– Дилара, привет, я тебя не отвлекаю? Можешь уделить мне минутку?
Ольга тараторит, словно боится, что я откажусь с ней говорить и брошу трубку, но она не вызывает у меня злости. Мы никогда с ней не конфликтовали, наоборот, поддерживали друг друга, насколько позволяло нам общение, так что я не грублю ей. Позвони мне та же Асия, чьи сыновья издевались над моей дочкой, я бы послала ее на все четыре стороны и даже не испытала бы муки совести.
– Ты прости, что я вот так тебе на голову свалилась, выпросила твой новый номер у твоего брата, не сердись на него, понимаю, что ты не хочешь ни с кем из нас общаться после того, что Саид сделал, но я сейчас в Москве и… Мы не могли бы встретиться и кое о чем поговорить? Я бы хотела тебе кое-что показать и сказать, но это не телефонный разговор.
Я хмурюсь, а затем вздыхаю. А ведь и правда. Я ведь сама не сказала Оле, что у меня другой номер телефона, поэтому она и не звонила ни разу. А теперь заморочилась, нашла мои контакты.
Я, конечно, удивлена, что она делает в Москве, ведь вряд ли муж отпустил бы ее одну, но допрос ей не устраиваю. Будет еще время всё узнать.
– Давай завтра в обед? Я тебе скину адрес кафе около своей работы.
Оля соглашается, наш разговор заканчивается, и я иду спать, но ворочаюсь, гадая, что такого она хочет мне сказать, что ей нужна личная встреча.
Внутри свербит всё от нехорошего предчувствия, что это что-то, связанное с бывшей семейкой, Саидом или его матерью, но я всё равно решаюсь встретиться завтра с Олей. За это ведь меня не побьют, а я себе не прощу потом, если вдруг ей нужна помощь. Мало ли, вдруг она тоже развелась, и ей некуда податься.
Пусть мы и не были близки, но она неплохая женщина. Вряд ли она попала в такую же ситуацию, что и я, ведь в отличие от меня она боевая и за словом в карман не лезет, может за себя постоять, оттого мне и непонятно, чего ждать от этой встречи спустя полгода после отъезда.
К обеду следующего дня, когда я вхожу в кафе, Оля уже сидит за столиком у окна и замечает меня первой, активно машет рукой и зовет меня по имени. Некоторые оглядываются, смотрят, кто тут такой голосистый, и мне становится слегка неловко. Я не привыкла привлекать к себе внимание, а Оле будто всё равно, ее чужое мнение и любопытные взгляды не пугают.
– Спасибо, что пришла. Я боялась, что ты не захочешь меня видеть.
Я сажусь напротив, чувствую при этом напряжение. Оно меня не отпускает с самого утра.
– Мы вроде с тобой не ругались.
Я делаю слабую попытку улыбнуться, но выходит плохо. Слишком заметно, что я переживаю.
– Как ты сама, Дилара? Как Амина? Вам… всего хватает?
Ее голос неожиданно обрывается, и она отводит взгляд, словно ей стыдно. Я пожимаю плечами, отвечаю, не вдаваясь в подробности. Делаю заказ и снова смотрю на Олю, всё жду, что сейчас за спиной появится Саид и снова начнет трепать мне нервы.
Догадываюсь, конечно, что Олю привел сюда не праздный интерес, она явно хочет передать мне что-то важное, но не решается так быстро перейти к сути разговора.
– Да, я работаю, отец квартиру нам купил, так что мы не бедствуем. У твоей свекрови от таких новостей, наверное, инфаркт случится, так она будет разочарована тем, что я не спилась и не пошла по рукам после развода.
Я хмыкаю, прекрасно осведомленная, какие слухи она обо мне распускает. Не знаю, чего добивается, до сих пор продолжая костерить меня. Неужели так сильно зациклена на мне и ненавидит?
– Ты же знаешь, я ей не соглядатай, – морщится Оля, и мне становится стыдно. Знаю ведь, что и Ольгу Гюзель Фатиховна недолюбливает.
Минут десять мы больше не затрагивает тему семьи, и у меня появляется передышка, чтобы успокоиться.
– У Ахмета дела в городе, да и я хотела столицу посмотреть, рада, что появилась возможность и с тобой увидеться. Ты не волнуйся, Ахмет не придет, я не стала ему говорить о нашей встрече.
– Что-то случилось?
Оля мнется, а затем достает телефон и что-то там ищет.
– Ты ведь знаешь, что Саид развелся с Инжу?
Сердце, на удивление, не болит, и я киваю.
– Я хотела тебе одно аудио показать, Дилар, думаю, ты должна это услышать. Дело в том, что Инжу, пока беременна была, ходила к моему мастеру по маникюру. Моя сестра двоюродная, если ты помнишь. В общем, она с подружкой разговаривала, особо не таясь, и Лера, сестра моя, записала для меня кое-что. Знает про ситуацию в семье, так что…
Оля пожимает плечами и включает запись, подталкивая ко мне телефон. Я же беру его в руки, словно ядовитую змею. Уверена, что услышанное мне не понравится, но раз Оля считает, что мне это нужно, то я послушаю.
– Она такая идиотка, просто взяла и развелась, Саида из свидетельства о рождении выписала. Я бы так никогда не поступила, – звучит противный надменный голос Инжу, который я ни за что не забыла бы. – Но тем лучше для меня, никаких конкурентов за наследство. Саид – богатенький буратино, подает большие надежды, может, мы и в столицу переедем, станем вертеться в кругу богатеев из списка Форбс.
– А не боишься, что узнает, что ты провернула? – раздается уже незнакомый женский голос, видимо, подруги Инжу. – Девчонка-то подрастет, захочет папку своего узнать, а там и всплывет, кем она ему приходится. Что дочка его родная. Тогда погонит тебя твой Саид поганой метлой.
