Все эти дни у меня никак не выходит из головы условие, которое выставил Саид.
Сто миллионов за расторжение нашего никаха. Немыслимая, неподъемная для меня сумма, которую я никогда не смогу собрать.
– Я могу заплатить ему при свидетелям, Дилара, никто его за язык не тянул, – предлагает мне после Макар. – Я бы предпочел молча заплатить ему, но не хочу делать что-то за твоей спиной. Прямолинейность и честность, помнишь?
Я благодарна ему за то, что он не стал этого делать в обход моего согласия, так что отрицательно качаю головой, а сама при этом чувствую благодарность к Плесецкому.
– Это слишком большая сумма, Макар. Не хочу тебя утруждать.
– Никакой проблемы для меня нет, Дилара. Не обеднею. Человек я достаточно состоятельный, так что эта сумма не нанесет особого ущерба для моего кошелька. В любом случае, для меня этот никах не имеет никакого значения, но если ты переживаешь из-за мнения своей семьи, я в любой момент могу заплатить Саиду, избавившись от этой проблемы.
Я колеблюсь где-то с минуту, а затем решаю ему открыться.
– Мнение семьи с некоторых пор меня мало волнует, Макар.
Не знаю, почему, но рассказываю ему то, что произошло за последние полгода, включая и причину развода с Саидом. Отчего-то кажется, что о многом он уже в курсе, ведь у него есть на меня досье, но вижу, что его взгляд меняется. Он благодарен мне за то, что я поделилась с ним личным.
– Хочешь, я найду твоих биологических родителей?
Не даю сразу ответ, тоже размышляю.
– Давай вернемся к этому разговору позже, Макар? Я пока не готова дать свой ответ. Сама не знаю, нужно ли мне это.
– Боишься?
– Да. Вдруг они… еще хуже… Мама говорила, что они алкоголики.
– Не всем стоит верить на слово. Одно твое “да”, и я снаряжу своих людей начать копать в этом направлении.
Не знаю, почему, но эта встреча с Саидой становится переломной в нашем общении с Макаром. Я как-то расслабляюсь с ним и перестаю подозревать во всех смертных грехах, позволяю себе плыть по течению и просто принимать ухаживания Макара, не думая о том, что будет после.
Стараюсь просто выбросить из головы любые свои установки, по которым могла бы назвать тысячу и одну причину, почему нам с ним не стоит быть вместе.
Конечно, на работе в офисе мы общаемся строго на вы и в рамках делового общения, что меня устраивает, так что никто там и не подозревает, что у нас с Плесецким намечаются отношения.
Каждое утро при этом они с Гордеем заезжают за мной и Аминой, словно мы семья. Поначалу я пыталась уговорить его высаживать нас за остановку до детского сада, чтобы нас не видели вместе, но стоило ему взглянуть на меня ироничным взглядом, как все слова застревали в горле.
Амина тоже была насторожена в первые дни, но постепенно привыкла, и они с Гордеем даже стали по дороге вместе смотреть мультики. Они одного возраста, так что и вкусы пока у них совпадают.
Так что спустя время мы с дочкой привыкаем к тому, что нам больше не нужно спешить на автобус и идти пешком от остановки до сада.
Конечно, охранник и воспитательница замечают, что мы приходим вместе, но чувство такта не дает им задавать нам провокационных вопросов. Либо холодное, словно высеченное из мрамора лицо Макара не располагает к проявлению чужого интереса.
– Папа, а теперь так будет всегда? – спрашивает однажды Гордей, когда мы в очередной раз едем отвозить их с Аминой. В его голосе звучит надежда, и я вздыхаю, украдкой глядя на Плесецкого.
Меня и саму радует, что теперь он больше внимания уделяет сыну, но не уверена, как долго это продлится. В то же время и ребенка расстраивать не хочется.
– Как? – спрашивает Макар у сына, и я едва глаза не закатываю от его недогадливости.
– Ты рядом, забираешь меня из сада и возишь, – уже куда тише говорит Гордей и опускает голову, и мне как никогда сильно хочется погладить его по волосам, вот только я жестко пристегнута ремнем безопасности к переднему сиденью и не могу нормально развернуться и дотянуться до него.
