Глава 25

— Поразительно, как быстро молодой че­ловек поправился. — Дэниэл стоял у окна в гостиной на втором этаже, подняв лицо к солнечным лучам, которые струились сквозь стекла золотыми стрелами. — Я очень рад, что лорд Синклер привел к Коннору своего врача, но похоже, ему тут особенно нечего делать.

— Пожалуй, доктор Хастинг рановато от­казался от своего пациента. — Лаура присела на край ампирной софы, водя пальцем по зеле­ной полоске на тугой подушке. — Слава Богу, он ошибался, и рана была не столь опасна.

Дэниэл кивнул. Мгновение он стоял, глядя в окно, пока Лаура пыталась придумать, с чего начать разговор о своем будущем замужестве.

— Лаура, я думаю, что нам нужно…

— Папа, мне нужно сказать тебе… — нача­ла она, перебивая отца.

— Извини, — сказали они оба разом. Лаура взглянула на отца, благодарная за секунду отсрочки.

— Папа, ты хотел что-то сказать? Дэниэл потер шею.

— Я как-то подумал, что мы уже давно проводим очень мало времени друг с другом.

— Понимаю. — Лаура перевела взгляд на свою ладонь, лежавшую на полосках золоти­стого и зеленого бархата, чтобы он не видел боль в ее глазах, боль старых ран, которые невозможно исцелить. — Ты занят своим би­знесом.

— Но, кроме бизнеса, у меня есть дочь, которой я нужен. — Дэниэл прочистил гор­ло. — И, по правде говоря, моя контора была для меня убежищем. Этот дом никогда не был моим домом.

— Даже после того, как ты женился на маме?

— Да. Особенно после того, как я женился на Элинор.

Лаура переплела пальцы, обхватив колено.

— Твой брак был браком не по любви, верно?

— Твой дед надеялся, что я женюсь на его старшей дочери и возьму в свои руки его бизнес.

И теперь точно так же ее отец ждет, что она выйдет замуж за Филиппа Гарднера. Боже, помоги ей, как сказать ему, что она собирается замуж за Коннора?

— И ты никогда не сожалел о том, что сделал то, чего от тебя ждали?

— Я обязан твоему деду жизнью. Он же­нил меня на своей дочери, вручил мне рычаги правления большой судоходной компанией. И я чувствовал себя предателем, потому что хотел от всего этого отказаться. Я хотел сам устроить свою жизнь. — Дэниэл на мгновение замолчал. Лаура чувствовала, что он наблюда­ет, возможно, взвешивая, какой будет ее реакция на правду. — Я хотел жениться на женщине, которую судьба отняла у меня.

Лаура прикусила губу.

— Ты имеешь в виду тетю Софи?

— Я не подозревал, что это настолько оче­видно.

Лаура бросила на него взгляд. Он стоял, склонив голову, засунув руки в карманы тем­но-серых брюк, и постукивал носком ботинка о ножку кресла-качалки. В это мгновение он выглядел маленьким мальчиком, пойманным в чужом саду.

— Мне кажется, ты ей тоже небезразличен.

— Вполне возможно. — Он не поднимал головы, но Лаура заметила улыбку, появив­шуюся у него на губах, улыбку человека, вла­деющего каким-то радостным секретом. — Но поверь мне, я не изменял твоей матери.

— Я верю тебе. — Лаура улыбнулась, по­думав, что ее отцу еще не поздно найти счастье в супружеском союзе с ее любимой тетей.

Дэниэл подошел к ней. Лаура смотрела на маленькое пятнышко на носке его блестящего черного ботинка, испытывая желание бросить­ся к отцу и крепко обнять его, но не знала, как он отнесется к этому.

— Лаура, я хочу, чтобы ты знала, как мне жаль, что я не был рядом с тобой, когда был нужен тебе.

