Я не смогла, и ты не сможешь тоже (СИ)

Глава 5. Проклятье.

Соблазнить Иру оказалось даже легче, чем Ольга ожидала. Она просто пригласила ее в гости, напоила вином, немного погладила по плечу — и вот уже Ира, обнаженная, лежит на диване, а Ольга, оставшись в платье, целует ее плечи, грудь, живот, и ласкает ладонями бедра.

Она пыталась. Правда, пыталась что-то ощутить, поймать хотя бы какой-то драйв или удовольствие, но под ее губами была просто кожа, просто обычная женская кожа, и больше ничего.

Проникая в Иру пальцами и лаская ее губами, Ольга попыталась представить на ее месте Светку. Черт знает, откуда это взялось, но почему-то в памяти всплывала именно она — горячая, с раздвинутыми ногами, с искаженным криком лицом. Ольга хорошо помнила ощущение ее бедер на своих плечах, маленькую родинку над пупком, и светлые, едва заметные взгляду, волоски на бедрах. Даже не волоски, а скорее пушок — легкий пушок, которого так приятно было касаться языком и собирать с него пробежавшиеся мурашки.

Больше ничего не вспоминалось. И Ольга усилила свои движения, чтобы закончить все скорее. В эти секунды она почти ненавидела Иру, потому что той было явно хорошо, и она вовсе не хотела, чтобы это заканчивалось.

Потом она должно лежала рядом, целовала мокрый лоб, изображала тихую нежность. И плавилась, плавилась внутри от ненависти и злобы.

— Ты долго сопротивлялась, — сказала она, улыбаясь, когда поняла, что дальше молчать невозможно и Ира сейчас просто испугается и уйдет. — Я думала, ты сдашься раньше.

Ира потянулась в ее руках, грудь ее качнулась от этого движения.

— Это было непросто, — грустно сказала она. — В конце концов, то, что мы сейчас сделали называется изменой.

Ольга была благодарна ей за то, что она не стала развивать эту тему. Но в следующую секунду Ира потянулась к ней, попыталась поймать пальцами застежку платья.

— Ну уж нет, — рассмеялась Ольга, вставая с дивана и одергивая подол. — Не сегодня, милая.

Пока Ира мылась в душе, она достала из холодильника блюдо с закусками, быстро накрыла на стол, поставила новую бутылку вина. И закурила, сидя на подоконнике.

— Ладно, Ксения Ковальская, — подумала она, прислушиваясь к шуму воды за стенкой. — Попробуем узнать о вас побольше.

К утру она знала если не все, то почти все. Ира рассказала ей об их отношениях, о том, какой жестокой и холодной была Ксения, о том, как ее мотало между мужчинами и женщинами, и даже о том, как по-сучьи она поступила с Ириным мужем.

Ольга была поражена. Снежная Королева, говорите? Вот так-так. Значит, девочка еще сложнее, чем ей казалось. Три раза приближать к себе подругу, три раза делать ей так больно, практически стать причиной самоубийства ее мужа — и они продолжают дружить? На месте Иры Ольга давным-давно бы растоптала бы эту тварь, и выбросила из своей жизни. Почему же она осталась?

Не любовь, нет. Какая может быть любовь, если об тебя на протяжении стольких лет вытирают ноги? Глупость? Тоже вряд ли — Ира, конечно, не светочь разума, но и не наивная идиотка. Тогда почему?

Ей было безумно интересно. Она автоматически продолжала заигрывать с Ирой, улыбаться ей, но взглядом теперь искала одну только Ксению, и больше никого.

Что с ней произошло? Почему она стала такой? Что заставляет ее постоянно быть в напряжении, ходить натянутой, смотреть только прямо и никогда по сторонам?

Интерес все возрастал, а вместе с ним как-то вдруг появилось желание. Ольга поразилась сама себе, когда на одном из совещаний заметила, что не может усидеть на месте, что соски на ее груди, спрятанные под узкий пиджак, царапают нежную ткань и набухают.

Это было неожиданно и страшно. Она сидела, откинувшись в кресле, смотрела на стоящую во главе стола для совещаний Ксению, и покрывалась холодным потом.

ТАК не было давно. Очень давно. Слишком давно для того, чтобы спокойно воспринять эти возбуждающие сигналы собственного тела. И это осознание как будто открывало наглухо закрытый шлюз фантазий и желания, и Ольга больше не могла им противиться.

Ксения склонилась над столом, объясняя техдиру что-то, водя пальцем по плану-графику, а Ольга скользнула взглядом в вырез ее рубашки, ощупала грудь, даже представила себе ее вкус на своем языке.

И — как будто все вдруг исчезли из переговорной, и остались только они вдвоем, и она подходит к Ксении, запускает ладонь в ее волосы, сжимает крепко-крепко и, прижавшись губами, погружается языком в ее рот.

Кажется, в сказках Снежную Королеву оживил как раз поцелуй? Или это была не Снежная Королева, а кто-то другой? Но Ольга представила, как оживает Ксения, как покрывается румянцем, как тянется ей навстречу, шепчет что-то искусанными губами.

— Госпожа Будина.

Ольга очнулась. На нее пристально смотрели все участники совещания, во главе с начальницей, и взгляд ее был отнюдь не добрым.

— Простите… — растерянно пробормотала Ольга.

— Вы на совещания спать приходите? — Спросила Ксения, глядя исподлобья своими сумасшедшими зелеными глазами. — Если так — то лучше больше не приходите.

