Маркиз действительно явился в замок Меглен следующим утром.
Он был свеж, бодр, одет дорого, улыбался и, поцеловав ручки обеим баронессам, попросил разговора с бароном.
Мужчины удалились в кабинет, им туда подали закуски и грог, а дамы, немного нервничая, занялись делами: леди Эльжбета отправилась в мастерскую – наблюдать за прядильщицами и ткачихами, а леди Маргарита – в свою гостиную рисовать новый эскиз узора из четких геометрических линий.
Черно-белый узор на черно-белой шали? Половина полотна черная с белым узором, вторая белая – с черным… Необычно, и, как новинка, повысит продажи в новом сезоне. Если добавить ее задумку с “зимними” шалями и с “золотыми”, дохода может хватить на поездку к морю. А там, глядишь, получится и кусочек земли прикупить… Их стадо растет, и выпасов уже не хватает…
Мысли Маргариты прервал деликатный стук в дверь:
– Госпожа, вас просят спуститься!
Тяжело вздохнув, Маргарита вымыла руки от краски, поправила прическу и спустилась в гостиную, где очень серьезный барон Меглен объявил ей, что маркиз Уолш просил ее руки, он дал согласие, и теперь они помолвлены официально.
– А вы уже составили брачный контракт, папенька? Я бы хотела принять участие в обсуждении вдовьей доли, а также моего приданого.
Барон застыл. Вообще, с точки зрения светского этикета Маргарита сейчас повела себя очень грубо. Девице полагалось расцвести радостью, робко протянуть жениху руку и не отводить от мужчины взгляд, пока прослезившаяся маменька приказывает подать шампанское.
Только все это у Маргариты уже было. И смущенная радость, и нежные взгляды, и первый бокал вина под радостные возгласы гостей. Закончилось все плохо. И пусть сейчас все было куда скромнее и камернее, сердце у девушки тяжело стучало, а в висках появилось напряжение. Вот-вот разболится голова, и день превратится в кошмар.
– Дорогая невеста, – маркиз коротко улыбнулся, после чего схватил Маргариту за руку и бесцеремонно прижался губами к пальцам, – я готов обсудить все это сначала с вами, чтобы у вас не осталось никаких сомнений в моих намерениях. А лорд Илай пока пошлет за поверенным.
– Вы слишком торопитесь, маркиз, – остановила его баронесса, слегка прищурившись, – сначала я хотела бы узнать размеры вашего состояния, обсудить мое содержание, место проживания, условия и количество слуг и подарков. Вы же понимаете, что такой брак вызовет пересуды в обществе, и я потеряю деньги? Хочу обсудить компенсацию!
Говоря все это, Маргарита внутренне одновременно тряслась, как кролик, и ярилась. Она уже знала, что гнев прогоняет страх, а хорошее воспитание маскирует негативные эмоции, так что и покупатели, и торговцы-перекупщики знали младшую баронессу Меглен как очень решительную женщину.
Впрочем, заяви она что-то подобное своему первому жениху – барону Риглеру, получила бы не только словесный отлуп. По настоянию “жениха” ее бы заперли в комнате на хлебе и воде на несколько недель – “для воспитания смирения”. Сама Маргарита с такими воспитательными моментами в своей жизни не сталкивалась, но успела наслушаться от соседей о смиренности и послушании жены Риглера. И о методах, которыми он этого смирения добивался.
Маркиз Уолш взглянул баронессе в глаза и словно понял, о чем она думает. Руку не выпустил, кричать и возмущаться не стал. Просто улыбнулся снова и заверил:
– Все бумаги у меня в карете. Я прикажу сейчас принести их в кабинет, и после прогулки вы их внимательно изучите. Прошу вас, леди Маргарита, прогуляйтесь со мной. Мы все равно уже помолвлены, и я прошу не так много. Разговор.
Баронесса Меглен вздохнула, невольно потянулась рукой к занывшему виску и… согласилась.
Родители сказали, что пока распорядятся насчет обеда. Слуги подали плащи, перчатки и шляпы, и через десять минут баронесса и маркиз вышли из донжона. В кольце замковых стен холодный ветер почти не ощущался, но яблоневый сад, в котором предполагалась прогулка, располагался за пределами замка.
В молчании пройдя по тропинке, Маргарита открыла калитку и вывела гостя в бывший замковый ров.
Баронство уже около ста лет жило мирно. Река, наполняющая ров водой, однажды изменила свое русло после обвалов в горах, так что сначала яма в земле обмелела, потом совсем лишилась воды, а за следующие тридцать лет заросла кустарниками и бурьяном.
Когда нынешний барон Меглен взялся заниматься козами, он приказал вырезать все кусты на корм животным, выкосить бурьян и сорную траву. В кустах, ко всеобщему удивлению, отыскались несколько красивых старых деревьев. Их оставили, окопали, подсыпали навоза и хорошей земли, проложили дорожки для прогулок, а года три назад подсадили яблони, ягодные кустарники и цветы, превратив бывший ров в красивый сад, укрытый от холодного ветра замковой стеной и бывшим защитным валом.
Все это Маргарита не стала рассказывать гостю. Она молча шла по дорожке, посыпанной крупным песком, и боролась с желанием со стоном опуститься прямо на дорожку – голова болела все сильнее.
– Миледи… – маркиз вдруг как-то легко утянул ее на скамью, вынул шпильку из шляпки, потом шпильки из прически и запустил руки без перчаток в золотые локоны баронессы.
Она хотела протестовать, но на девушку внезапно накатило облегчение. Пальцы маркиза – теплые, сухие – как-то ловко пробежались по коже головы под волосами, и намечающаяся головная боль затихла. Не ушла совсем, но отступила, и стало возможно дышать и видеть что-то кроме черных мушек, мелькающих перед глазами.
– Вы переволновались, леди, – негромко сказал маркиз, не переставая поглаживать голову девушки, снимая напряжение и боль, – поверьте, не стоит. Я не причиню вам вреда. Я не покушаюсь на ваше приданое и ваш труд.
– Тогда скажите честно, – перебила его Маргарита, – что вам от меня нужно? Без сказок о любви с первого взгляда!
Маркиз помолчал, продолжая поглаживать кожу головы, постепенно перемещаясь на шею, и наконец сказал:
– Хорошо, я расскажу вам, почему я здесь, если вы принесете мне клятву, что ни одна живая душа кроме вас не узнает об этом.
– Клянусь! – немедля сказала Маргарита.
– Все дело в том, леди, что я и есть наследный принц, – с горечью сказал маркиз.