Елена медленно возвращалась в реальный мир, борясь за каждый шаг. Она вонзила ногти в кожаную куртку Дамона, мимолетно подумав, не останется ли следов, а потом резкий, повелительный стук снова разозлил ее.
Дамон поднял голову и рыкнул.
Мы ведь пара волков, правда? Сражаемся когтями и зубами.
На краю сознания мелькнула мысль, что стук не прекращается. Он предупреждал девочек…
Девочек! Бонни и Мередит! Он сказал не мешать, если только не подожгут дом!
Но врач… о господи! Что случилось с несчастной избитой женщиной? Она умирает!
Дамон все еще рычал, его губы были измазаны в крови. Это был только след — вторая рана затянулась так же, как и первая, на щеке. Елена не имела понятия, сколько прошло времени с того момента, как она притянула Дамона к себе. Но теперь, когда его прервали, когда в его жилах текла ее кровь, он походил на неукрощенную пантеру.
Она не знала, сможет ли остановить его или хотя бы удержать ненадолго, не пользуясь чистой Силой.
— Дамон! — громко сказала она. — Там наши друзья, помнишь? Бонни, Мередит и целитель.
— Мередит, — повторил Дамон. Губа поднялась над удлинившимися клыками. Он был все еще в другой реальности. Увидев Мередит, он не испугался бы — а она знала, что в присутствии ее логичной рассудительной подруги Дамон чувствует себя не в своей тарелке. Они видели мир по-разному. Она докучала ему, как камешек в ботинке. Но сейчас он расправился бы с этой досадной мелочью, оставив от Мередит только изуродованный труп.
— Пусти, я посмотрю.
Снова раздался стук. Почему они не могут перестать? Ей что, мало забот без этого?
Руки Дамона обвились вокруг нее. Она почувствовала жар — даже удерживая ее на месте, он почти не тратил сил. Он не хотел сделать ей больно, хотя на это хватило бы десятой части силы, прячущейся в его мускулах.
Охватившая ее волна чувств заставила ее прикрыть глаза, но она знала, что ей придется проявить здравомыслие.
— Дамон! Они могут предупреждать нас! Может быть, Ульма умирает!
Упоминание смерти подействовало. Его глаза сузились, кроваво-красный свет, пробивавшийся сквозь занавески, лежал на его лице красными и черными отсветами, из-за чего он казался красивее — и опаснее, чем всегда.
— Ты останешься здесь, — ровно сказал Дамон, не пытаясь казаться «хозяином» или «джентльменом». Он был диким зверем, защищавшим свою самку, единственное существо в мире, которое не было ни соперником, ни едой.
Спорить с ним было бесполезно — не в этом состоянии. Елена останется. Дамон сделает то, что нужно. А Елена останется здесь так долго, как ему покажется нужным. Елена не знала, чьи это мысли. Они с Дамоном все еще не разделили свои эмоции. Она решила понаблюдать за ним и если он выйдет из себя…
«Я не потеряю контроль».
Переход от буйства животных инстинктов к холодному, абсолютному спокойствию был еще страшнее. Она не знала, является ли Дамон самым здравомыслящим из тех, кого она встречала, или он просто лучше всех прячет свою злобу. Придерживая на груди порванную кофточку, она смотрела, как он грациозно подошел к двери и неожиданно рванул ее, почти сорвав с петель.
Никто не упал. Никто их не подслушивал. Мередит стояла, одной рукой удерживая Бонни, и подняв другую для нового стука.
— Да? — ледяным тоном спросил Дамон. — Мне казалось, я все вам сказал…
— Сказал. И вот, — начала Мередит, хотя прервать Дамона в таком состоянии было равносильно попытке самоубийства.
— Что вот? — прорычал Дамон.
— Толпа угрожает сжечь дом. Не знаю, мстят ли они за Дрозне, или им не понравилось то, что мы забрали Ульму, но они разъярены и вооружены факелами. Я не хотела прерывать лечение Елены, но доктор Меггар сказал, что его они не послушают. Он человек.
