когда ее отцу был тридцать один год. Он смотрел на нее прекрасными темно-карими глазами, и его густые каштановые во­лосы обрамляли красивое лицо, которое могло покорить сердца многих романтических деву­шек. Неужели ему удалось покорить сердце Софи?

Софи оставила семью, когда ей было во­семнадцать лет, и поселилась в Нью-Йорке у своей овдовевшей тетки Миллисент. Лаура всегда считала, что Софи переехала, чтобы составить компанию двоюродной бабушке Миллисент. Но сейчас ей неожиданно пришло в голову — может быть, существовала совсем другая причина, по которой Софи покинула Бостон?

— Вы по-прежнему любите его? — дыхание замерло в груди Лауры, пока она со страхом, но без любопытства, ждала ответа.

— Неважно.

— Вы уверены? Может быть, еще не все потеряно.

Софи изящным движением руки пресекла дальнейшие расспросы Лауры.

— Хватит обо мне. Меня гораздо больше беспокоит твое будущее.

— Зачем обо мне беспокоиться? — Лаура снова повернулась к окну, глядя, как порывы ветра гонят по снегу поземку.

— Твой отец из тех людей, которые с ног до головы облачены чувством ответственнос­ти, как раньше облачались в доспехи. Он до сих пор считает себя обязанным моему отцу, упокой Господи его душу, за то, что тот взял его к себе, когда он осиротел. Твой дед вос­питал его, как родного сына, выдал за него замуж свою дочь и вручил бразды правления большой судоходной компанией. И теперь Дэниэл чувствует себя ответственным за все это, хотя я подозреваю, что отец имел собственные причины для такой доброты.

Софи на секунду замолчала. Лаура видела в стекле, что тетя смотрит на портрет над камином.

— Я знаю, как сильно Дэниэл хочет иметь наследника, который продолжил бы род Чандлеров, и надеюсь, тебя не заставляют выйти замуж за неподходящего человека.

— Отец не раз говорил, как ему хочется, чтобы я вышла замуж. Но я уверена, он не собирается заставлять меня делать что-либо против моей воли.

— Судя по моим наблюдениям, он прово­дит так мало времени в своем доме, что едва ли у него нашлась возможность разговаривать с тобой.

Это было правдой, отец был для Лауры почти что незнакомцем.

— Он слишком занят делами фирмы. Фирма эта принадлежала Лауре и, как на­деялся отец, в один прекрасный день перейдет в руки ее мужа и детей.

— Боюсь, что бизнес заменил ему семей­ную жизнь.

В иные мгновения Лауре казалось, не стал ли кабинет для отца святилищем, где можно чувствовать свободу от жены, постепенно пре­вращающейся в призрак, и от дочери, требо­вавшей внимания. А еще были мгновения, ко­гда она думала, не надеется ли он спастись от тяжкого груза ответственности за фирму. Лаура знала, что спасение от «Чандлер Шиппинг» настанет для отца только тогда, когда она выйдет замуж и делами фирмы займется ее муж.

— Филипп Гарднер долго сидел с тобой в гостиной после обеда.

Лаура кивнула, понимая, что рано или поздно ей придется принять решение.

— Он просил выйти за него замуж.

— Ничего удивительного.

— Когда отец завтра вернется из Нью-Йорка, Филипп хочет попросить у него моей руки.

— Что ты ему ответила?

— Я сказала, что должна подумать.

— Хорошо. Это дает мне по крайней мере немного времени, чтобы попытаться отгово­рить тебя.

Лаура обернулась к тете.

— Вам не нравится Филипп?

— Я считаю, что он не тот, кто тебе нужен.

— Но он происходит из одного из лучших семейств в Бостоне.

— Порода в нем чувствуется. Лаура наморщила лоб, пытаясь припом­нить отличительные черты Филиппа.

— Он очень красив.

— Да, если тебе нравится такая слащавая красота.

— Он… он очень ответственный человек. Софи наморщила свой тонкий носик.

— Зануда!

— Тетя Софи, он — достойный джентль­мен, один из самых видных женихов в городе. Любая женщина сочла бы за честь стать его женой. — Лаура обхватила себя руками, вне­запно ощутив озноб. — Даже странно, что он заинтересовался мной. В конце концов я, ве­роятно, самая старая дебютантка за всю ис­торию Бостона.