– Не каркай! Эта Дилара свалила, больше не вернется, слишком гордая, что я, не знаю ее, что ли. Как никак, дружили в школе.
Дальше они болтают о какой-то ерунде, и я отдаю телефон Оле, а сама сижу бледная, как мел, чувствую, как в груди грохочет сердце.
Я думала, что всё это козни свекрови, которая меня ненавидит, а оказалось, что Саид был обманут даже не своей матерью, а собственной любовницей, которая как раз и наставила ему рога, попытавшись повесить на него своего ребенка. В то время как родная дочь Саида была вычеркнута из его жизни.
Становится горько и обидно, и я опускаю голову, но стараюсь быстрее придти в себя. Это ведь неважно, кто на самом деле испортил мне жизнь. Важно лишь то, что Саид сам поверил во всё это, и этого уже не изменить.
– Спасибо, что показала мне это, Оль, но Саид сам сделал свой выбор. Если ты пришла убедить меня бороться, то напрасно. Он унизил меня, и я никогда не забуду этого. Ты, как никто другой, должна понять меня.
– Я понимаю, Дилара, я здесь не для того, чтобы уговорить тебя сойтись с Саидом. Ты права, ведь он взрослый мужик, своя голова на плечах есть, просто… Ты прости, конечно, что я вообще вмешиваюсь, но ты ведь знаешь, какая у меня была своя история. Я росла без отца, потому что мать выгнала его, когда я была маленькая, запретила ему видеться со мной, постоянно натравливала на него опеку и органы, так что я до двадцати лет считала, что отец бросил именно меня, а не мать. Я знаю, что такое не иметь отца. Когда тебя дразнят оборванкой и безотцовщиной, когда мать упахивается на трех работах, а мне приходится ходить в не раз штопаных капронках, ведь на новые нет и не будет денег. У тебя есть семья, в отличие от меня, которая тебя поддержит, и я рада, что тебе повезло, но я не простила бы себе, если бы не поговорила с тобой.
– У меня другая ситуация, – чуть резче, чем хотела бы, говорю я. – Саид сам отказался от дочери, никто его не заставлял. И ты это знаешь. Все знают.
– Мне всё равно на Саида, Дилар, я беспокоюсь за Амину, вижу в ней… себя, – чуть тише продолжает Оля, отводит взгляд на окно, и мне становится ее жаль. В этот момент она будто возвращается в детство, так что я не злюсь на нее за вмешательство.
– Я не говорю, что ты должна сама ехать к Саиду, но… Если вдруг так получится, что он одумается, подумай над тем, что я сказала. Я бы сама никогда не простила предательство и измену, не стала бы давать второй шанс, потому и тебе такого не советую, но вот насчет общения Саида и Амины… Подумай о дочке, чего она хочет, за что тебе будет благодарна, а за что будет ненавидеть. Что ты не поборолась, не стала даже пытаться отстоять ее право иметь отца.
Доля правды в словах Оли есть, но я слишком взбудоражена, чтобы это принять.
Оля больше не наседает, так что мы спокойно обедаем, а вот мне есть о чем подумать. Конечно, первое время, как только мы переехали в Москву, я думала о том, как поведу себя, если Саид приедет и станет просить прощения. Что одумается и поймет, как был неправ. Даже мечтала, что молча выслушаю его, а затем прогоню, плюнув сначала в лицо. Но теперь, когда страсти улеглись, и настали обычные будни, когда мы с дочкой сталкиваемся с суровой реальностью, с издевательствами и попыткой обидеть ее, я вдруг четко осознаю, что должна я думать не о себе.
К сожалению, Оля права. Никогда я сама не обращусь к Саиду, но вот если он изъявит желание стать для Амины отцом, дам ему второй шанс. Не подпущу к себе близко, но мучить дочь не стану. А уже после, когда она повзрослеет, сама поймет, сумеет отделить зерна от плевел. А пока она маленькая, общение будет проходить строго на моих условиях и под моим присмотром.
– О восстановлении родительских прав не может идти и речи, – цежу я сквозь зубы, распалившись, пока Оля не ушла. – Пусть Саид об этом и не мечтает. Моя дочь – не мячик, который можно отфутболить и вернуть, когда захотел. Так и передай ему, если уж у него мозги на место встанут. Или ты уже показала ему эту запись?
Я вижу, что Оле не нравится мой тон, всё же характер у меня за эти полгода изменился, но молчит, не скандалит, понимает, что я сама на взводе.
– Не показывала, но Ахмет о ней знает. Сама понимаешь, он сам ее брату покажет, как мы домой вернемся.
– Одно утешает. Если что, я смогу диктовать условия. Не позволю больше Гюзель Фатиховне унижать мою девочку, пусть вообще держится подальше, старая карга.
Из меня вылезает всё то, что я держала в себе полгода. Не с кем было особо обсудить то, что со мной произошло, так что появление Ольги становится для меня триггером.
– И не говори, – морщится Оля, но затем спохватывается. – Вряд ли ей сейчас будет дело до этого, Дилар. У нее с почками проблемами, она же загремела в больницу недавно, у нее почечная недостаточность, всё серьезно. Мы же чего приехали в столицу, Ахмет приехал консультироваться с врачами, чтобы мать в Москву перевезти. Возможно, ей потребуется пересадка почки. Свекор настаивает, чтобы все сдали кровь на анализ, чтобы проверить совместимость.
Оля хмурится, а вот я не знаю, как мне реагировать. Свекровь мне много зла сделала, испортила мне репутацию, но мне, как человеку, всё равно ее жаль.
Цепляюсь за слова Оли и мрачнею. Чую, скоро всё семейство Каримовых приедет в Москву.