— Он был рабом, — вставила Бонни, пытаясь вырваться из рук Мередит. Уставившись на Дамона лучистыми карими глазами, она протянула к нему руки. — Только ты можешь нас спасти, — повторила она словами то, что уже сказала взглядом. Значит, дело было по-настоящему плохо.
— Ладно, ладно. Я позабочусь о них, а вы позаботитесь о Елене.
— Конечно, но…
— Нет. — Дамой все еще был немного не в себе из-за крови и тех воспоминаний, которые мешали Елене связно мыслить. Или он просто каким-то образом преодолел свой страх перед Мередит. Он положил руки ей на плечи и посмотрел прямо в глаза — он был всего на полтора-два дюйма выше:
— За Еленой присмотришь лично ты. Здесь каждое мгновение происходят трагедии — непредвиденные, ужасные, смертельные. Не хочу, чтобы с Еленой что-то случилось.
Мередит долго смотрела на него. Обычно, когда дело касалось Елены, она спрашивала разрешения хотя бы взглядом, но на этот раз не стала:
— Я защищу ее, — ее голос никогда не был таким низким. Поза и тон предполагали продолжение «даже ценой собственной жизни», и это не казалось излишне патетичным.
Дамон отпустил ее, шагнул к двери и вышел, не обернувшись. Но его голос звучал в ее мозгу: «Ты останешься невредимой, если это вообще возможно. Я клянусь».
Если это вообще возможно. Как мило. Елена попыталась собраться с мыслями.
Мередит и Бонни смотрели на нее. Елена глубоко вздохнула, на миг вернувшись в старые добрые времена, когда после свидания всегда следовал обстоятельный разбор полетов. Но Бонни сказала только:
— Лицо у тебя почти в порядке.
— Да, — Елена попыталась завязать концы кофточки на груди. — С ногой хуже. Нам не удалось закончить.
Бонни открыла рот, но тут же снова закрыла его — такой же подвиг для нее, как для Мередит — данное Дамону обещание. В результате она сказала только:
— Возьми мой шарф и перевяжи ногу. Мы его сложим и потуже затянем рану, чтобы она не открылась.
— Думаю, доктор Меггар уже закончил с Ульмой, — добавила Мередит. — Может быть, он сможет тебя осмотреть.
Доктор Меггар снова мыл руки, огромным насосом накачивая в раковину воду. На полу громоздилась куча окровавленных тряпок, а запах стоял такой, что душистые травы почти не помогали. Елена не узнала женщину, которая сидела в большом удобном кресле.
Боль и ужас сильно меняют человека. Елена знала это, но, оказывается, не понимала насколько. И как преображают отдых и избавление от боли, тоже не знала. Она привезла сюда женщину, сжавшуюся до размеров ребенка. Худое измученное лицо искажали боль и смертельный страх, так что оно походило на небрежно набросанный портрет уродливой старухи. Кожа была болезненно-серой, тонкие волосы еле-еле прикрывали череп, свисая неопрятными сосульками. Все в ее облике кричало о том, что она рабыня — от железных полос на запястьях до полуобнаженного, окровавленного тела в шрамах и босых грязных ног. Елена не могла даже сказать, какого цвета у нее глаза: они казались такими же серыми, как и все остальное.
Теперь Елена смотрела на женщину чуть за тридцать. Тонкое, красивое, даже аристократичное лицо, прямой нос, темные умные глаза и красивые, крыльями раскинутые брови. Она полулежала в кресле, поставив ноги на оттоманку, и медленно расчесывала волосы — темные, с редкими седыми прядями. Седина придавала какое-то достоинство простому синему халату, в который она была одета. На лице лежали легкие морщинки, но прежде всего при виде нее Елену охватила всепоглощающая нежность — возможно из-за немного округлившегося живота, на котором покоилась одна ее рука. На лицо вернулась краска и особое внутреннее сияние.