— Ты одна из самых красивых дебютан­ток, которых когда-либо видел Бостон. И не надо качать головой. Тебе достаточно посмот­реться в зеркало, чтобы понять, что я говорю правду.

Лаура бросила взгляд на портрет отца, вспомнив, как беспокоился он, когда она поя­вилась в обществе после того, как закончился траур по матери.

— Отец боялся, что меня сочтут парией, благодаря его происхождению. Вспомните, как он обрадовался, когда Филипп заинтересовал­ся мной.

— Лаура, в глазах Бостона ты принадле­жишь к роду Чандлеров. Наша семья — одна из самых старинных и самых влиятельных в го­роде. Никогда не позволяй другим внушать тебе мысль, что стоишь меньше, чем на самом деле.

Лаура почувствовала, что ей на плечи взва­ливают ответственность за право носить та­кую фамилию.

— Тетя, вы должны знать, что очень силь­но облегчили тревоги отца, когда согласились вернуться домой и опекать меня.

— Боюсь, твой отец слишком хорошо зна­ет, каково жить в Бостоне и не принадлежать к знатному роду, хотя он-то стоит дюжины бостонцев с голубой кровью, — Софи взгля­нула на портрет Дэниэла, и ее взгляд выразил чаяния, так и не воплотившиеся в жизнь. — Бостонское общество гораздо сильнее интере­сует, кем был твой прадед, чем твоя собствен­ная персона.

— Знаю.

Кроме того, Лаура знала, что значит для отца видеть ее устроившей должным образом свою жизнь, выйдя замуж за бостонца настоя­щих голубых кровей. И вряд ли у кого-либо из них кровь была более голубая, чем у Филиппа Гарднера.

— Я уверена, что Филипп вам понравится, когда вы познакомитесь с ним поближе.

— Я достаточно хорошо знаю его мать, а он точь-в-точь такой же надменный, как она, — ответила Софи.

Лаура содрогнулась, подумав о матери Фи­липпа. Тепла в ней было не больше, чем в каменной статуе. Но она была одной из самых влиятельных женщин в бостонском обществе.

— Прошло всего два месяца с тех пор, как ты появилась в свете. Зачем так торопить­ся, Лаура?

— Мне уже двадцать пять лет. Я не могу дожидаться мужчину, которого видела только во снах.

— Ты видишь во снах какого-то мужчи­ну? — спросила Софи подозрительно вкрадчи­вым голосом; уж она-то понимает, какое вол­шебство можно найти во снах!

Лауре не хотелось говорить о своих снах. Она была уверена, что люди расстаются с воображаемыми друзьями, переступая порог юности. Но мальчик, который в ее снах пре­вратился в великолепного мужчину, по-преж­нему приходил к ней. Уже двадцать лет подряд он навещал ее ночью раз в месяц, в полнолу­ние. И Лаура всегда верила, что они найдут друг друга в мире, лежащем за пределами та­инственной долины, в которой проходили их встречи. Но этого так и не произошло.

Сны… Фантазии… Как глупо!

Бессмысленно мечтать о человеке, которого не существует. И все же ей знакомо его лицо, его голос, прикосновение его рук. Она знала его так, как никогда не знала никакого другого челове­ка. Неужели он живет только в ее воображении?

— Я давным-давно поняла, что сны не сбы­ваются.

— Брак — это до конца жизни. Обдумай все очень тщательно. Тебе придется каждый день видеть своего мужа. Делить с ним по­стель, растить его детей.

С каждым словом Лаура ощущала, что узел предчувствий все туже затягивается у нее в груди, стискивая сердце. Все, что говорит ее те­тя, — правда, она знала это. Но кроме того, она чувствовала и тяжелый груз ответствен­ности, давящий на ее плечи.

— Не все браки совершаются по любви.

— И очень жаль. Любая женщина должна ждать до тех пор, пока не встретит того единственного мужчину, который заполнит все пус­тоты в ее душе.

Лаура глубоко вздохнула.

— Боюсь, что я не верю в сказки.

— А я верю. И если я что-нибудь в этом понимаю, — произнося эти слова, Софи лис­тала страницы старой книги, — тебя ожидает счастье. Где же я это видела?..

Лаура нахмурилась, наблюдая, как тетя что-то ищет в книге.

— Тетя Софи, что вы ищете?

— Заклинание.

— Заклинание?!

Софи кивнула: — Заклинание, которое исполнит твое са­мое заветное желание.