Он мгновение молчал, глядя на нее, и у Ла­уры появилось чувство, что он ждет какого-то знака. Она еще крепче сжала руки, пытаясь разобраться в своих чувствах. Всю жизнь ее учили не выказывать своих эмоций— каких бы то ни было. В этом доме никогда не было принято проявлять внешние признаки привя­занности. И теперь она сама не знала толком, что ей делать.

— Ты можешь меня простить?

— Ну конечно, — сказала Лаура, по-преж­нему глядя на его ботинок. — Я все понимаю.

— Я зря потратил двадцать пять лет. — Он прикоснулся к ее подбородку, заставляя ее под­нять взгляд. Он улыбался, и его темные глаза были полны тепла, которое она не надеялась никогда увидеть. — Я люблю тебя, дочка.

Горло Лауры сдавили чувства, и ее голос превратился в глухой шепот.

Я тоже люблю тебя, папа.

Он сел рядом с ней и обнял ее за плечи — неуверенно, с надеждой и грустью. Она хоте­ла повернуться к нему, прижать его к себе, сказать, что все хорошо, — но все равно си­дела, замерев, боясь того, что еще не насту­пило.

— Что ты хотела мне сказать?

Лаура попыталась проглотить комок, но не могла. Она смотрела на свои стиснутые руки, не в силах поднять глаза на отца.

— Насчет Филиппа Гарднера.

Он взял ее руку в свою.

— Что именно?

— Я знаю, что ты очень хочешь, чтобы я вышла за него замуж, но… я совершенно уверена… — Она замолчала, пытаясь поды­скать слова, вспоминая то, что Софи говорила сто лет назад. — Я уверена, что у каждого человека в мире есть своя пара. Две половины, разделенные до рождения. И если нам каким-то образом повезет найти вторую половину, то мы должны вцепиться в нее обеими руками и никогда не отпускать.

— И ты нашла эту свою вторую половину?

— Да. — Лаура подняла глаза на отца, и у нее замерло дыхание, едва она увидела улыбку на его губах. — Я люблю Коннора. И он любит меня.

Дэниэл кивнул.

— Тогда, я полагаю, нам остается только одно?

— Что именно?

— Объявить день свадьбы.

Лаура затаила дыхание.

— Ты имеешь в виду нашу свадьбу с Коннором?

Он тихо усмехнулся.

— Ты же за него хочешь выйти, верно?

— А ты не возражаешь?

— Как я могу возражать? — Он прижал ее к себе. — Все, что я хочу для тебя, — это счастья.

— О! — Она обхватила его руками за шею. Он обнял ее своими сильными руками, за­тем отпустил, улыбаясь, глядя в ее глаза, пол­ные слез.

— Софи говорила, что все именно так и бу­дет.

Лаура улыбнулась, несмотря на слезы, теп­лыми ручейками стекающие по ее щекам.

— Софи — потрясающая женщина!

— Я рад, что ты так думаешь. — Дэниэл погладил большим пальцем щеку Лауры, вы­тирая ее слезы. — Потому что я попросил Со­фи стать моей женой.

— Ох! Я так рада за вас! — воскликнула Лаура, обхватив его руками за шею и крепко обняла его, так, как мечтала об этом уже дав­но. Когда она откинулась назад, ее слезы уже высохли, сменившись радостью, бурлящей в ее жилах. — Как ты думаешь, может быть, нам устроить двойную свадьбу?

Дэниэл улыбнулся, и его взгляд затуманил­ся, когда он посмотрел ей в глаза.

— С большим удовольствием.

Когда врач из Авилона покинул комнату, Коннор откинулся на подушки, подложенные ему под спину, и посмотрел на высокого, тем­новолосого человека, стоявшего рядом с кро­ватью.

— Лекарство, которое дал мне ваш врач, уже ослабило боль.

— Я рад, что он смог вам помочь. — Остин Синклер улыбнулся. — Я ожидал найти вас на смертном ложе.