На мгновение Елена подумала, что это жена или экономка доктора Меггара, и с трудом преодолела искушение спросить, умерла ли бедная рабыня.
Потом она заметила под темно-синей манжетой отблеск железного браслета.
Эта темноволосая аристократичная женщина — Ульма. Врач совершил чудо.
Целитель, как он себя называет. Понятно, он умеет лечить раны, как и Дамон. Человек, избитый как Ульма, не сможет прийти в норму без применения могущественной магии. Попытки наложить швы на то кровавое месиво, с которым ему пришлось работать, явно были бы бесполезны, но доктор Меггар ее вылечил. Елена никогда не попадала в подобные ситуации, поэтому она прибегла к правилам этикета, внушенным ей в Виргинии.
— Рада познакомиться. Я Елена, — она протянула руку.
Расческа упала на кресло. Женщина схватила ладонь Елены обеими руками. Темные глаза уставились на лицо Елены.
— Ты… это ты, — она сняла обутые в тапочки ноги с оттоманки и опустилась на колени.
— Нет-нет, сударыня! Пожалуйста! Я уверена, что доктор велел вам отдыхать. Лучше бы вам сесть.
— Но это ты, — женщине зачем-то нужно было подтверждение. Елена была готова на все, лишь бы успокоить ее.
— Да, это я. А теперь садитесь.
Она немедленно повиновалась. В каждом ее действии был какой-то свет. Елена поняла это, побыв в рабстве всего несколько часов. Повиновение по собственному желанию очень отличается от тех случаев, когда непослушание карается смертью.
Сев, Ульма раскинула руки:
— Посмотри на меня! Ангел, богиня, Страж, кем бы ты ни была, — посмотри на меня! Я три года жила как зверь и снова стала человеком — благодаря тебе. Ты пришла, как светлый ангел, и встала между мной и плеткой.
Ульма заплакала, но это были слезы радости. Ее взгляд скользнул по лицу Елены, задержавшись на рубце, пересекавшем щеку.
— Ты не Страж: их магия делает их неуязвимыми, и они никогда не вмешиваются. За три года этого не произошло ни разу. Я видела, как мои друзья умирают под его плетью. — Она потрясла головой, как будто не в силах произнести имя Дрозне.
— Мне очень жаль, — Елене было неловко. Она оглянулась и увидела, что Бонни и Мередит удивлены не меньше нее.
— Неважно. Я слышала, что твой друг убил его на улице.
— Это я рассказала, — гордо сказала Лакшми, незаметно вошедшая в комнату.
— Мой друг? — нерешительно спросила Елена. — Но он не мой… то есть мы с ним…
— Он наш хозяин, — прямо сказала Мередит.
Ульма все еще смотрела на Елену влюбленными глазами:
— Каждый день я буду молиться, чтобы твоя душа вышла отсюда.
— Души могут уйти отсюда? — испугалась Елена.
— Конечно. Раскаяние и добрые дела могут в этом помочь, и чужие молитвы тоже учитываются.
Она говорит не как рабыня, подумала Елена. Она хотела сказать это поделикатнее, но давно запуталась в происходящем, у нее болела нога, а в душе царило смятение:
— Вы говорите не как рабыня. По крайней мере мне так кажется. Или я просто дура?
Она увидела слезы в глазах Ульмы и воскликнула:
— Боже! Пожалуйста, забудьте, что я спросила. Пожалуйста!
— Нет! Больше мне некому рассказать. Я хочу, чтобы ты послушала, как я дошла до такого состояния. — Ульма смотрела на Елену. Было понятно, что желание Елены для нее закон.
Елена взглянула на Бонни и Мередит. Она больше не слышала шума с улицы, а здание явно не горело.
К счастью, в этот момент вошел доктор Меггар.