Лаура не без испуга взглянула на тетю.

— Вы шутите!

— Ничуть. — Софи водила пальцем по строчкам на странице в середине книги и толь­ко потом подняла глаза на Лауру. — Я вызову его.

— Кого?

— Мужчину, которого ты видишь во сне.

Лаура выдохнула из груди воздух. — Неужели вы всерьез?

Софи только махнула рукой.

— Помолчи, дорогая. — Она смотрела в открытую книгу, ее губы шевелились, как будто ей нужно было не только увидеть слова, написанные на странице, но и почувствовать их произношение.

Лаура вздрогнула, когда в окно ударил по­рыв ветра. Она следила за тетей, восхищаясь ее решительностью, хотя и не понимая, как можно прожить до тридцати девяти лет, со­хранив невинную веру в сказки.

Мать Лауры приходилась Софи старшей сестрой. Однако сестры едва походили внешностью, а в отношении темперамента пред­ставляли полную противоположность.

Здоровье Элинор никогда не было крепким, а после рождения Лауры и вовсе расстроилось. Она проводила все дни в своей гостиной, чи­тая, вышивая, глядя в окно, не желая общества и не нуждаясь в нем. И наконец, пятнадцать месяцев назад, она скончалась во сне. Застой крови в легких высосал из нее последние жиз­ненные силы.

Софи вернулась в Бостон три месяца назад, чтобы помочь ввести Лауру в общество. Кипучая энергия, неутомимая деятельность, несок­рушимый оптимизм — вот какой была Софи. Вопрос о том, когда Софи вернется в Нью-Йорк, не обсуждался, и Лаура надеялась, что этого никогда не случится, невзирая даже на странную уверенность тети в том, что она — колдунья.

Софи подняла темно-синие глаза, пронзив племянницу взглядом, и у Лауры перехватило дыхание. Она никогда не видела свою тетю такой сосредоточенной, как будто на ее хруп­ких плечах покоились судьбы мира. Софи ве­рила всем своим сердцем и душой каждому слову, написанному в этой книге. Лаура читала это в ее глазах.

Из Софи так и изливалась вера, та вера, которая помогает людям выстоять, когда жизнь берет их за горло, и ее вере хватило сил, чтобы преодолеть сопротивление Лауры и прикоснуться к мечтам, спрятанным глубоко в ее душе. Лаура, затаив дыхание, смотрела на Софи, ожидая чуда — такой веры хватило бы, чтобы сдвинуть горы.

Наконец Софи заговорила, и ее голос зве­нел, как хрусталь, к которому прикоснулся ме­талл.

— Услышь меня, «Госпожа Луны»! Твоя власть велика. Ты повелеваешь морскими при­ливами. Найди возлюбленного Лауры и приведи его к ней!

Слова отдавались в ушах Лауры, как дале­кое эхо. Огонь в камине отбрасывал золотис­тые отблески на хрупкую темноволосую жен­щину, которая снова и снова повторяла закли­нание, исходящее из самых глубин души Софи. где живет невинность, оберегаемая и лелеемая в течение долгих лет.

Наконец Софи закрыла глаза и замолчала. Лаура ждала, по ее коже побежали мурашки.

Тик-так, тик-так. Маятник дедовских часов, стоявших у стены напротив Лауры, отмерял уходящие секунды. Она смотрела на тетю в ожидании… чего? Неужели она действитель­но ждет, что человек ее мечты материализуется из пустоты?

Лаура выдохнула из груди воздух, только сейчас поняв, сколько времени задерживала дыхание. Она позволила энтузиазму Софи одержать над ней верх. Эта вера в заклинания очень заразительна, особенно если ты так силь­но желаешь, чтобы они стали правдой.

— Тетя Софи, наверно, нам пора отдыхать. Уже поздно и…

Софи подняла руку, и Лаура замолчала. Глубоко вздохнув, тетя повторила заклинание. Ее голос эхом разнесся по комнате.

Лаура мысленно представила изображение человека, которого знала с самого детства. Завороженная ритмом заклинаний, Лаура про себя повторяла слова Софи: «Услышь меня, „Госпожа Луны“! Твоя власть велика. Ты пове­леваешь морскими приливами. Найди моего воз­любленного и приведи его ко мне!»

Софи произнесла заклинание три раза. Древнее заклятье кружилось в голове Лауры, слова беззвучно слетали с губ. Даже когда Софи замолчала, они, казалось, все так же парят в воздухе.

