Возвращение приграничного воина

Глава 11

В ту ночь ей не снились кошмары. Когда наступило утро, Кейт открыла глаза и подумала только о том, как же ярко светит сентябрьское солнце.

— Приятная мелодия, — обронила Бесси, поднимаясь с постели и надевая нижнюю юбку.

— Да? — Она и не заметила, что напевает себе под нос. Неужели это Джонни так на нее действует?

Она взяла гребень и провела им по волосам. Отросли ниже ушей. Пора снова подстричься. Но, посмотрев на Бесси, рыжая грива которой доходила до середины спины, она задумалась.

— Бесси, как ты думаешь, я красивая?

Та расправила юбки и глубоко вздохнула.

— Не меня тебе надо спрашивать.

Вспыхнув, Кейт отвернулась и отложила гребень. Неважно, как она выглядит, коль скоро она не хочет, чтобы на нее обращали внимание.

— Это был глупый вопрос.

— Он видит в тебе красавицу.

Он. Выходит, даже Бесси догадалась о том, в чем Кейт отказывалась себе признаваться.

Два года она была уверена, что никогда больше не сможет стать нормальной женщиной.

Но Джонни подарил ей надежду.

Она не знала, как вписать эту искорку счастья в ту смесь страха и ненависти, которая ее питала. Она прочно засела у нее в груди, неуместная, словно полуночное солнце, и горела, но не разрушительным и гнетущим пламенем ярости, а была подобна очагу в холодную зимнюю ночь, согревая и обещая спасти от невзгод.

Обещая то счастье, о котором говорил Джонни.

Когда он обнял ее, то на несколько секунд во всем мире остались только он и она. И еще их поцелуй. Боль и жажда возмездия, которыми она была одержима на протяжении двух лет, отступили. Воспоминания о прошлом, тревога о будущем — все ушло.

Но надолго ли?

Да, он подарил ей радость, но кратковременную, как наслаждение солнечным днем или вкусным обедом. Солнце неизбежно сядет за горизонт. А желудок запросит есть снова.

Радость не длится вечно.

Она поняла это, когда боролась с отчаянием. Мимолетные мгновения радости быстро проходили, и тем не менее они стали ступеньками лестницы, которая помогла ей выбраться из бездны. Может быть и теперь будет так же?

Вслед за Бесси она спустилась вниз, пытаясь не думать о Джоне. Но она обещала перешить для него дублет и потому села за стол и склонилась над тканью, которая защитит его спину, укроет плечи и убережет его сердце.

Люди приходили и уходили, пока она трудилась весь день напролет. Когда в зале появился Джон, она, не глядя, ощутила его присутствие. Искоса посмотрела на него, стараясь, чтобы он не заметил, но он все-таки перехватил ее взгляд, и она, смутившись, опустила голову.

Теперь он пугал ее с совершенно другой стороны.

Джонни Брансон слишком хорошо разбирался в женщинах. Два года она стойко держала оборону против всего мира. Но он постепенно, день за днем, шаг за шагом, проникал под ее броню, заставляя ее захотеть, заставляя ее поверить в то, что она может обрести счастье с мужчиной.

С ним.

И вот теперь, растеряв всю свою стойкость, она поглядывала на него сквозь завесу ресниц, высматривая на его лице ответное желание, словно обычная женщина в погоне за обычным счастьем, о котором он так заманчиво говорил.

Мысленно отругав себя, она села к нему спиной и уставилась на дублет. На его дублет. Зачем только он напомнил ей о том, чего она никогда не получит. До его приезда у нее была одна цель и одно предназначение — месть.

А он внес в ее мысли смуту.

Она хотела узнать, можно получить удовольствие от поцелуя. Что ж, как выяснилось, можно. Если ее не трогать руками.

Наверное, ее тело всегда будет сопротивляться мужчине, даже если сердце будет готово уступить.

Ничто и никто этого не изменит. Даже Джонни Брансон.

За эти дни Джон часто наблюдал за Кейт, пытаясь понять эту странную, сводящую с ума женщину. Когда они впервые встретились, она пригрозила ему оружием и заявила, что мужчинам нельзя ее трогать. Насколько он мог судить, ее никогда и не трогали. При темпераменте воина она обладала чопорностью монашки.

Со временем, однако, между ними установился мир, пусть она и не раскрыла ему своих секретов. И он желал, чтобы она была счастлива.

А потом она пришла к нему и попросила подарить немного того счастья, о котором он говорил. Попросила его о том, чего не принимала ни от кого другого.

И он почувствовал, что она становится ему дорога.

Пугающая мысль. Нельзя привязываться ни к ней, ни к этому месту. Он должен выполнить приказ короля и уехать.

Но о долге Джон вспоминал все реже. Он мог думать только о Кейт.

Почему простой поцелуй так глубоко запал в его душу? Он перецеловал множество женщин. Эти поцелуи были приятны. Дарили мимолетное удовольствие.

Почему же с ней он ощутил нечто большее?

Потому что было нечто, чего он не понимал. Какое-то недостающее звено. То, что выходило далеко за пределы мести или преданности семье. То, что предупреждало: ее нельзя держать слишком близко или обнимать слишком крепко.

Он обещал не трогать ее и, как мог, держал свое слово, пока она сама не пришла к нему и не освободила его от этого обещания. И теперь он хотел поцеловать ее снова.

Хотел гораздо большего.

День за днем она трудилась над дублетом, который был ему не нужен. Проводила за работой долгие часы, словно его жизнь была ей небезразлична, но едва замечала его, когда он находил повод, чтобы спуститься в зал.