— Все познакомились друг с другом? — На этот раз его брови рассинхронизировались, одна шла вверх, другая вниз. В руках у него была бутылка с остатками черномагического вина.
— Да. А мы не должны бежать или спасаться? Там вроде была толпа.
— Друг Елены заставил их призадуматься, — с удовольствием сказала Лакшми. — Они отправились на Площадь Собраний делить имущество Дрозне. Спорим, он пробьет несколько голов и скоро вернется, — радостно сказала девочка, не оставляя никаких сомнений в том, кого она имеет в виду. — Хотела бы я быть мальчиком, чтобы посмотреть на это.
— Ты храбрее мальчиков. Только ты рискнула привести нас сюда. — Елена взглядом спросила совета у Бонни и Мередит. Видимо, толпа переместилась куда-то в другое место, а уж Дамон оттуда точно выберется. Может быть, ему придется подраться, чтобы избавиться от лишней энергии, полученной из крови Елены. Уличное волнение было бы очень кстати. Елена посмотрела на доктора Меггара:
— Как вы думаете, с моим… с нашим хозяином все будет в порядке?
Брови доктора Меггара задвигались:
— Может быть, ему придется заплатить родственникам старого Дрозне, но сумма будет невелика. Потом он сможет распоряжаться имуществом старого козла. Думаю, вам безопаснее всего остаться здесь.
Для придания веса своим словам он разлил черномагическое вино по бокалам. Точнее, по ликерным рюмкам.
— Успокаивает нервы, — заметил он, делая глоток.
Ульма тепло улыбнулась ему, когда он убрал лоток с инструментами.
— Спасибо, спасибо, спасибо. Не хочу утруждать вас своей историей.
— Нет, расскажите, пожалуйста! — Когда непосредственная опасность для Дамона и подруг отступила, Елене захотелось послушать. Остальные были с ней согласны.
Ульма слегка покраснела, но начала ровным голосом:
— Я родилась в царствование Келемена II. Я понимаю, что вашим гостям это ничего не говорит, но мы многое знаем о нем и его снисходительности. Я училась у матери, которая была популярнейшим модельером. Мой отец был ювелиром — почти таким же знаменитым. Они владели поместьем неподалеку от города, и дом был не хуже, чем у самых богатых клиентов, хотя родители старались не афишировать свое богатство. Я была тогда юной леди Ульмой, а не старухой Ульмой. Мои родители старались спрятать меня подальше, для моего блага. Но…
Ульма — леди Ульма — остановилась и глотнула вина. Взгляд изменился — она смотрела куда-то в прошлое и пыталась не расстроить слушателей. Но когда Елена хотела попросить ее остановиться, хотя бы отложить рассказ, пока она не почувствует себя лучше, Ульма продолжила:
— Несмотря на все их старания… кое-кто… увидел меня и потребовал моей руки. Я говорю не о Дрозне, который был простым меховщиком с окраины и которого я впервые увидела три года назад. Это был лорд, Старший, демон с ужасной репутацией — и мой отец отказал ему. Они пришли ночью. Мне было всего четырнадцать. Так я и стала рабыней.
Елена обнаружила, что чувствует боль леди Ульмы напрямую. Боже мой, она снова это сделала. Елена поспешно приглушила свою эмпатию:
— Вы не обязаны нам об этом рассказывать. Может быть, в другой раз…
— Я хочу рассказать вам — тебе — чтобы вы знали, что сделали, И я бы предпочла не повторять эту историю. Если вы не хотите слушать…
Вежливость столкнулась с вежливостью.
— Нет-нет, если хотите — продолжайте. Я просто хотела, чтобы вы поняли, как мне жаль, — Елена оглянулась на доктора, который терпеливо ждал ее у стола с коричневой бутылочкой в руках. — Если вам это не помешает, я бы пока исцелила ногу, — Слово «исцелила» она произнесла неуверенно, не понимая, как у врача хватило Силы вылечить Ульму. Она не удивилась, когда тот затряс головой. — Ну или мне бы просто наложили швы, пока вы говорите.
