По дороге в замок, Кейт боролась с собой. Долго, упорно.
Она не подпускала мужчину так близко с…
С той ночи.
Хотя Брансоны приняли ее в семью, они обращались с нею иначе, не так, как отец — ее не обнимали перед сном, не ерошили мимоходом волосы. Рыжий Джорди был скуп на ласку даже с родными детьми.
И это ее устраивало. Ее защищали, но не делали попыток сблизиться.
Кроме этого мужчины, который, решив утешить ее, не придумал ничего умнее, чем заключить ее в объятья.
Когда он коснулся ее, она напряглась, испугавшись, что от страха потеряет контроль и ударит его ножом прежде, чем сумеет остановить себя.
И страх — ее извечный противник — пришел, но исчез так же быстро, как появился. Да, потом она задела его гордость и нанесла удар в самое чувствительное для мужчины место, но по крайней мере удержалась от того, чтобы пролить его кровь.
Потому что его объятия не были похожи на нападение или на прелюдию к поцелую. Вместо этого у его груди она ощутила тепло и покой.
И безопасность.
Когда она в последний раз чувствовала себя в безопасности?
Храбрая Кейт, так ее называли. Она ходила с оружием, носила мужские бриджи, и за это люди считали ее бесстрашной.
Но она была не бесстрашной, нет. Она была до смерти запуганной.
Только с оружием в руках она находила в себе силы противостоять страху. Только надев бриджи, которые маскировали ее женственность, могла подняться с кровати и взглянуть миру в лицо. Только рядом с верным псом была способна дожить до вечера. Чтобы тренировать его за пределами крепостных стен, ей требовалось собрать в кулак всю свою смелость. И, оказываясь снаружи, она всегда держалась настороже, готовая дать отпор врагу.
Но когда Джон дотронулся до нее, на несколько секунд она забыла о страхе.
И это перепугало ее сильнее, чем что бы то ни было.
Бок о бок со Смельчаком она вошла в опустевший зал, где, переживая свое горе, в одиночестве сидел Черный Роб.
У нее заболело сердце — за него и за них всех. Ведь она тоже потеряла отца.
Она нечасто заводила с Робом праздные разговоры. Между ними это было не принято. Слова были как воздух, который был необходим, чтобы дышать, но становился опасным, когда превращался в бурю.
Однако сегодня ей были нужны слова, много слов, которые позволят понять этого высокого, худого, голубоглазого чужака, носившего фамилию Брансонов. Он почти ничем не походил на свою родню, хотя у них с Бесси был одинаковый разрез глаз и одинаково гордый разлет бровей.
Бесси рассказывала ей о мальчике, но понять она стремилась мужчину. Того, кто подобрался слишком близко не только к ее телу, но и к душе.
Слоняясь вокруг стола, она ждала, пока Роб обратит на нее внимание.
Увидев Смельчака, он впервые за эти дни улыбнулся.
— Ты вернула пса в дом?
Она кивнула и села напротив. Пес улегся неподалеку, заняв место около очага, тоже довольный, что его забрали с конюшни.
Какое-то время она не нарушала молчания. Роб ждал, что она заговорит первой.
— Итак, — в конце концов решилась она, — Джон вернулся домой.
Это был не вопрос. Спросить напрямую она не посмела, ибо это было слишком личное.
Он перестал улыбаться.
— Да.
Смельчак потянулся, и в тишине раздался писк его зевка.
Она предприняла еще попытку:
— Долго же его не было.
— Даже слишком.
Он посмотрел ей в глаза, словно догадываясь, к чему она завела этот разговор.
— Слишком?
— Он больше не Брансон.
Еще час назад она согласилась бы с Робом. Конечно, Джон разговаривал и мыслил не так, как было заведено среди Брансонов и в приграничье в целом, но одно она знала наверняка: он упрям, как и все его племя.
— Может быть, но он твоя родная кровь. Этого ничто не заменит.
Никогда.
Она жила за надежными стенами их замка, только потому, что Рыжий Джорди не отказал ей в приюте. Так было принято, и так они жили. Во имя семьи. Во имя преданности. Во имя своего рода. Когда человека отлучали от семьи, он становился изгоем и болтался сам по себе, подобно преступникам, которые рыскали по ничейным пустошам на спорных землях.