Раньше он гордился своим умением разбираться в женщинах, но эта опровергала все, что он о них знал.

Когда в один из вечеров Джон вошел в зал, она встала и наконец-то посмотрела на него снова.

— Вот. — Она приложила к его груди дублет и окинула его взглядом, словно проверяя, насколько точно произвела измерения. Дублет был таким тяжелым, что она держала его двумя руками. — Примерьте.

Он набросил его на плечи и просунул руки в рукава. Поразительно, но несмотря на немалый вес, дублет был гибким и сидел как влитой, облегая его торс удобнее, чем любые доспехи.

Она улыбнулась, любуясь плодами своего труда, и принялась убирать с поверхности ткани невидимые ниточки, одергивать и расправлять дублет, проверяя, насколько закончена ее работа.

— Пришлось расставить его в боках.

И правда, от подмышек до талии были вшиты вставки из новой ткани, которая слишком контрастировала со старой, впитавшей в себя дождь, кровь и пот.

— Уж очень непривычно. — Он вздохнул.

Ее пальцы запорхали у него на груди, когда она начала продевать завязки в петли и затягивать их. Он прочистил горло, усилием воли удерживая руки на месте.

— Кому он принадлежал раньше? — спросил он, чтобы отвлечься. Предыдущий владелец явно был выше ростом, хотя и уже в груди, чем он сам.

Молча разобравшись с последней парой завязок, она похлопала ладонью по его груди и впервые за это время подняла глаза.

— Рыжему Джорди Брансону.

Куртка его отца. Ткань словно обожгла его кожу.

— Я не могу носить его.

— Почему?

Порываясь снять дублет, он начал возиться с завязками.

— Эта вещь мне не принадлежит.

Она отодвинула в сторону его неуклюжие пальцы и снова продела завязки в петли, на этот раз затянув их покрепче.

— Рыжему Джорди он больше не нужен. А вам пригодится.

— Роб не одобрит. — Ты больше не Брансон.

— Он висел в оружейной. А значит его может взять тот, кому он нужнее. И этот человек — вы.

Все в его жизни запуталось так же туго, как завязанные ею узлы. Набег. Чувство сопричастности, нахлынувшее на него, когда он скакал бок о бок с братом. Человек, которого он убил. А потом еще и Кейт. Нет. Она была с самого начала. Это ради нее он поехал с ними. И ради нее убил человека.

— Я не заслужил права носить его, — сказал он. Роб прямо сказал, что он не Брансон. И не станет Брансоном в дублете отца.

— Вам не нужно ничего заслуживать. — Она затянула последний узел и шагнула назад. — Это право есть у вас с рождения.

Он покачал головой.

— Нет. Неправда. — Он развернулся и, ни единым словом не поблагодарив ее, ушел, оставляя ее одну в зале.

Но ее дублет он не снял.

Хотя после рейда прошло несколько дней, и она давно вернулась за безопасные стены замка, ночью кошмар навестил ее снова.

Она проснулась. Уставилась широко распахнутыми глазами в темноту, постепенно возвращаясь в реальность. Вот кровать, потолок, и Бесси спит рядом. Значит, она кричала только во сне.

На этот раз Кейт не пошла слоняться по лестнице. Повернувшись набок, она дотянулась до пса, черпая успокоение в прикосновении к мохнатому боку. Она гладила его по спине, тормошила уши, впускала холодный собачий нос в свою ладонь.

Прошло два года. Он считала, что исцелилась. Но во сне Храбрая Кейт исчезала, и вместо нее оставалась одна презренная судорога страха.

— Ты собираешься ему рассказать?

Голос Бесси, спокойный и тихий. Значит, она не спит.

— Что? — Вопрос застал ее врасплох. Щеки запылали, сердце гулко забилось в ушах. — О чем тут рассказывать? — Не было нужды уточнять, кому. — Он знает, что мне снятся дурные сны.

— Но он знает, почему они тебе снятся?

Бесконечно долго она молчала и смотрела в темноту, зажимая руками рот. Ее секрет, который она хранила столь тщательно, выплыл наружу.

— Как ты узнала? — наконец спросила она.

Они неподвижно лежали спина к спине, тихо переговариваясь в темноте и не глядя друг на друга, словно наутро собирались сделать вид, что этого разговора не было.

Она услышала шорох — Бесси пожала плечами.

— Я что… разговаривала во сне?

Движение на подушке, как если бы Бесси покачала головой.

— Просто я тоже женщина.

— Кто еще знает? — Паника. — Мужчины знают? — Она не вынесет, если они начнут глазеть на нее, зная, обдумывая, представляя…

— Я никому не говорила. — Бесси легла на спину. — Они ни о чем не подозревают. От жителя приграничья такого нельзя ожидать.

Внезапно она вспомнила Черную Энни. Пока мать Бесси не умерла, она прожила с нею в одном доме год, и за это время они не перемолвились и словом наедине. Но когда Кейт стояла перед Рыжим Джорди и просила о мести, именно Черная Энни первая дала согласие, кивнув до того, как ее муж сказал «да». Неужели она прочитала ее потаенные мысли? И если да, то поделилась ли ими с мужем?

Она села, охваченная новым страхом.

— Твой отец знал об этом, когда давал мне клятву? А Роб, он знает?

— Вилли Сторвик убил твоего отца. Для них этого достаточно.

— Тогда и для Джонни этого хватит.

Он целовал ее и убил ради нее человека, но свою тайну она не раскроет даже ему. Как не признается ни себе, ни Бесси, что его обещание значило для нее несоизмеримо больше, чем клятвы, которые принесли Джорди и Роб Брансоны.