Прошло несколько минут, прежде чем леди Ульма смогла пережить шок от того, что заставила свою спасительницу ждать, но наконец Елена оказалась на столе, а врач заставил ее выпить из бутылки что-то, похожее на вишневый сироп от кашля.
Ну хорошо, нужно же попробовать анестезию Темного Измерения, ведь накладывать швы больно. Елена отхлебнула из бутылки, и комната закружилась. От второго глотка она отказалась.
Доктор Меггар размотал изуродованный шарф Бонни и принялся срезать с Елениного колена пропитанные кровью джинсы.
— Вы так добры, что слушаете меня, — продолжила леди Ульма, — но я и так знала это. С нашего позволения, я избавлю нас всех от неприятных подробностей. Достаточно будет сказать, что я годами переходила из рук в руки, скатываясь все ниже и ниже. Наконец, кто-то пошутил: «Отдайте ее старому Дрозне. Он выжмет из нее все, что еще можно выжать».
— Боже! — воскликнула Елена, понадеявшись, что все отнесут этот возглас на счет истории, а не жжения от очищающего раствора, который врач лил на ее истерзанное тело.
У Дамона это получалось намного лучше. Раньше она даже не понимала, как ей повезло. Елена постаралась не закричать, когда врач начал шить, но вцепилась в руку Мередит с такой силой, что даже побоялась сломать кости. Она попыталась ослабить хватку, но Мередит только крепче сжала пальцы. Ее длинная изящная рука походила на мужскую, но была мягче. Елена смутно обрадовалась тому, что может сжимать ее как угодно сильно.
— В последнее время силы начали покидать меня, — тихо сказала леди Ульма. — Думаю, этот, — она употребила очень крепкое выражение по отношению к своему хозяину, — почти довел меня до смерти. А потом я узнала правду, — ее лицо осветилось. Елена подумала, что примерно так она выглядела в юности, и поняла демона, хотевшего на ней жениться. — Я поняла, что во мне зреет новая жизнь — и что Дрозне уничтожит ее, если ему представится шанс.
Казалось, она не замечает ужаса и изумления на лицах трех девушек. Елене казалось, что она ощупью пробирается сквозь ночной кошмар по краю черной пропасти, и что ей придется блуждать во тьме, рядом с предательскими незаметными трещинами во льду Темного Измерения, пока она не найдет Стефана и не освободит его. Это внезапное отвращение пришло не в первый раз, но она впервые осознала его как следует.
— Вы, юные дамы, здесь совсем недавно, — леди Ульма нарушила затянувшуюся тишину. — Я не сказала ничего особенного.
— Мы рабыни, — Мередит потянула обрывок веревки, свисавший с запястья. — Думаю, чем больше мы узнаем, тем лучше.
— Ваш хозяин… я никогда не видела никого, у кого хватило бы скорости для драки со старым Дрозне. Многие злословили, но на большее их не хватало. А вот ваш хозяин…
— Мы называем его Дамоном, — вставила Бонни.
Леди Ульма не поняла ее.
— Хозяин Дамон. Как вы думаете, он возьмет меня к себе? Когда он заплатит за старого Дрозне, он сможет первым выбирать из его имущества. Я одна из немногих рабов, кого он не убил.
Надежда на лице леди Ульмы была такой мучительной, что Елене не хотелось смотреть на нее.
Только теперь она вдруг поняла, что Дамона уже давно нет. Сколько еще времени займут его дела? Она обеспокоенно взглянула на Мередит.
Мередит сразу поняла, что означает ее взгляд, и беспомощно покачала головой. Даже если они попросят Лакшми отвести их на Площадь Собраний, что они смогут там сделать?
Елена подавила крик боли и улыбнулась леди Ульме.
— Почему бы вам не рассказать о своем детстве?