И снова склонилась над планом.

Ольга тяжело дышала. Да как она смеет? Как смеет кто-либо ТАК разговаривать с ней? Если бы взглядом можно было убивать — Ксения бы в следующую секунду упала замертво. Но Ольга заставила себя успокоиться.

Еще не время. Еще не сейчас. Она отомстит, и сильно. Но — не сейчас.

После совещания она долго слонялась туда-сюда по офису, и никак не могла придумать, чем заняться. Грубо отшила подошедшую Иру, рявкнула на мальчика-курьера. И только когда все разошлись, а в офисе снова погасили свет, решилась.

Отстукивая шаги, подошла к Ксениному кабинету и подняла руку, чтобы постучать.

Но в следующую секунду дверь распахнулась и Ксения — красивая, удивленная, зеленоглазая Ксения — оказалась прямо перед Ольгой.

— Ты… что здесь делаешь? — Спросила она. — Напугала.

И снова «ты», а не «госпожа Будина». Это «напугала» было искренним, честным, открытым. Как будто на мгновение она расслабилась и забыла, что нужно держать себя в руках, рамках и черт знает в чем еще.

Ольге не понадобилось даже мгновения чтобы принять решение.

— Идем, — велела она, хватая Ксению за руку и ведя ее за собой.

Они шли по темному офису, от руки к руке передавались удары тока, и Ольга даже глаза прикрыла от наслаждения и предвкушения того, чем совсем скоро будет обладать.

Она зашла в какой-то закуток, присела на чей-то стол и отпустила Ксенину руку.

— Ну? — Злобно спросила та, буравя Ольгу взглядом, но эта злость больше не могла никого обмануть.

— Подойди ближе, — приказала Ольга, и Ксения послушно сделала шаг.

— Ну и? — Повторила она, а в следующий миг Ольга просто схватила ее за лацканы пиджака, притянула к себе и впилась губами в непослушный рот.

Они упали в кресло — Ксения, а сверху — не отрывающаяся от нее ни на секунду Ольга. Их губы и языки творили нечто невообразимое, отнимая последнее дыхание и мешая мыслить. И когда Ольга ощутила Ксенины пальцы, с силой впившиеся в ее бока, она все поняла. Окончательно все поняла.

— Я хочу тебя, — шепнула она, кусая ухо и зализывая укус жадным языком. — Хочу, чтобы ты трахнула меня прямо здесь. А потом я тебя. На полу. Сильно, и без всяких сантиментов.

Без сантиментов, да. Ни одной из них в эту секунду не нужны были чувства, не нужна была нежность. Они были — будто две одинокие волчицы, вцепившиеся друг другу в глотки в последнем желании ощутить вкус крови на губах. Они были — будто два расплавленных круга, которые никогда не сольются в один, но которым так важно, так нужно ощутить чье-то прикосновение.

Это было очень больно. Но что такое физическая боль по сравнению с той, что сжирала их обеих длинными, бесконечно длинными ночами?

Ксения содрала с нее юбку и Ольга успела подумать: как хорошо, что сегодня она не стала надевать трусики. Ее тело молило, жаждало, раскалялось от желания, неутоленного желания, которому не было выхода.

Она ощутила спиной холодный офисный пол. Ксения навалилась на нее сверху — как медведь, как дикий зверь, и впивалась зубами, и царапала когтями, и снова впивалась.

И взяла она Ольгу по-звериному. Перевернула, рукой подхватила под живот и подняла, поставив на колени. И наконец-то заполнила ее целиком — с силой, с болью, разрывая на части.

— Да… — шептала Ольга при каждом толчке, чувствуя, как из ее глаз текут долгожданные слезы. — Да. Сильнее. Сильнее, черт бы побрал все на свете. Сделай мне больно. Накажи меня за все, что я натворила в этой жизни. Только от такой твари как ты я могу принять это наказание.

Когда до оргазма оставалось совсем чуть-чуть, в Ольгиной голове что-то словно взорвалось. Она вырвалась из тисков Ксениных рук, опрокинула ее на спину и легла сверху, держа одной рукой кисти ее рук.

— Хочешь меня? — Спросила, оскалившись, ощущая, как снова и снова текут по щекам соленые дорожки. — Скажи мне.

Ксения замотала головой, но это было все равно. Ольга видела ее лицо — красное, искаженное, почти уродливое. И она точно знала, ощущала чем-то звериным внутри себя: сейчас Ксения ненавидит себя не меньше, чем сама Ольга.

В этой ненависти они и соединились окончательно. Ольга коленом раздвинула ее ноги и вошла сразу тремя пальцами, зная, что ей хватит и нескольких толчков, и нескольких движений.

А потом, когда Ксения выгнулась в оргазме, Ольга теми же пальцами вошла в саму себя.

Это не было любовью. Это не было даже похотью. Это было так, будто ты миллионы лет блуждал по миру в поисках того, что сможет на одну секунду, на одно мгновение тебя понять. И нашел. И вы встретились. Один миг, один чертов миг, но этого оказалось достаточно, чтобы понять: все еще не кончено. Нет, не кончено. И жить с этим — можно. С собой, такой, такой жуткой, такой мерзкой, можно жить.

Ольга не помнила, как Ксения уходила. Когда она смогла смотреть — и видеть! — рядом уже не было никого. Только разбросанная всюду одежда и соленые дорожки на щеках напоминали, что только что здесь произошло.