Даже Джонни не заслуживал такой участи.
Роб не стал спорить и просто пожал плечами.
— Может быть, но все равно он скоро уедет.
— Потому что этого хочешь ты?
— Потому что ему здесь не место.
Она вздохнула. Джонни сказал бы то же самое. Чувство безопасности, испытанное с ним рядом, было иллюзией. Скоро он вернется ко двору, где ему так нравится, к королю, о котором он столько говорит, и к своим придворным дамам.
А она останется здесь. Одна.
Едва в состоянии идти, Джон наблюдал, как Кейт и ее пес скрываются за воротами. Немного оправившись, он доковылял до замка и оставил пони пастись у западных ворот, думая о том, что кинжал, вероятно, причинил бы ему меньше вреда, нежели ее колено.
Никогда раньше он не испытывал с женщинами хлопот и не забивал себе голову лишними мыслями об этих непостоянных, податливых существах, всегда готовых ему угодить — как в постели, так и вне ее.
По крайней мере, таковыми были женщины при дворе.
Его сестра, конечно, была совсем не такая. И его мать тоже. Возможно, все приграничные женщины были особенными. Надо бы расспросить Бесси об этой Гилнок. Не напрямую, конечно. Будет нехорошо, если сестре придется выбирать между двумя братьями.
Он нашел Бесси в кухонной пристройке во внутреннем дворе. Глотая слезы, она размеренными движениями вымешивала желтоватый ком теста.
Не обращая внимания на ее липкие руки, он крепко обнял ее. В отличие от Кейт, она не стала противиться и склонила голову ему на плечо.
— Ты в порядке, Бесси?
Сестра покачала головой, не поднимая глаз.
— Я ведь знала, что однажды мы его потеряем. Всякий раз, когда он отправлялся в рейд, я готовилась… Но к такому я не была готова.
Многие люди мечтали мирно скончаться во сне. Брансоны к их числу не принадлежали.
Он гладил ее по спине, не зная, что сказать или сделать. Наконец она подняла голову и вымученно улыбнулась. Он отпустил ее, и Бесси, распрямив плечи, вернулась к избиению ни в чем не повинного теста.
Присесть было некуда, и он принялся слоняться по кухне, ломая голову над тем, как завести разговор о Кейт. В конце концов, закончив с наигранным одобрением обозревать большой окорок, подвешенный на крюке, он сделал вид, будто неожиданно о чем-то вспомнил.
— Кстати, ну и зверюга же у этой Кейт.
— Она с ним не расстается. Он для нее ближе, чем для кого-то родня.
Ближе, чем все остальные.
— Насколько я понял, она потеряла семью.
— Да. — Она не поднимала глаз от стола.
— А она всегда была такой… — Как бы выразиться? — Такой кровожадной? — Вот подходящее слово, хоть оно и не совсем верно описывает женщину со страхом в глазах. — Даже до того?
До чего? До смерти ее отца или до того, как случилось что-то еще?
Бесси заговорила не сразу.
— Ты знаешь на границе кого-нибудь, кто в ее ситуации вел бы себя иначе? — наконец спросила она.
Нет. Таких людей он не знал.
Тогда с чего он решил, что сможет уговорить ее отказаться от собственного возмездия в пользу мести юного Якова? Он вспомнил девиз, стершийся из его памяти за годы, проведенные при королевском дворе.
Око за око.
Единственное, что вынес из Библии его отец.
— Знаешь, он ведь до конца надеялся, что ты вернешься домой, — сказала сестра, словно читая его мысли.
Прогоняя вызванную ее словами тоску, он качнул головой. Только Бесси могла так подумать. Женщины способны соткать целое полотно из слов, которых мужчина не произносил.
Но мириться с отцом было поздно. Главой семьи стал Роб, как и было предначертано с момента его рождения. Для Джона в этом доме попросту не было места. Может быть, это и есть та причина, по которой отец отослал его прочь?
— Вы с Робом не очень-то поладили, да?
Он уставился на нее, на секунду заподозрив, уж не фея ли она. Тихая и проницательная, Бесси видела людей насквозь, без труда угадывая то, что они не решались произнести, и в особенности то, что хотели скрыть.
Но Роб не позаботился о том, чтобы скрыть свое презрение.
