Возвращение приграничного воина

Глава 25

Я прошу тебя стать моей женой.

Весь день, лежа в одиночестве в спальне, она прокручивала в голове эти слова. Он предложил то, на что она не смела даже надеяться, и теперь ей не хватало отваги, чтобы принять это предложение.

Она боролась с Вилли, пока он был жив. Но когда он умер, то оказалось, что победа осталась за ним. Сколько бы раз она ни ложилась с Джонни в постель, воспоминания будут восставать из глубин подсознания и опутывать ее страхом — снова и снова.

Нет. Ради себя, ради Джонни она не станет так рисковать. Ему лучше взять в жены такую женщину, которая будет смеяться, любить его, уступать ему и вместе с ним творить мгновения счастья.

Те, которые она сама будет лелеять в памяти.

Тихо постучавшись, в комнату вошла Бесси со стопкой выстиранного белья в руках. Взглянув на Кейт, она коротко кивнула и, положив белоснежные простыни на кровать, убрала чистые сорочки в сундук.

— Ты не поможешь мне сменить простыни?

Кейт безучастно поднялась на ноги и принялась стягивать простыню со своей половины кровати, в то время как Бесси ловко и быстро сложила одеяло.

— Раз ты теперь носишь платья, надо бы сшить тебе новое.

Кейт вздрогнула. Бесси не вызывала ее на разговор, однако эта простая констатация факта подстегнула ее.

Невозможно прятаться в спальне вечно.

— Я не знаю, как мне жить дальше, — проговорила она.

Бесси замерла.

— На твоем месте я не смогла бы… Мне бы не хватило сил стать такой храброй, как ты, если бы меня… — Она не договорила, да это было и не нужно.

— Страх преследовал меня изо дня в день, и днем, и ночью.

И преследует до сих пор.

— Но, несмотря на это, ты не отворачивалась от него днем и отважно встречала его ночью. Это и есть самая настоящая храбрость.

Разве не то же самое она говорила Джону?

Кейт покачала головой.

— Теперь мне нужна храбрость другого рода.

— Чего ты боишься теперь?

Подвести его.

Она расправила простыни на постели, где они с Джоном занимались тем, что делают наедине мужчина и женщина. Ему нужна жена, но она не допустит, чтобы он оказался прикован к женщине, которая, лежа под ним, замирает от ужаса.

Мысли слишком интимные, чтобы ими делиться.

— Я боюсь выходить за него.

Бесси, ее терпеливая подруга, заправила уголки простыни со своей стороны кровати и со вздохом выпрямилась.

— Небеса дают людям то, что им нужнее всего. Тебе не нужно носить меч, или ходить с ножом, или гоняться за Сторвиками. Тебе нужно просто набраться смелости и сказать «да».

Да.

Лежать рядом с ним в темноте. Да.

Делить его постель. Да.

Уступать его телу. Да.

Показывать ему свои страхи. Да или нет?

Если она не сможет преодолеть себя, то, несмотря на смерть Вилли, ее будущее будет ничем не отличаться от прошлого.

— Ты не могла бы… — Она откашлялась и начала заново: — Скажи Джону, что я готова.

Когда Бесси вышла, она встала возле кровати и, чтобы пальцы перестали дрожать, стиснула кулаки, напоминая себе, что бояться нечего.

Бояться больше нечего.

Это Джонни, сказала она себе, увидев его на пороге. Тот, кто сказал, что любит ее.

Он не торопил ее, просто молча смотрел перед собой.

Она проглотила ком в горле.

— Ты просил позвать тебя, когда я буду готова.

— Да.

Жестокий. Не стал спрашивать, готова ли она. Не дал ей возможности коротко выдохнуть «да». Он ждал, когда она сама это скажет.

— Я готова.

— Правда? — В его голосе была слышна причиненная ею боль. — К чему именно? Ты готова прожить вместе всю жизнь? Ты готова делить с мужем постель, отдаваться ему целиком, доверять свое сердце? Если ты не готова ко всему этому, то я не готов для тебя.

Выслушав его пылкую речь, она вздрогнула. Что, если она будет кричать и сопротивляться всегда, когда они будут делить постель?

Что, если она навечно останется стоять здесь, так и не набравшись смелости сказать правду?

— Я готова, — наконец заговорила она, — встречать свои страхи лицом к лицу. Если ты поддержишь меня и будешь рядом.

И тогда радость озарила его лицо, и он привлек ее в свои объятия, сильные и надежные.

— Ни о чем большем я не прошу.

— Но я боюсь, что всегда буду бояться.

Ее неуклюже выстроенные слова заставили его улыбнуться.