— Рана вполне могла оказаться смертель­ной.

— Для человека, не имеющего доступа к Силе?

Коннор кивнул, решив что об Эйслинг упо­минать не стоит. Очевидно, этот Лорд Внут­реннего Круга не знал об ограничениях цели­тельных способностей Коннора, об этом изъ­яне, присущем всем Сидхе.

До тех пор, пока вы не пришли, я раз­мышлял, не имеете ли вы какого-либо отноше­ния к покушению.

Остин нахмурился, и в его глазах вспыхнул гнев, который, как чувствовал Коннор, был направлен не на него.

— Я не такой человек, чтобы стрелять в спину!

— Нет. Я чувствую, что вы честный че­ловек.

— Однако я боюсь, что выстрел мог быть произведен одним из наших людей. — Остин сжал руки в кулаки. — Кем-нибудь, кого пу­гают ваши способности.

— Потому что он сам не обладает этими способностями?

— Вот именно. — Остин повернулся в сто­рону окон, и на его лицо упали солнечные лучи, освещая отпечатавшуюся в его чертах реши­мость. — И я намереваюсь им заняться.

Коннор почувствовал родство с этим чело­веком. Хотя Остин Синклер родился через ты­сячу лет после Коннора, они были в каком-то смысле братьями; в их жилах текла кровь Туата-Де-Дананн. Но все же Коннор понял, что за тысячу лет его народ изменился.

— Я заметил, что ваш врач полагается на медицину, а не на естественные целительные способности нашего народа.

Остин нахмурился.

— Он не владеет способностью исцеления.

— Итак, все произошло так, как когда-то предсказала мудрая волшебница. — Коннор разгладил темно-синее одеяло, лежавшее у не­го на коленях. Синий кашемировый халат, в который он был одет, защищал его кожу от прохладного воздуха комнаты, но он не мог разогнать холодок, проникший в кровь Конно­ра, когда он понял, сколь многое потерял его народ. — Внутреннему Кругу ныне закрыт дос­туп к источнику силы.

— Мы лишились большинства наших спо­собностей.

«Через тысячу лет останется только гор­стка людей, не забывших древнее знание, и их дети не будут даже подозревать, что они об­ладают „силой Матери-Земли“, — слова Эйслинг эхом звучали в его памяти.

— Хотел бы я знать, навсегда вы лишились своих способностей, или же они только спят. — Коннор посмотрел на Остина, протягивая ему руку. — Не бойтесь меня, ослабьте свою за­щиту.

Остин посмотрел на Коннора с мгновен­ным подозрением, даже следами страха — страха перед тем, что Коннор может найти у него внутри.

— Вам так не хочется взглянуть на правду, скрытую внутри вас?

Остин глубоко вздохнул и схватил руку Коннора.

— Хорошо.

Коннор закрыл глаза, собирая силу, кото­рая обитала у него внутри, чувствуя, как она пробуждается и блестит, протекая через него.

— Чувствуете?

— Да, — прошептал Остин.

— Поищите эту силу внутри себя. Открой­тесь пульсу Земли, отдайтесь ему, чтобы он наполнил вас, пока ваше сердце не забьется в унисон с ним.

Остин еще крепче сжал его руку.

— Подставьте себя свету солнца, луны, звезд, чтобы он залил вас и наполнил вас. Пусть он пройдет через каждую клеточку ва­шего тела. Пусть он насытит вашу душу.

Остин втянул в себя воздух со звуком, пока­завшимся чутким ушам Коннора таким же громким, как ветер, свистящий в трубе.

— Не препятствуйте ему. Впустите в себя тепло. Ведь это ваше наследство. Остин ослабил хватку.

— Откройтесь свету. — Коннор чувство­вал, как расслабляется тело Остина, в которое проникает свет. — Пусть свет проходит сквозь вас. Вот так, отлично.

— Прекрасно! — Остин шумно дышал. — Как прекрасно!

