– Ты же не собираешься жертвовать своей почкой ради бывшей свекрови?
Надя нависает надо мной, грозно сложив на груди руки.
Она знала до этого, что у меня был не самый приятный развод и муж-изменщик, но в подробности до этого дня я ее не посвящала. С той встречи с Олей в кафе проходит уже несколько дней, а я до сих пор думаю об этом, поэтому решила поделиться с Надей.
– Во-первых, я вряд ли подойду, мы же не родственницы, а во-вторых, с чего ты решила, что я стану ее спасательным жилетом?
– Больно напряженная ты в последние дни, Дилара. Даже если такая мысль и пришла к тебе в голову, или не дай бог, кто-то из родни бывшего мужа еще свяжется с тобой, попросит о такой услуге, ты гони их всех в шею. А можешь и меня позвать, я сама их пошлю от твоего имени.
Надя настроена воинственно. Такая она по характеру, не терпит несправедливости.
– Хорошо, так и сделаю, – улыбаюсь я.
Настрой Нади передается и мне, так что я приободряюсь, заставляя себя перестать переживать из-за возможной встречи с бывшим и его семьей.
Не знаю, когда Ольга и ее муж покажут ту запись Саиду, но я буквально чувствую, как тикают часики, отмеряя мне всё меньше времени. За эти дни мне нужно взять себя в руки.
Никому, кроме Нади, я больше об этой ситуации не рассказываю, но после нашего разговора мне становится значительно легче. Исчезает чувство, словно я одна против всего мира.
На работе, как назло, цейтнот, так что мне приходится позвонить воспитательницу и попросить оставить дочку в вечерней группе. Тот мальчик Гордей к ней не пристает и вообще обходит ее стороной, и я радуюсь тому, что его отец все-таки поговорил с ним. С остальными детьми у Амины отношения ровные, так что пропустив всего пару дней в садике, сейчас она в него ходит снова с удовольствием.
В отличие от меня, она чуть более общительная, и если ее не задевают, поддерживает с другими общение. Не такая стеснительная, какой была я в саду и школе. Да и сейчас не сказать, что у меня много друзей, я мало кого подпускаю к себе близко.
Закончив все срочные дела, я выбегаю из офиса и мчусь в детский сад, предполагая, что Амина будет обижаться, что сегодня я забираю ее позже обычного. Мы должны были сходить с ней в кафе поесть пиццы, но я пообещаю ей, что сделаем это на выходных. К счастью, она отходчивая и обижаться на меня долго не будет.
– Вы одни из последних сегодня, – улыбается при виде меня воспитательница, но глаза ее выглядят обеспокоенными.
– Что-то снова произошло?
Я настораживаюсь, предчувствуя проблемы, но она качает головой.
– Нет, у Амины всё хорошо, она сегодня даже кашу без возмущений съела. Просто я переживаю за Гордея. Его няня опаздывает, даже не предупредила, и я беспокоюсь, вдруг что случилось. Да и Макар Власович телефон не поднимает.
Я заглядываю девушке за спину и вижу, что в саду остались только двое. Амина и Гордей. Оба сидят по разные стороны и даже не смотрят друг на другу, каждый играет со своими игрушками, делая вид, что другого здесь нет.
Хмурюсь, так как такое поведение мне тоже не нравится со стороны обоих, но я Гордею ведь не мать и не родственница, чтобы заставлять их мириться. Вряд ли Плесецкому понравится, если я буду контачить с его сыном.
– А кто сегодня мальчика привел? Где его мама?
Злюсь на себя, что лезу не в свое дело, но не могу почему-то просто забрать дочь, развернуться и уйти. Становится жаль ребенка, которого родители забыли в детском саду. Для него, как и для любого малыша, это лютый стресс, который я никому не пожелаю испытать. Есть, конечно, вероятность, что что-то случилось нехорошее, потому я тем более не могу это просто проигнорировать.
– Гордея привела, как обычно, няня. Уже четвертая за эти три месяца по счету, – качает головой воспитательница. – Маму я ни разу не видела, сколько мальчик к нам ходит. Говорят, там какая-то некрасивая история, но я не знаю подробностей. Но факт есть факт, им занимается нанятый Макаром Власовичем персонал.
Мне не нравится, что девушка настолько откровенна, такая кому угодно всё что угодно может разболтать, но не отчитывать же ее, когда я сама горю желанием узнать, что же происходит.
– Давайте еще раз его отцу позвоним. Должен же он забить тревогу, что его ребенка до сих пор домой не привели.
Мы пытаемся дозвониться несколько раз, но никто трубку не берет. Воспитательница явно нервничает, постоянно поглядывает на часы, куда-то спешит.
Я колеблюсь пару минут, а затем принимаю решение, за которое потом, возможно, получу по голове.
– Вы куда-то торопитесь? – интересуюсь для начала, подталкивая девушку к нужному мне выводу.
