Глава 4

Сверху царит полная тишина. Ни звука не раздается, пугая меня отсутствием детского галдежа и шума, к которому я привыкла.

Нервно посматривая на потолок, я стараюсь прислушиваться в надежде, что я просто на несколько секунд оглохла от стресса, но разговоры за столом слышны мне прекрасно.

– А она у тебя здоровая, Гюзель? На Айшу похожа, соседову дочку, такая же блаженная, сама с собой целыми днями разговаривает и по двору шатается, – цокает снова мать Инжу, но в этот раз ее оскорбления слышит Саид, который в отличие от других мужчин молчит и не вступает с ними в праздные разговоры о том, какое торжество закатить и кого позвать.

– Следите за языком, вы говорите о моей жене, – цедит Саид сквозь зубы, и за столом воцаряется молчание.

– Сынок, ты чего грубишь нашим… – пытается сгладить ситуацию свекровь и улыбается, отчего ее золотые коронки на восьмерках сверкают на свету ламп.

– Дилара – моя законная жена. Первая жена, к которой вы должны относиться с уважением.

Голос Саида звучит устрашающе и холодно, отчего даже у меня по телу расползаются мурашки. Он прищуривается, оглядывая всех за столом, словно проверяет, кто готов сказать ему хоть слово против.

Наши взгляды встречаются, и на секунду мне кажется, что передо мной снова сидит мой Саид.

Тот самый, что варил мне суп, когда я болела и не могла встать с кровати.

Тот самый, что подрывался во время моей беременности по первому зову и летел в ближайший супермаркет.

Тот самый, что дарил мне часто незначительные подарки, приятные моему сердцу, просто потому, что они напомнили ему обо мне.

Он никогда не заставлял меня подавать ему завтрак прямо в постель, как это делает его брат Булат, любимейший мамин сынок. Наша семья, несмотря на то, что мы оба из довольно патриархальных кланов, всегда старалась быть современной и развивающейся.

Мы не делили обязанности на женские и домашние. Конечно, в силу того, что я находилась в декрете, а Саид работал, всё по дому сейчас делала я, но он никогда не брезговал помочь мне, если я что-то не успевала. Мог и пропылесосить, и приготовить легкий ужин. Не попрекал меня куском хлеба и не утверждал, что место женщины на кухне, как и подобает испокон веков.

Но секунда проходит, наваждение испаряется, и передо мной снова сидит зверь, готовый растерзать меня.

Мои руки трясутся, когда я наливаю чай в очередную пиалу, а затем расплескиваю чай по столу и себе на колени, услышав сверху грохот и плач. Сначала мне в панике кажется, что это обижают мою девочку, которую я не сумела защитить, а затем до меня доходит, что это ревет кто-то из мальчишек Асии. Слышится даже ругань между пацанами, в то время как Амины совсем не слышно.

– Мне нужно проверить, как там дочка, – сипло произношу я с непривычки, так как давно молчу, и в горле пересохло. Еще не хватало тут со всеми чаи распивать, когда мое материнское сердце кровоточит ходит ходуном не на своем месте.

– Сиди! – резко выплевывает Гюзель Фатиховна и стреляет глазами на Олю, которая сидит в стороне, чтобы быть у меня на подхвате. Приносит второй вскипевший чайник, меняя его на мой остывший, подкладывает сладости в тарелки, играет роль “принеси-подай”.

Она не ропщет, уже привыкнув к таким порядкам в доме свекрови, но судя по ее жесткому взгляду и напряженной спине ее мужа Ахмета, дома его ждет выволочка и выторгованное обещание еще долго не приходить в дом к его родителям.

– Ольга, сходи и приведи девчонку, пусть тоже присоединяется, – говорит свекровь и кивает наверх, после чего Оля подрывается и прищуривается, глядя на женщину с подозрением.

Я же воодушевилась, что мне не придется прорываться на второй этаж, чтобы вызволить ее. С первого этажа до выхода рукой подать, так что мы просто сбежим и больше сюда не вернемся.

Во рту появляется горечь, когда я думаю о том, что дома у нас с ней больше нет.

Я не смогу жить в том доме, где мы живем с Саидом, зная, что теперь у него вторая жена. В отличие от него, я не обольщалась насчет нее и знала, какой хитрой змеей она была с самого детства. Всегда строила из себя невинную овечку, в то время как сама строила козни и не раз подставляла меня.

Не счесть, сколько слез я пролила из-за нее в подушку, а теперь она взялась за меня по-крупному.

Украла у меня мужа и…

Я опускаю глаза на ее живот, который прекрасно виден, когда она сидит и бесстыдно облокачивается о Саида.