Коннор открыл глаза, взглянув на Остина, который стоял, откинув голову и закрыв глаза, с кожей, пылающей в солнечном свете и с та­ким видом, будто получил благословение. Он отпустил его руку, улыбнувшись, когда Остин посмотрел на него с детским изумлением в гла­зах.

— Кажется, сила только спала в тебе, брат мой.

— Ты вернешься со мной в Авилон? Чтобы учить нас, помочь нам обрести утраченное?

— Это соблазнительно, но ты должен знать, что я скоро женюсь. А моя невеста еще не знает, кто я такой.

— Ты собираешься сказать ей?

— Видимо, я должен это сделать. — Кон­нор прочувствовал, как сжалась его грудь при мысли о том, как Лаура может отозваться на его признание. — И, тем не менее, боюсь того, что может случиться, если я открою правду.

Остин положил руку на плечо Коннора.

— Поверь мне, брат мой, между мужчиной и женщиной, которую он любит, не должно быть никаких тайн.

— Да, я тоже так считаю. Остается наде­яться, что если она любит меня, то примет меня такого, какой я есть.

Лаура остановилась, положив руку на бронзовую ручку двери в гостиную, и улыб­нулась, увидев, как ее отец обнимает тетю Софи. Она тихонько выскользнула из комна­ты, закрыв за собой дверь. Через две недели две пары встанут рядом и произнесут слова клятвы, которая свяжет их навсегда. Теперь все, что ей оставалось, — лишь поставить об этом в известность своего прекрасного буду­щего супруга.

— Мисс Лаура! — остановила ее Меган. Лаура, повернувшись, увидела, что Меган стоит в нескольких футах от нее, крепко вце­пившись крохотными ручонками в светло-си­нюю ткань ее платья. Она выглядела, как ма­ленькая девочка, нашедшая на улице обломки своей любимой куклы.

— Что такое, солнышко?

Меган посмотрела на нее. В ее больших голубых глазах стояли слезы.

— Бабушка сказала мне, что мистер Коннор ранен.

— Не волнуйся. — Лаура опустилась на ко­лени перед девочкой, положив руку на плечо Меган. — Он скоро поправится.

— Правда-правда?

Лаура поцеловала Меган в щеку, вдыхая сладкий запах лаванды.

— Правда-правда.

Меган захлопала в ладоши, улыбаясь так, как будто Лаура вручила ей самый лучший в мире подарок.

— Я так и знала, что он выздоровеет!

Лаура улыбнулась.

— Ты была уверена?

Меган кивнула, и густые темные кудри за­прыгали по ее крошечным плечам.

— Я знала, что он поправится, потому что ангелы не умирают!

Лаура теребила пышные темные локоны Меган.

— Ты думаешь, что мистер Коннор — ан­гел?

Меган кивнула с самым серьезным видом.

— Я не думаю, я знаю.

Лаура подумала о любимом человеке с гла­зами цвета яркого неба, который ждал ее в со­седней комнате.

— Я тоже знаю.

— Значит, он рассказал вам о том, что вылечил мне глаза?

У Лауры дыхание замерло в груди.

— Твои глаза?

Меган кивнула.

— Он прикоснулся к моей голове, и его руки были теплыми-теплыми. Я открыла глаза и увидела его. И я поняла, что он — ангел.

Не может быть! Просто не может быть!

— И он вылечил тебе глаза?

— Он сказал мне, чтобы я никому не го­ворила. — Меган нахмурилась. — Но я поду­мала, что вы тоже знаете.

У Лауры появилось ощущение, будто она грохнулась на землю. На коже под платьем выступил холодный пот.

— Я плохо поступила, что открыла секрет?

— Нет. — Лаура глотала ртом воздух, как тонущий человек, который борется за жизнь. — Нет, ты все сделала правильно, Ме­ган.

Меган своей теплой ручкой дотронулась до холодной щеки Лауры.