— Главное, чтобы ты не боялась меня. — Он слегка отстранился, точно не желая торопить события. — Я буду нежен.

Нет. От его осторожности им обоим станет только хуже. Она хотела быть с ним на равных, а не чувствовать себя обузой.

— Вилли Сторвику нет места в нашей спальне. Особое обращение мне не нужно.

— Но что, если…

— Нет! Если ты заразишься моим страхом, у нас ничего не получится. Ты храбрый Джонни, а я твоя храбрая Кейт! — Она вздернула подбородок и прижалась к нему. — Храбрая и в бою, и в любви.

Он широко улыбнулся.

— Тогда давай скрестим оружие, моя храбрая Кейт. Обещаю, проигравших не будет.

Он поцеловал ее, и в его поцелуе не было нежности. Его язык вторгся в ее рот, сильно и властно, как предвестник того, что ждало ее впереди. Она целовала его в ответ, дразня его рот, и когда их языки встретились, стало ясно, что они оба сдались и подчинились друг другу.

Желание — новое, грубое, неподвластное контролю — забурлило внутри нее, готовое поглотить их обоих.

Не в силах больше ждать, она дернула вверх его тунику, стянула вниз его шоссы. Сегодня их соитие не будет осторожным и медленным. Она захотела его всего целиком. Ее ладони принялись жадно ласкать его горячее тело, крепкие мускулистые руки, покрытые мягкими волосками, бледную кожу его живота, которую никогда не касались лучи солнца и не обдувал ветер.

Дрожащими от нетерпения пальцами она помогла ему справиться с непривычными застежками своего платья. И когда ее одежда упала на пол, то, обнаженная, она ощутила на себе его губы.

Вот он целует ее шею, а она целует его плечо. Он дразнит ее груди, а она ласкает его бедра. Его стон и ее вздох.

Снова вернувшись к ее губам, он увлек ее в постель.

Ее мысли, ее сомнения, все исчезло. Пока он не лег на нее сверху, придавив своим весом к постели.

Она напряглась.

Он тут же скатился с нее, глотая ртом воздух.

Что за упрямое, глупое тело!

— Нет! Не останавливайся. — Пришли слезы. Любимое лицо расплылось перед глазами, но она различила неуверенность в его взгляде.

— Я не могу… когда…

А потом она прочла в его глазах, что он одержим ею так же сильно, как она одержима им. Неважно, кто из них будет сверху. В подчиненном положении не будет никто. Любовь сделала их равными, и вместе они станут единым целым.

— Ты Джонни Брансон, — сказала она. — Мужчина, которого я люблю. Мужчина, которого я хочу. Которому я разрешаю взять себя. И которого возьму в ответ.

— Вот теперь я узнаю свою Храбрую Кейт. То, на что ты сегодня решилась, требует больше смелости, чем встреча с копьем врага.

— Подари мне новые воспоминания, Джонни.

И он поцеловал ее и овладел ее телом, увлекая за собой в спасительную темноту, в мир, где они остались только вдвоем.

В спальню проникли солнечные лучи, и она проснулась, чувствуя приятную тяжесть его колена на своем бедре и ощущая себя по-новому сильной. Возможно, и ее душа когда-нибудь исцелится, как исцелилось тело.

Он открыл глаза — свои чудесные, ласковые, голубые глаза — и улыбнулся.

— Думаю, пора объявить всем, что мы женимся.

Его жена. От счастья запело все тело до самых кончиков пальцев.

Облегчение. Потом возвращение в реальность.

— Ты хочешь остаться?

Усмехнувшись, он приподнялся на локте.

— Едва ли король Яков в настроении прощать меня. Мне еще повезет, если наш уважаемый смотритель не отправит меня на виселицу.

Его небрежная улыбка встревожила ее, ведь они так и не выяснили, кто для них Карвел: друг или враг.

— Но что, если король все-таки простит тебя?

Догадавшись, чего она боится, он покачал головой.

— Я все равно останусь дома.

Дома.

Но если Роб не разрешит ему остаться, им некуда будет идти, разве что на ту беззаконную пустошь, где бродил Вилли-со-шрамом.

— Но где мы будем жить?

Он потянул ее за прядку волос.

— Ну, мы с Робом кое о чем побеседовали.

Его ухмылка дала понять, что слов в их беседе было немного. Она встряхнула его за плечи.

— И что он сказал?

— Он попросил узнать, не согласишься ли ты, чтобы он уступил нам свою спальню.

Она рассмеялась и, опрокинув его на спину, прильнула к его губам. И разговоры были отложены на долгое, очень долгое время.