Амина будто чувствует мой порыв и берет мальчишку за руку, а тот ее впервые не отталкивает. Кажется, ребенок оттаивает, начинает привыкать к тому, что папа не скидывает его больше на нянек.
Отчего-то в груди вспыхивает злость на Плесецкого, что довел ребенка едва ли не до слез своим трудоголизмом, и я кидаю на него рассерженный взгляд, каким может смотреть только та, что сама является матерью.
Он ловит мой взгляд и озадачивается, хмурит брови. Мы уже не раз говорили о том, что детям нужно уделять внимание, когда они маленькие. Я даже пару раз прочитала ему лекцию о том, что деньгами отцовскую любовь не купишь, и что сыну нужно его время, а не финансы.
Уж не знаю, сумела ли я достучаться до Макара, но по вечерам мы теперь ужинаем вчетвером, вместе с детьми.
С одной стороны, я осознаю, что тем самым рискую, ведь и дети привыкают быть вместе с нами, а это значит, что если мы с Макаром поймем, что мы друг другу не пара, то им тяжелее будет отвыкать. А с другой, мы ведь детям не говорим, что мы теперь семья. К счастью, Амина пока не спрашивает ни о чем, а Саида рядом нет, чтобы сказать ей что-то, что заставит ее начать саботировать эти встречи.
В последнее время Саида с нами вообще нет. Он как сквозь землю провалился. Поначалу я даже решила, что это Макар воплотил свою угрозу в жизнь, но после звонка Оли, бывшей невестки, всё встает на свои места.
У бывшей свекрови, Гюзель Фатиховны, наметились осложнения, так что вся семья днюет и ночует у ее палаты, опасаясь худшего, пока ждут подходящего донора. Никто из детей, как оказалось, ей не подходит для пересадки.
Встряхнув головой, возвращаюсь в реальность и замечаю, что дети заметно повеселели, а это значит, Гордей подобрал правильные слова, чтобы успокоить сына.
Как только дети бегут в группу, мы садимся обратно в машину, и Макар вдруг кладет свою руку мне на бедро. Сначала я краснею, но его ладонь не убираю. Одной рукой он управляет машиной, держась за руль, а вторую руку так и продолжает держать на моем бедре. Как бы показывает, что я принадлежу ему.
– Ты делаешь прогресс с Гордеем, Макар, – говорю я, нарушая тишину.
– Когда рядом та самая, всё как-то ладно получается.
– Ты специально это говоришь, льстец, – закатываю я глаза.
Пусть он пока только учится показывать сыну, что он для него важен, но я всегда знала, что он его любит. Просто ему было тяжело воспитывать ребенка одному, да еще и с его тягой к работе найти подход к маленькому сыну, в то время как рядом не было матери, которая могла бы навести между отцом и ребенком мосты.
Как-то незаметно этой связующей ниточкой становлюсь я, сама не замечая, как Макар плавно и незаметно для меня вводит меня в свою жизнь, делая мою роль практически незаменимой.
Конечно, я не совсем слепая, замечаю со временем, как он делает это всё умело, словно паук, оплетающий сети вокруг жертвы, но не сопротивляюсь.
С ним оказывается довольно легко, хотя раньше мне казалось, что у него тяжелый характер. Как начальник, он довольно требовательный, но за прошедшие три недели я успела влиться в коллектив, а потому знаю то, что он никогда бы не рассказал сам.
Пусть он и требует от сотрудников такого же трудоголизма и ответственности, но при этом не относится к ним наплевательски.
Компания всегда помогает работникам в трудные жизненные ситуации. У одной из кадровичек заболела мать, и компания оплатила той операцию. А это о многом говорит, ведь всё зависит от владельца.
– Как насчет взять недельный отпуск и отправиться на море вчетвером? – спрашивает меня Макар, когда мы выходим из офиса и садимся в его машину. У него отдельный лифт на парковку в закрытой зоне, так что никто не видит нас вдвоем, но иногда мне кажется, что остальные догадываются. Вот только никто не шушукается и не сплетничает, поэтому я не сильно напрягаюсь.