— Вы чем-то расстроены?

Лаура выдавила улыбку.

— Ничего. — Она поднялась. Ноги ее дро­жали. — Мне нужно идти. Я должна погово­рить с мистером Коннором.

Лаура шла к комнате Коннора, как будто брела в густом тумане. В ее мозгу вертелись вопросы вместе с ответами, которые слишком пугали, чтобы признать их. Но от правды не убежишь. Если ее подозрения перейдут в уве­ренность, тогда все, что случилось после при­бытия Коннора, в том числе ее собственное скандальное поведение, имеет смысл, за всем лежит жуткая, искаженная логика, с которой ей предстоит ужасная встреча.

Когда она вошла в спальню Коннора, он стоял у окна, а на полу у его ног лежал Цыган. Коннор обернулся в столбе света, лившегося через окно, улыбнувшись при виде Лауры.

— Ты так давно не приходила, любимая. — Лаура прижалась спиной к закрытой двери, глядя на него, на его безупречные черты, ос­вещенные лучами солнца, на его сильную вы­сокую фигуру, прикрытую мягким голубым кашемиром. Он был мечтой во плоти. Прин­цем, сошедшим со страниц волшебной сказки. Викингом, проделавшим путь в тысячу лет, чтобы добиться ее руки. Но был ли он че­ловеком?

— Лаура, в чем дело, любовь моя? — Он подошел к ней, и на его лбу появились мор­щины. — Что случилось?

Как мог человек остаться в живых после такой раны? Вот он направляется к ней боль­шими, легкими шагами, как лев, рана которого оказалась всего лишь царапиной.

Она подняла руку, когда он подошел совсем близко.

— Прошу тебя, не прикасайся ко мне.

Она не могла ни о чем думать, когда он дотрагивался до нее.

Коннор остановился в нескольких футах от нее.

— Что с тобой?

Она облизала сухие губы.

— Мне нужно знать…

Боже, помоги! Это не может быть правдой!

— Что именно?

— Меган сказала мне, что ты вылечил ее глаза.

Он устремил на нее неподвижный взгляд, не мигая, как человек, которому вынесли давно ожидаемый приговор.

— Это правда?

Умоляю тебя, скажи, что это неправда! Пожалуйста, скажи, что между нами ничегоне изменилось!

Правда.

У Лауры все сжалось внутри, как от удара.

— Кто ты?

— Я — человек, Лаура. Человек, который любит тебя всей душой и сердцем.

Лаура покачала головой.

— Ты же не человек, верно? Он набрал в грудь воздуха и выпустил его долгим вздохом.

— Я — человек, но не такой, как ты.

— Ты — ведьмак. — Она еще крепче при­жалась плечами к крепкой дубовой двери. — Или чародей, или как там называют людей, занимающихся магией.

— Я — один из Сидхе. Мой народ — Туата-Де-Дананн.

Боже мой! — Лаура прижала ладонь к губам, пытаясь удержать болезненный стон, который родился в ее груди и поднялся к гор­лу.

— Лаура, во мне нет ничего ужасного.

Она поморщилась, когда его пальцы осто­рожно прикоснулись к ее руке.

— Не прикасайся ко мне!

Черты его лица исказились от боли. Он отступил на шаг, как будто это могло уменьшить ее страхи.

— Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, — прошептал он глухим, напряженными голосом. — Ты — мое сердце.

— Ты управлял моим сознанием, не так ли?

— Никогда.

— Ты влиял на мои мысли, околдовал меня.

Он улыбнулся, но его улыбка была полна боли, которую Лаура ощутила так же ясно, как боль в своей груди.

Любовь моя, я никогда не пытался око­лдовать тебя.

— Я чувствовала что-то странное с того мгновения, как ты появился в нашем доме, какое-то необъяснимое влечение, вот здесь. — Она постучала кулаком по сердцу. — Как буд­то меня тянуло к тебе против моей воли. И те­перь я знаю, почему.