… и сына, о котором я так мечтала…

– Садись около Инжу, Амина, – слышу я вдруг ласковый голос свекрови и цепенею, удивленная, как быстро она меняет тактику поведения. Либо она нездорова, либо и правда хорошо играет разные роли.

Я перевожу взгляд на Амину, которую за руку ведет Оля, и уже хочу подорваться, как вдруг у меня отказывают ноги. Затекли, вызывая неприятные ощущения, и я вынужденно замираю, привыкая к новому положению тела.

– Познакомься, Амина, это твоя вторая мама Инжу, она скоро родит тебе братика, – продолжает соловьем разливаться свекровь, и никто ее не останавливает.

Я уже открываю рот, чтобы возразить и наконец взорваться. Мало того, что ко мне она относится, как к наемной прислуге, так еще и дочку втягивает во взрослые игры, не думая о детской психике.

– Мама! – предостерегающе произносит Саид.

На его скулах играют желваки, и он всем видом демонстрирует, что его не устраивает присутствие ребенка за столом. Вот только я замечаю, что на дочь он даже не смотрит, старательно делает вид, что ее нет.

От этого на сердце становится горько и больно, ведь я до сих пор помню, что когда она родилась, он ликовал и искренне благодарил меня за дочь. Не спал ночами, когда у нее болел животик, резались зубки. Давал мне поспать, а сам качал Амину на руках.

И тем резче контраст с тем, каким он был, и каким предстает сейчас.

Равнодушным отцом, которому плевать на свою дочь.

Амина жмется к ноге Оли и волчонком посматривает на Инжу, не понимая, что происходит. Я же наконец выпрямляюсь и иду к ней, не собираясь больше идти на поводу у этой ненормальной семейки. Дочка видит меня и сияет от облегчения, но затем мы обе с ней снова смотрим на свекровь.

– Ты будешь помогать Инжу ухаживать за своим братиком, Амина, ты старшая сестра. Ты ведь хорошая девочка? – игнорирует она сына, меня и остальных, и вкрадчиво спрашивает у Амины.

Меня же будто бьют под дых.

Хорошая девочка должна быть идеальной и всем угождать. Быть послушной и немногословной, молчать, когда требуется, и говорить только с разрешения старших.

Хорошая девочка должна быть удобной…

Удобной…

Я сжимаю кулаки и отпускаю все свои установки, вбитые в меня с детства. Пусть я стала одной из этих женщин, которые позволяют вытирать об себя ноги, но дочь превратить в прислугу второй жены мужа я не дам. И плевать, что скажут обо мне и моей семье в городе.

Моя кровь буквально кипит от обиды и подкативших к глазам слез, застилавших мне обзор на всё семейство Каримовых, которые ведут себя так, будто второй брак для мужчины – это в порядке вещей.

Конечно, я выросла в среде, где явление вторых и третьих жен не порицалось и было вполне обычным, но в моей семье такое было не принято.

Пусть брак родителей когда-то и случился по договору, но со временем они прониклись друг к другу уважением и полюбили. Отец никогда бы не посмел унизить мать тем, что привел бы в дом вторую жену.

Это в арабских странах принято, что для каждой из четырех жен, которые разрешены по шариату, мужчина должен купить отдельный дом и обеспечить теми же условиями и благосостоянием, что и любой другой.

Если бы мы жили так, как и было когда-то предписано, то муж спросил бы разрешения взять вторую жену у первой, не стал бы ее ставить перед фактом.

Но реальность такова, что мужчины, избалованные вседозволенностью и деньгами, творят что им вздумается. А даже если у них нет финансов, чтобы обеспечить даже одну семью, не то что вторую или третью, они пользуются тем, что женщина сидит дома и воспитывает детей, не обладает правом голоса и полностью зависит от мужа. Не может даже уйти, потребовать развода, так как в отчем доме ее не примут, а денег, чтобы вырастить детей и прокормить их и себя у нее зачастую нет.

Я с детства насмотрелась на семьи одноклассниц, где матери считали мужей чуть ли не богами, заглядывали им в рот и боялись хоть слово сказать поперек. И боялась… Боялась, что мне не повезет так же, как когда-то повезло маме. Отец позволял ей абсолютно всё, чего бы она не захотела. Не ограничивал и не следил строго за тратами.

А теперь… Все мои надежды, что я проживу такую же счастливую жизнь, будучи за мужем, как за каменной стеной, вмиг рухнули.

Больше всего я опасалась, что буду одной из тех молчаливых женщин, которые терпят унижения и позволяют обижать своих детей.