Лаура затаила дыхание, глядя на книгу в красивых руках тети. Алая кожа переплета отражала мерцание огня, и только поэтому, убеждала себя Лаура, кажется, что книга све­тится сама по себе.

Порыв ветра ударил в окно, и переплет зашевелился. Лаура вздрогнула. Прижав руку к бьющемуся сердцу, она неуверенными шагами стала медленно приближаться к тете. Огонь камине разгорелся, языки пламени стремились вверх, как будто ветер уговаривал огонь окинуть пределы очага.

— Что-то происходит, — прошептала Со­фи. — Чувствуешь?

Лаура не могла вымолвить ни слова. Теп­лый воздух ласкал ее, как руки возлюбленного. По комнате разливалось благоухание, запах сосен и трав, едкий запах горящих свечей. Но в библиотеке не было ни одной свечи!

Лампы в хрустальной люстре замигали; они ослепительно вспыхнули несколько раз и погасли, как будто вся имеющаяся в них энергия растеклась по комнате.

В окна сверкающей серебристой дорожкой струился лунный свет. Это было так красиво, что Лаура не могла отвести глаз, хотя про­снувшийся внутри нее страх умолял девушку бежать. Частицы света встречались, сверкая и переливаясь, словно неведомый небесный скульптор лепил из лунного света сияющую фигуру.

— О Боже! — прошептала Софи.

Лаура не могла вымолвить ни слова. Из искрящегося света материализовалась фигура. Мужчина. Высокий. Широкоплечий. Каждый удар сердца Лауры глухо отдавался у нее в горле. Этого не может быть! Логика говорила ей, что это иллюзия, всего лишь ил­люзия.

Лунный свет потускнел. Над головой вновь вспыхнули лампы, заливая комнату золотис­тым сиянием. Но мужчина продолжал стоять перед ними, и в нем пульсировала жизненная энергия.

Лаура видела его лицо тысячу раз, она знала на нем каждую морщинку и каждую черточку. Порода чувствовалась во всем его облике, в чертах лица — тонком и прямом носе, чувст­венном изгибе полных губ. Он весь излучал энергию, как солнце излучает тепло.

Черные, как сама ночь, волосы спускались на его широкие голые плечи — блестящий эбеновый шелк с сапфировыми отблесками.

Синие, как летнее небо, глаза смотрели на Лауру с теплотой, вспоминая о днях и ночах, проведенных в ее объятиях. Это был не взгляд незнакомца, а друга, возлюбленного. Тепло этих синих глаз породило в ней ответную реак­цию, всплеск чувств, подобно розе, распуска­ющейся под лучами солнца.

— Смотри на него! — шептала Софи, схва­тив Лауру за руку.

— Вы тоже его видите?

— Он великолепен! — Пальцы Софи стис­нули запястье Лауры.

Как это может быть? Разве она может ощу­щать во сне пальцы Софи, до боли сжавшие ее руку?

— Эдайна! — прошептал гость, шагнув к ней. На длинных ногах, обтянутых черными штанами из тонкой кожи, с каждым шагом приближающим его к ней, вздувались сильные мышцы.

Это может быть только сном!

Он остановился в нескольких дюймах от Лауры — так близко, что она ощущала тепло его тела; так близко, что ей пришлось отстра­нить голову, чтобы взглянуть в его мужествен­ное лицо. Его низкий голос звучал как теплый летний дождь, с его губ срывались слова язы­ка, которого она никогда не слышала. Но сло­ва ничего не значили, только голос, глаза, пальцы, прикоснувшиеся к ее щеке, — сейчас только это имело значение.

Лаура притронулась к его груди, чуть выше сердца, и ощутила теплую кожу, покрытую нежными волосами, упругие мышцы, сердце, бьющееся сильно и уверенно. Она втянула в се­бя воздух, и ее ноздри наполнил резкий запах лимона и мускуса. Лауру охватило неудержи­мое желание прижаться лицом к его шее.

Все происходящее казалось невероятным, но она не могла не прислушиваться к своим чувствам, а сейчас этот человек захватил над ними полную власть. Лаура отстранилась, гля­дя в небесную синеву его глаз.

— Ты настоящий! — смысл этих слов по­разил ее, как удар молота. — О Боже мило­сердный! Ты настоящий!