— Мы с ним слишком разные.
— Теперь он остался совсем один, Джонни.
Ее слова удивили его. Он привык думать, что брат с самого детства был полностью готов к своей будущей роли. Все же они с отцом были очень близки. Старик проводил со своим первенцем все свободное время. Часами учил его ездить верхом, драться, идти по следу в безлунную ночь. Показывал лучшие места, где можно укрыть скот. Учил уходить от погони. Они общались почти без слов. Им хватало кивка, ухмылки, жеста плечами.
Полезное умение, если двое не отличаются разговорчивостью.
Если бы им довелось вместе участвовать в сражении, то отец и брат бились бы как единый человек, без слов угадывая действия друг друга.
И вот Роб остался один.
И хотя его одиночество не сблизило братьев, оно объясняло, почему он предпочел держаться особняком в борьбе, развернувшейся между Джоном и Кейт.
Тут его оглушила внезапная мысль.
— Роб не собирается жениться?
Вздох.
— На ком?
— На Кейт Гилнок. — Почему к ней сводится любая тема? Он принялся раздраженно расхаживать из угла в угол, пока не ударился лбом о свисавший с балки чугунок. — Они так похожи.
На губах Бесси заиграла улыбка, словно он, сам того не заметив, выдал смешную шутку.
— О, да. Но между ними нет того притяжения, ну, которое возникает между мужчиной и женщиной.
Он подавил вздох облегчения. Потом в голову закралось новое подозрение.
— У тебя что, кто-то есть? — Его маленькая сестренка выросла. Скоро придет пора выдавать ее замуж. — Поэтому ты знаешь, как оно бывает между мужчиной и женщиной?
Вылепив второй кирпичик хлеба, она уложила его рядом с первым и ответила, глядя ему в лицо:
— Я знаю, потому что у меня никого нет.
Он попытался припомнить мужчин, с которыми вчера обменивался рукопожатиями. Беспалый Джо, Недотепа Джек, остальные. Нет. Все они недостаточно хороши для нее.
Впервые в жизни он задумался о будущем Бесси. Что ждет ее впереди? В юности, как и положено старшему брату, он защищал свою нежную и застенчивую сестру. Но женщина, стоявшая перед ним сейчас, была совсем не такая. В ней таилась внутренняя сила, которая могла сделать счастливым любого мужчину. Сила, которую он не замечал в женщинах внутри крепостных стен Стерлинга.
Сила, которой обладала и Кейт Гилнок.
Непрошеная мысль.
— Хочешь, поехали ко двору вместе со мной.
— В таком виде? — Приподняв подол своей простой шерстяной юбки, она изобразила реверанс. — Ну разве король устоит перед моим очарованием?
— Можно подобрать что-нибудь… другое. — Что он знал о женской одежде? Как снимать ее, да и только.
Отпустив свои юбки, она вернулась к тесту.
— У тебя доброе сердце, Джонни Брансон. И не смей думать иначе.
Нет. Она права. В Стерлинге ее ждет такой же радушный прием, с каким его встретили дома. Придворные дамы — надушенные, завитые, привыкшие к подобострастию — не удостоят сестру даже кивком. Над нею станет насмешничать даже девчонка, которая вынашивала бастарда короля.
— И у твоего брата, кстати, тоже, — вернулась она к разговору, который он хотел бы закончить. — Только дай ему шанс показать это.
— Мне он такого шанса не предоставил. — Похоже, на компромисс между их с братом желаниями можно не рассчитывать.
Но он должен найти его, этот компромисс — сначала с Кейт, а затем с Робом, — иначе он больше никогда не увидит Стерлинг.
— Почему ты не хочешь остаться с нами? — спросила она, поворачиваясь к нему лицом. — Оставайся дома, Джонни.
— Мое место возле короля. — Здесь его давно ничего не держит.
— Ты же знаешь, он хочет, чтобы ты остался.
Джон всмотрелся в ее глаза, потом покачал головой. Что за дурацкие фантазии.
— Нет. Неправда.
Он вновь стал мерить шагами кухню, на сей раз старательно огибая горшки. Зря он вернулся домой. Зря пришел к Бесси и завел разговор о Черном Робе Брансоне.
— Кейт сказала, что хочет отомстить за отца. Это все?