— То, что ты чувствуешь, — то же самое влечение, которое привело меня к тебе. Это заклятье старо, как время. И гораздо более прекрасно, чем любые заклинания моего наро­да. Это заклятье любви.

— Заклятье чудовища.

— Взгляни на меня, Лаура. — Коннор вы­тянул руки в стороны, широко расставив паль­цы. — Я похож на чудовище?

Его черные волосы окаймляли лицо, локон падал на гладкий лоб, шелковистые пряди бес­порядочно вились у шеи. Он смотрел на нее живыми синими глазами — такой красивый, слишком красивый для смертного человека.

— Убирайся из этого дома! И из моей жизни!

— Лаура, не надо так говорить.

— Убирайся туда, откуда ты пришел! И по­кинь мои сны!

Она распахнула дверь и убежала, захлоп­нув дверь за собой. Но бежать ей было не­куда — боль осталась с ней, глубоко внутри ее существа, как будто ее разбили на множес­тво осколков, которые невозможно собрать снова. Лаура бежала по коридору, чтобы най­ти убежище в своей спальне, где она упала на мягкое одеяло, покрывающее кровать, и разрыдалась.

Коннор смотрел на дверь, не в силах по­шевелиться. Ему казалось, что все силы по­кинули его и жизненная энергия убывает сквозь трещину, расколовшую сердце. Тихо прошеле­стел ветерок, как листья, трепещущие в теплый летний день. На него нахлынул запах прянос­тей и вереска, и он понял, что в комнате есть кто-то, кроме него.

— Я не думала, что она отвергнет тебя, — прошептала Эйслинг, кладя руку ему на пле­чо. — Я ошибалась.

— Мне нужно время, вот и все.

— Пойдем, сумрачный воин, пора домой.

— Нет. — Он взглянул на нее, увидев со­чувствие в ее голубых глазах, и понял, как сквозь него протекает ее любовь. — Я не могу уйти.

Эйслинг покачала головой.

— Ты ничего не добьешься, если оста­нешься.

— Я не признаю поражения. — Коннор стиснул зубы. — Нет, Эйслинг, только не это. Ведь я сражаюсь за свое будущее.

— Ты жил зачарованной жизнью, мой пре­красный воин. — Эйслинг печально улыбну­лась, ее глаза были полны тревоги за него. — К тебе никогда не прикасалась холодная рука поражения. И я знаю, что ты останешься, что­бы продолжать борьбу. Но знаю я и то, что ты должен уйти, чтобы победить.

— Уйти? Ты просишь, чтобы я сбежал, как трус. Каким образом это принесет мне победу?

— Забудь о своих привычках викинга и до­верься мне, — прошептала она.

— Я не уйду отсюда. Не проси меня об этом.

— Я — не полукровка. Ты должен пони­мать, что твоя сила не сравнится с моей.

— Я должен остаться. Я должен доказать ей, что я — не чудовище. Я должен доказать ей, как сильно я люблю ее.

— О, мой милый! — Эйслинг прижала ладони к его щекам. — Ты подарил ей свое серд­це, свою душу, самую лучшую, какая только может быть. А она все равно отворачивается от тебя. Она не стоит тебя.

— Я знаю, что она любит меня; я чувствую это здесь, — сказал он, прижимая руку к серд­цу. — Я провел с ней слишком мало времени. Еще немного — и я научу ее не только любить, но и доверять.

— Она только сильнее разозлится, если ты останешься.

— Я не могу ее покинуть.

— К победе не всегда ведет прямой путь. — Эйслинг взяла его под руку. — Идем.

Медальон на его груди, около того места, где находилось разбитое сердце, нагрелся.

— Нет!

Эйслинг щелкнула пальцами, и они исчез­ли. Залитая солнечным светом комната опу­стела.

Загрузка...