– Мне нужно сегодня домой ехать на выходные, мама упала и подвернула лодыжку, за ней ухаживать некому. С понедельника я в отпуске, а через два часа у меня поезд. Уже не знаю, что делать.
– Дайте мне номер Плесецкого, я сама с ним свяжусь. А пока давайте Гордей пойдет со мной и Аминой. Не останется же он здесь ночевать с охранником.
– Думаете, что его вообще не заберут?
Воспитательница посматривает с сомнением то на меня, то на мальчика, но иного выхода и она не видит.
– Мало ли, что случилось. Я напишу Макару Власовичу, что его сын со мной, не думаю, что он будет злиться. Это ведь няня, которую он нанял, не выполняет своих обязанностей. Да и потом, а вдруг что случилось, и Гордея к утру не заберут? Придется вызывать опеку, потом Плесецкому тяжко будет забрать ребенка обратно. Мы же этого не хотим? У детского сада могут потом возникнуть проблемы.
Будь девушка постарше и поопытнее, не торопилась бы никуда, сразу бы вызвала полицию и опеку, но мне жаль Гордея. Нехорошо оказаться в лапах опеки, когда у тебя есть отец. А уж где его мать, это не мое дело. Пусть потом со всеми проблемами Плесецкий разбирается сам.
– Ладно, – выдыхает воспитательница. – Но я не знаю, пойдет ли с вами Гордей, он мальчик упрямый.
Она оказывается права, тот и правда никуда идти не хочет, смотрит с надеждой в окно, разглядывая, не приедет ли вот-вот отец. Соглашается со мной пойти только когда я обещаю ему, что утром мы все вместе съездим в его дом, если отец к ночи его не заберет.
Я бы и сейчас его отвезла бы, так как адрес на свой страх и риск дает воспитательница, но уже поздно, и я не рискну ехать неизвестно куда в такое время суток, да еще и с двумя детьми.
Гордей и Амина друг с другом не разговаривают, только поглядывают исподлобья, и я понимаю, что мне нужно их как-то примирить. Оба они упрямые, своенравные, и это явно будет непросто.
Накормив их ужином, отправляю поиграть в гостиную, а сама снова пытаюсь дозвониться до Плесецкого. В итоге оставляю ему сообщение, чтобы не волновался насчет сына, а сама постоянно гипнотизирую телефон.
Переживаю, а вдруг он и правда не объявится, и что мне тогда делать с мальчиком? Я ведь не знаю его родственников, а отвечать на любые мои вопросы он отказывается.
Дети засыпают под мультики, и я уже хочу их перенести с дивана на кровать, как вдруг телефон наконец оживает. Звонит Плесецкий.
– И года не прошло, – слегка язвлю я и прикусываю сразу же язык. Я ведь пока не знаю, что произошло, так чего раздухарилась? Просто до сих пор сильно первое впечатление от этого грубияна, а его никуда не деть. Видится он мне никудышным деспотом-отцом.
– С Гордеем всё в порядке?
Он не особо церемонится, даже не здоровается, но в голосе я слышу беспокойство настоящего отца, так что смягчаюсь.
– Он покушал и сейчас спит. Вы хотите за ним приехать? Адрес вы знаете, но лучше уже, наверное, будет забрать его утром.
– При всем желании, Дилара, я бы не смог его сейчас забрать. Я в командировке, вылететь смогу в ближайшие часы, прилечу утром. Вас не затруднить приютить моего сына на это время? Я заплачу вам за неудобства столько, сколько скажете.
– Снова вы про деньги, – начинаю я злиться, но быстро успокаиваю себя. В такой ситуации я бы тоже предлагала что угодно, чтобы мой ребенок не остался на улице. – Не нужно никаких денег, Гордей побудет у меня сколько потребуется. И что с вашей няней? Она не забрала его из детского сада, также не делается.
Я сразу меняю тему, так как и сама, как мать маленькой девочки, злюсь на безответственность женщины, уж не знаю, кто она.
– Я нанял ее в агентстве. Засужу их к чертям. Уже четвертая няня не выполняет своих обязанностей! – цедит сквозь зубы Плесецкий, его злость чувствуется даже через такое расстояние.
С одной стороны, я допускаю мысль, что могло случиться что угодно, женщина могла попасть в ДТП, а с другой… Агентство же должно контролировать как-то всё это. Так что в ответ на угрозы Плесецкого молчу, не собираясь вмешиваться.
Разговор сворачивается, я укрываю детей и иду спать сама. Утром же просыпаюсь раньше всех и отчего-то первым делом привожу себя в порядок. Гораздо тщательнее смотрюсь в зеркало, чем обычно, даже волосы распускаю, хотя обычно делаю пучок.
Сердце колотится, я постоянно смотрю на время, а сама ругаю себя на чем свет стоит. Зачем вот я навожу марафет? Не всё ли равно, что подумает обо мне Плесецкий? Вот только, как бы я ни убеждала себя, что он интереса для меня не вызывает, волосы к его приходу я всё равно оставляю распущенными.