— Сторвики нам не друзья, — уклончиво ответила она, как сказал бы любой человек по эту сторону границы.
— Я имел в виду, за этим не стоит ничего большего?
Бесси не отводила глаз от столешницы.
— Почему ты спрашиваешь?
Потому что в ней живет страх, который она прячет от всех остальных. Но его ли дело докапываться до причины?
— У нее… такие испуганные глаза.
— Ты вроде назвал ее кровожадной.
— Да. Не без этого. — Противоречие. — Потому я и удивился…
— Не задавай мне таких вопросов, — сказала она, нахмурив брови и сразу сделавшись похожа на его мать. — Лучше спроси саму Кейт.
Он вздохнул. Лучше уж ввязаться в очередной спор с Черным Робом, чем снова получить между ног от Храброй Кейт.
Еще на лестнице он услышал голоса в зале. Разговор шел на повышенных тонах.
— Немедленно! Рейд в его честь. Он бы этого хотел, — сказал кто-то.
Джон ускорил шаг. Как скоро они решили вернуться к набегам. Он услышал негромкий, но твердый ответ брата, однако не разобрал слов. Что сказал Роб — да или нет?
— Людей нам хватает, — вмешался еще один человек. — Можно ехать.
— До полнолуния еще далеко. — Теперь он отчетливо слышал голос Роба. — Ночи еще короткие.
— Но наши лошади быстры. — Голос Кейт. — Мы успеем добраться до их крепости и к рассвету вернуться назад. И если там будет Вилли…
Когда Джон вошел, он увидел, что Роба обступили воины. Решимость, написанная на лице брата, мало отличалась от выражения скорби, но Джон видел разницу. Если во время набега Роб будет отвлекаться на скорбные мысли, у врага появится преимущество.
— Рыжего Джорди только что похоронили, — громко произнес он. — Дайте ему время упокоиться с миром.
Роб, Кейт и остальные люди обернулись на его голос. Даже пес вопросительно поднял морду.
Кейт насупилась.
— Не такого мира хотел ваш отец.
Лицо Роба помрачнело, и Джон приготовился к резкой отповеди. Сейчас брат спросит, почему еще вчера он отказывался уважать память покойного, а сегодня требует этого от других.
— Джонни прав. Возвращайтесь по домам. — Он посмотрел на Джона с предостережением во взгляде. Или то была благодарность? — Время для рейда еще не пришло, но ждать осталось недолго.
Кейт метнула на Джона осуждающий взгляд, но люди, у которых хватало домашних забот, один за другим потянулись к дверям, перед уходом пожимая братьям руки. Правда, на сей раз они смотрели на Джона с меньшей сердечностью.
Люди Кейт под ее взглядом к нему даже не подошли.
Неважно. Роб смог устоять против зова мести. Возможно, теперь он готов прислушаться к голосу разума.
— Я хочу поговорить с тобой, Роб, — произнес он, когда их осталось трое. Роб кивнул в направлении стола. Кейт пошла было за ними, но Джон возразил: — Наедине.
Она взглянула на Роба, и тот кивком попросил ее выйти.
Но прежде она смерила Джона презрительным взглядом. Женщина, меньше часа назад трепетавшая в его руках, исчезла. Перед ним стоял непокорный воин.
Глядя в ее сузившиеся глаза, он задумался, которая из этих двух Кейт настоящая.
Она приблизилась к нему почти вплотную.
— Опять лезешь на рожон, Джонни Тряпка? — Ее хриплый шепот был едва слышен и предназначался только для его ушей.
Горячий гнев окрасил его скулы румянцем, когда она прошла мимо него к лестнице.
Джонни Тряпка. Голубоглазый малыш.
Прозвище, которое он постарался забыть, едва уехал из дома. Меньше всего он хотел вспоминать о нем сейчас, перед серьезным разговором со старшим братом.
Между ними было всего три года разницы, но именно Роб, старший сын, был любимцем в семье. Высокий, сильный, неразговорчивый, с черными, как у их матери, волосами и карими, как у всех Брансонов, глазами, он лучше владел оружием, чем словами.
Слова отдали на откуп голубоглазому Джонни, подкидышу в гнезде Брансонов.