– Хочешь козырем светануть, Плесецкий? – ухмыляюсь я, ведь из выторгованного им месяца осталась как раз неделя.
Он не спрашивает о моем ответе ему заранее, а я сама не завожу этот разговор, хотя уже склоняюсь к тому, что соглашусь попробовать построить с ним отношения. В конце концов, я практически ничего не теряю, а вот за то время, что мы сближаемся, узнаю его с совершенно новой стороны, которая мне очень нравится.
– В любви и на войне все средства хороши, – пожимает плечами довольный Макар, а вот я от поездки отказываюсь.
– Может, позже.
Он молчит, но улыбается, так что я отворачиваюсь, сдерживая собственную улыбку. Он ведь не мог не понять, на что я намекаю, не сдержавшись.
– Тогда завтра, как обычно, в детский центр? – снова спрашивает он спустя минут пять.
– Ты специально это делаешь, да? Через детей заходишь?
Не то чтобы я была против, так как не представляю, что могла бы оставить Амину на няню, а сама уйти на свидание с мужиком.
– Дети – неотъемлемая часть нашей жизни. Мы и так мало времени с ними проводим, а насчет нас двоих… Пока ведь рано переходить на третью базу, верно? Про хоум-ран пока молчу.
– Ты меня всё больше удивляешь, Макар.
– После заката солнца я марафонец, а не спринтер.
Он подмигивает мне, выруливая на дорогу, а я краснею, не привыкшая еще к таким откровенным разговорам.
– Не знала, что ты бегаешь по ночам, – бормочу я, используя знаменитую фразу одной телеведущей, а затем слышу, как тихо смеется Макар.
– Завтра, кстати, я Амину взять не смогу с собой. Саид уже пообещал ей, что сводит ее в кино.
– Я так понимаю, ты с ними не собираешься?
Макар настораживается.
– Надеюсь, что Саид будет благоразумен и не станет ее похищать.
– Я выставлю незаметную охрану.
Я колеблюсь, но киваю, не сопротивляясь. Речь ведь о безопасности моей дочки, а встречаться с Саидом я больше не хочу.
Уж не знаю, говорил ли Макар с ним, но Саид больше не пишет мне гадостей и даже не звонит. Все эти три недели звонит самой Амине, так что она не сильно капризничает, что он не приходит.
– Заеду за тобой завтра к двенадцати. С утра не смогу, дела.
– Какие?
На удивление, он не злится из-за моего интереса. А я едва не прикусываю язык, услышав свой собственнический голос. Не припомню, чтобы вела себя также, когда была замужем за Саидом.
– В больницу нужно заехать, кровь сдать.
– Что-то случилось? Ты заболел?
– Нет. Просто у знакомых сын попал в аварию, требуется переливание. Группа крови не особо распространенная, четвертая положительная. Хоть и универсальный реципиент, но сама понимаешь, лучше, когда переливают схожу, а не всё подряд.
Хмурюсь, так как трагедии, связанные с детьми, заставляют сжиматься мое собственное сердце.
– А можно мне с тобой? У меня тоже четвертая положительная, ничем не болела, думаю, тоже подойду.
– Конечно, я буду рад.
Взгляд, который кидает на меня Макар, заставляет покраснеть, и я отворачиваюсь, чувствуя себя неловко. Странно, но за это время мы даже ни разу не поцеловались, но когда мы подъезжаем к садику за детьми, он будто читает мои мысли.
Наклоняется, хватает меня за подбородок, и его губы вдруг требовательно касаются моих. И если до этого мне казалось, что будучи разведенкой я всё знаю о поцелуях, то он напрочь развеивает мои заблуждения.
Жар его дыхания опаляет, а я неожиданно для самой себя теряю самообладание, полностью растворяясь в этом жадном поцелуе. В животе буквально, казалось, порхают бабочки, а внизу живота всё сжимается, заставляя меня изнывать от желания.
Боже… Мне на секунду даже кажется, что я девственница.
Вот что значит подходящий мужчина.