Чуть было не стала…

– Моя дочь не станет прислугой для вашего внука! – цежу я сквозь зубы, оскалившись и глядя на свекровь с болезненным гневом.

Прячу дочку себе за спину, чувствуя, как сильно дрожит ее тело. Становится горько и тошно от того, что она плачет беззвучно, чтобы никто не заметил ее слез. Боится, что наругают за проявление нежелательных в этом доме для свекрови эмоций.

– Ты всё не так поняла, Дилара, – вклинивается в разговор Инжу и касается одновременно руки Саида.

Я не могу не обратить внимание на движение ее пальцев, которые поглаживают его по кисти. Она вся жмется к нему, словно хочет поставить на нем печать принадлежности, чтобы все знали, что она с ним спит. Что именно он автор ее живота.

– И что же я не так поняла? – едва не шиплю я, когда моя грудная клетка ходит ходуном от гнева и раздражения.

Все в этом доме принимают меня то ли за дурочку, то ли за умалишенную. Смотрят, как на ненормальную, будто не понимая причин моей обиды.

– Ты не сердись на нашу маму, – снова добавляет она, и мне так и хочется закричать, что Гюзель Фатиховна мне не мать, а свекровь, которая меня недолюбливает и при любом удобном случае вставляет между ребер иглу, желая меня ранить.

– Я сама решу, какие мне эмоции испытывать!

– Это была моя идея, чтобы какое-то время Амина пожила с нами, – уже неуверенно снова произносит Инжу и каким-то беспомощным и неуверенным взглядом смотрит снизу вверх на Саида.

Мой муж же всё это время молчит и буравит взглядом Амину, которая выглядывает из-за моих ног, цепляясь пальцами мне в бедра. Становится неприятно, что он пропускает чужие оскорбления в нашу с дочкой сторону мимо ушей, но я не удивлена, что не понимает двойного дна в словах Инжу и своей матери.

Кажется, ему уже всё равно, что меня унижают в этом доме.

Он даже не хотел видеть меня здесь сегодня. Пытался выгнать, грубо толкая к выходу.

Если бы не дочь, я ушла бы еще тогда. Пусть и было бы обидно, что он поступил со мной так бездушно, но я бы хоть не испытывала позора, обслуживая гостей его матери и родственников Инжу.

Когда до меня доходят ее слова, мне будто отвешивают пощечину. Хлесткую. Резкую. Неожиданную и отрезвляющую.

– С нами? – повторяю я за ней, как эхо.

– Саид не сказал тебе? – чересчур жалостливым голосом интересуется Инжу, и я готова расцарапать ей лицо в кровь, в то время как остальные смотрят на нее, как на ангела, спустившегося с небес.

– Не сказал что?!

– Он купил нам дом напротив вашего. Ты же не против, что он поживет со мной до родов? Я, конечно, не буду возражать и стану после родов делить его с тобой поровну, ведь у вас тоже дочка, да и по шариату так положено, но сейчас мне как никогда нужна его поддержка, ведь у меня третий триместр уже. Вот я и предложила ему, чтобы Амина пожила с нами. Мы подготовим ее к тому, что у нее родится братик, да и она не будет обделена вниманием отца.

Она продолжает расписывать, как всё будет хорошо, когда мы договоримся о том, как будем делить мужа и мою дочь, а у меня кружится голова.

Инжу делает упор на то, что не будет обижаться и готова отправлять ко мне Саида, ведь я тоже его жена, а я едва не хохочу, чувствуя, будто мир вокруг меня сошел с ума. Перевернулся с ног на голову, лишившись разума и логики.

К глазам после ее слов подкатывают слезы горечи от очередного предательства. Я перевожу взгляд на Саида, пытаясь отыскать в нем хоть отголоски моего мужа, которого я когда-то полюбила и считала благородным мужчиной, но встречаюсь с айсбергом, которому нет никакого дела до моих эмоций.

Инжу же улыбается, и, кажется, только я вижу, каким злым торжеством горят ее глаза. Пользуясь тем, что все одобряют ее действия, добивает меня окончательно.

– А ты сможешь приходить к нам в гости, Дилара. Наконец, снова понянчишь малыша. Ты ведь уже бесплодна, тебе это только в радость… Ой… Прости, я не хотела тебя обидеть.

Я отшатываюсь.

Она бьет по-больному.

И всё это под маской напускного сочувствия.

У меня спирает дыхание, а под ребрами словно проворачивают прутья, разрывая мои внутренности в кровавые клочья.

Я крепко сжимаю руку Амины и отступаю.

Нет.

Ни за что.

Она отобрала у меня Саида, но дочь я ей не отдам.

Загрузка...