И Джонни еще ребенком стал мастером рассказывать истории, научился шутить и смешить их своим дурачеством. Для него это стало единственным способом заслужить их одобрение.
Порой, когда Черный Роб спешил схватиться за меч или занести кулаки, смышленому Джонни удавалось разрешить ситуацию миром.
В конце концов его отослали из дома, отправив в качестве забавного подарка юному королю Якову. В тот день он понял, что своими ловкими словами и смешными выходками так и не смог заслужить отцовской любви. А прибыв ко двору, узнал, что шестилетнему королю тоже не хватает старшего брата.
И еще он узнал, что хорошо подвешенный язык способен не только уберечь от неприятностей, но и наоборот, навлечь их на его голову — и вот тогда приходила пора взяться за меч. Со временем он научился владеть оружием не хуже своего брата.
Об этом он и напомнил себе, когда сел с Робом за стол, как будто словесный поединок с братом был немногим легче, чем драка на мечах. Неумелый боец может непреднамеренно ранить больнее, чем собирался.
Как и человек, который неважно владеет словом.
Джон положил руки на стол. Роб молча смотрел ему в глаза и ждал, когда он начнет говорить.
Возможно, новые аргументы переубедят его. Докажут, что выбор в пользу короля это единственное правильное решение. Возможно, брат почувствует облегчение. Даже благодарность.
— Что будет потом, после того как ты выследишь Вилли Сторвика? Ты задумывался о последствиях, Роб?
Это будет посерьезнее кражи скота, чем на границе грешили многие с обеих сторон. Обоюдные убийства затянутся на десятилетия, останутся в памяти поколений в легендах и песнях. На границе у этого было свое название. Кровная вражда.
— О последствиях должен был думать Вилли-со-шрамом, когда убивал Зандера Гилнока.
— Но, конечно, у Кейт еще есть время передумать. — Он откинулся назад, сложил на груди руки и пожал плечами. — Женщины часто меняют свое мнение. Тогда ничто не помешает тебе послать королю подмогу.
— Так вот каков твой план.
Никогда не пытайся одурачить своего брата.
— О чем ты?
— Ты хочешь совратить ее, чтобы она помогла тебе.
Обнаженная Кейт под его телом… Он отогнал это видение.
— Такую женщину, как она? Нет. — Еще недавно по глупости он на то и рассчитывал. — Но женщины переменчивы.
По крайней мере те, с которыми он имел дело раньше.
— Кейт? — Роб чуть не расхохотался. — Плохо же ты ее знаешь, если так думаешь.
— Я хорошо знаю женщин.
Роб подался вперед.
— Да неужели? Тогда ты ничего не знаешь о жизни на границе.
Кейт и его родина, две непредвиденные загадки. Но в том, что он должен сделать, ничего загадочного не было.
— Для того, чтобы выполнять приказы короля, я знаю достаточно.
Роб изучал его с некоторым замешательством на лице.
— Ты превратился в такого послушного лакея. Король, видно, наобещал тебе с три короба.
Король ничего не обещал прямо, однако намекнул на богатую невесту и придворную должность — кравчего или даже казначея.
— Нет ничего позорного в том, чтобы служить своему суверену.
— Надеюсь, его подачки приносят тебе радость, — с издевкой ответил Роб. — Но нам ему предложить нечего. Все, что нужно, мы способны добыть себе сами, без помощи твоего короля.
— Ты о пище в желудке, рубахе на теле и прочной крыше над головой? Верно, тут вы способны справиться сами. Но только король может обеспечить в стране мир и подарить вам время, чтобы насладиться всем этим.
Роб моргнул. Что-то промелькнуло на дне его глаз, словно он узрел проблеск другой жизни. Джон задержал дыхание. Неужели брат наконец-то понял?
А потом Роб поднял глаза к потолку, где еще вчера, в комнате этажом выше, лежало тело его отца.
— Только господь может дать человеку время. — Он покачал головой. — Только господь.
— И господь ниспослал нам короля, как представителя своей воли на земле. — Наклонившись вперед, он сжал руку брата. — Помоги ему, Робби. Прошу тебя.
Но перед ним снова сидел прежний Роб.
— Помогай своему малышу сам, Джонни. Только не воображай, что его значок наделил тебя властью над нами.
Джон вздрогнул.
— Об этом я даже не думал.
— Правда? — усмехнулся брат.
Джон откинулся назад, внезапно задумавшись. Действительно, а зачем еще он вернулся?
Он приехал домой со знаком королевского отличия на груди, как глашатай королевской воли, и рассчитывал тем самым завоевать уважение отца. Или хотя бы обратить на себя его внимание.
Вместо этого он снова стал Джонни Тряпкой. Даже хуже. Отринутым семьей изгоем, чужаком родом из далеких краев. Врагом вроде Вилли Сторвика.
Но он увидел далекие края, узнал жизнь за пределами этой долины.
— Мне известно, чего хочет король. Уравнять Шотландию с Англией.
— Ты думаешь, он посмеет бросить вызов своему дядюшке Генриху? Тому самому, кто стравливает приграничные семьи?
Это была правда. Дядя Якова, король Англии Генрих, носивший это имя восьмым по счету, использовал приграничные кланы, чтобы поддерживать нестабильность на границе Шотландии.
— Он не уважает нас, вот и все.
— Нет. Он-то как раз нас уважает. Он уважает мощь нашего оружия. — Роб наклонился вперед. — И будь уверен, мы оправдаем его уважение.
В бессилии Джон стиснул кулаки.
— Со смерти Гилнока прошло два года. Почему нужно мстить за него именно сейчас?
— Потому что я теперь вождь. — Гордость, упрямство — все, что он знал о брате, нашло отражение в этих словах.
— Я обязан знать, почему. — Он почти закричал, не в состоянии контролировать голос.
Роб хмыкнул.
— Если бы десять лет назад ты не бросил свою семью, ты бы знал.
— Если бы семья не бросила меня, пожалуй, мне было бы не все равно, — огрызнулся он.
Роб моргнул.
— За два года отец так и не выследил этого человека. Ты не спрашивал, почему? Тебе не приходило в голову, что отец не хотел развязывать родовую вражду?
— И ты думаешь вместо этого заставить нас выступить на стороне короля? В прошлый раз, когда мы ему помогали, десять тысяч шотландцев нашли свою смерть на поле при Флоддене, вместе со своим олухом-королем. Этой ошибки мы больше не повторим. — Упершись ладонями в стол, Роб встал. Разговор был окончен. — Если Брансоны так нужны твоему королю, он подождет. В ближайшие две недели мы будем заняты Вилли Сторвиком.
Он мысленно выругался. Каким же надо быть идиотом, чтобы не упростить брату выбор, а сделать его многократно сложнее.
— Но потом вы поможете королю?
Если они поквитаются со Сторвиком достаточно быстро, то им хватит времени, чтобы к началу октября добраться до Восточного Лотиана, хотя, несомненно, Джону придется принять на себя гнев своего суверена за расправу над англичанином.
— Я еще не решил. — Губы брата изогнулись в усмешке.
Это еще не конец. Роб не сказал «нет».
— Едем с нами, Джонни. Если, конечно, ты не ссыкло.
Ссыкло. Хуже, чем просто трус.
Покачав головой, Джон встал. Не страх перед смертью останавливал его.
— Я не стану ввязываться в кровную месть, после того, как обещал королю прекратить эти вещи.
Роб улыбнулся, что бывало довольно редко.
— А свои обещания надо выполнять, да?
Печальная улыбка тронула губы Джона, и на короткий миг на лицах братьев установилось одинаковое выражение.
— Очевидно, капля крови Брансонов во мне все-таки есть.
— А что будет, если ты не сможешь выполнить это обещание?
Раньше Джон не задумывался о сей малоприятной перспективе.
— Тогда мне придется быть очень осторожным и призвать на помощь все свое везение, чтобы больше не попадаться королю на глаза.
— А если тебе не повезет?
Джону нравился Яков, и король отвечал ему взаимностью, однако он не обольщался. Королям были чужды всякие сантименты, и Яков не был исключением. Он расправится с любым врагом, который встанет у него на пути.
И с любым другом тоже.
— В этом случае моя веселая жизнь окажется очень короткой.
Это была чистая правда. Теперь ее знал и Роб. Но насколько он дорог брату?
Скрестив на груди руки, Роб качнул головой.
— Тогда желаю тебе удачи, Джонни. Веселись, пока можешь.