Замок серебряной розы

Глава 31

Глава 31

Я должна поскорее уйти отсюда. Змей поймал и захватил в плен мой разум как раз в момент перехода. Значит, пока я здесь, торчу в проклятом междумирье, где-то там находится моё бессознательное тело. И я даже понятия не имею, где.

Надо поторопиться.

Но что-то держит, и я по-прежнему застыла, повиснув в тёмной пустоте без направлений и границ.

Меня держит взгляд этого мужчины – мужчины из моего почти позабытого прошлого, теперь я в этом уверена.

Ещё один враг.

Ещё одна опасность – ещё более коварная, чем кольца змея. Тот хотя бы спутывал меня ими, это была ощутимая, видимая преграда, с которой можно было попытаться хоть как-то бороться. Этот же человек лишает воли и способности к бегству, даже не касаясь.

Два синих меча медленно гаснут. Ещё миг – и большие ладони с длинными сильными пальцами пусты – и повёрнуты ко мне, будто их обладатель пытается уверить меня в мирных намерениях. Откуда я так уверена в их силе? Ах да, я же видела, как они сжимали рукоятки мечей… но было что-то ещё. Точно было… Мне знакома их сила – предельно близко.

Отбрасываю смущающую меня мысль, и воспоминание, так и не пробившись на поверхность, тонет на глубине моего сознания, исчезает без следа. Вот так хорошо.

- Ты испугалась? – спрашивает глубокий бархатный голос. Я нервно дёргаюсь от этого звука.

Не дождавшись ответа, мужчина делает осторожную попытку приблизиться, продолжая ощупывать меня внимательным взглядом.

Я резко подаюсь назад.

Он немедленно останавливается. Как будто он охотник, а я – лесной зверёк, которого нельзя спугнуть. Невольно мой взгляд тоже притягивает эта мощная фигура, застывшая с напряжённым рельефом мышц посреди движения и готовая возобновить его в любое мгновение.

Широкие плечи, белая рубашка, распахнутая на груди, как будто этот человек одевался в спешке. Мне почему-то странно видеть в нём такую небрежность. Не свойственную ему, невообразимую в той, прошлой жизни.

На его груди замечаю медальон, об который мой взгляд будто спотыкается. Серебристый, с отливом в зелень металл. Смешной крохотный зверёк с растопыренными лапками. Вещь, не подходящая столь мужественному воину. Вещь, слишком сильно меня беспокоящая, чтобы позволить себе думать о ней хоть минутой дольше.

Я отбрасываю и это. Вдыхаю и медленно выдыхаю. Моё спокойствие – моя броня. То, что спасло мне жизнь. Последняя опора мятущегося, страждущего духа. Я не позволю её пробить.

- Прости, что я так долго… Лягушонок.

Это имя.

Сердце пропускает такт.

- Не называй меня так!

- А как ты хочешь, чтоб я тебя называл?

Задумываюсь всего на мгновение.

- Так, как назвали при рождении. Гаэнирель Ниара Меридивин, третья элиана Великого дома Изгнанных.

Приподнимает тёмную бровь удивлённо.

- Надо же, впервые слышу. И знаешь что? Слишком длинно. И пафосно. Тебе не подходит. Близкие всегда называли тебя Гаяни. Или я уже не вхожу в их круг?

Какой сложный и неприятный вопрос.

Чтобы ответить на него хоть как-то, я должна снова вступить на зыбкую почву и копаться в памяти. Поэтому предпочитаю не отвечать вовсе.

Взгляд притягивают ещё детали. Пульсирующее зеленоватым мерцанием кольцо на его пальце. А на другой руке – сразу три браслета из темного металла, похожего на изъеденную зеленью медь. От них даже с такого расстояния несёт невероятно мощной магией.

Вспоминаю слово – эллерит…

Кажется, этому воину пришлось обвешаться им с ног да головы, чтобы проследовать за мной.

Нет – чтобы преследовать меня. Но я больше не позволю прошлому взять меня в плен.

Ещё шаг назад в пустоте. Может, если я окажусь подальше от этого мужчины, перестану разглядывать его с таким безнадёжным упорством, смогу отвернуться и уйти? Должна же быть какая-то магия, которая держит меня рядом.

Видно, что его первым побуждением было двинуться вслед за мной – он даже дёрнулся в моём направлении, но сдержался.

А я вдруг вспомнила его имя.

Ричард Винтерстоун.

Это воспоминание было как удар под дых. Такое, что хочется сложиться пополам и закрыться руками.

Его имя Ричард. И я откуда-то знаю, что его кожа будет пахнуть ночным ветром, сиренью и сталью, если её коснуться губами. Но почему-то не могу вспомнить, как же пахнет сирень, как ни пытаюсь. Ничего. Пустота.

И я упускаю момент, когда расстояние между нами незаметно сокращается снова.

- Не приближайся! – выставляю ладонь вперёд беспомощно. Лихорадочно пытаюсь нащупать выход отсюда. Я должна срочно бежать.

- Всё ещё злишься на меня? Обижена? Гаяни, нам надо поговорить! – с нажимом заявляет воин. – Если хочешь, буду говорить отсюда. Но ты меня выслушаешь.

- Нет! – жмурюсь и отрицательно качаю головой.

Кажется, раньше и правда были времена, когда я ждала от него каких-то слов. Но те времена бесследно прошли. Всё, что мне нужно сейчас – это чтобы он оставил меня в покое. Чтобы не бередил больше едва залеченные раны своим присутствием.

Этот мужчина – он как заноза под моей кожей, где-то напротив сердца.

При виде него я испытываю ту же горечь, которую ощущает человек, когда вспоминает счастливые моменты прошлого, которые не вернутся больше никогда.

Фантомные боли. Я должна и от них избавиться тоже. Невероятным усилием воли изгоняю их и возвращаю себе покачнувшееся было душевное равновесие.

Озираюсь по сторонам, судорожно ощупываю сознанием стены своей незримой тюрьмы, пытаюсь найти выход в темноте. Где-то же должен быть выход?

- Как ты сюда попал? – спрашиваю нетерпеливо.

- Ты меня привела.

- Я этого не делала! – возражаю немедленно, и пячусь, уходя вбок, когда замечаю новую попытку приблизиться. Спиной стараюсь не поворачиваться. Нутром чую, что если попадусь в руки этому охотнику – вырваться из них будет сложнее, чем из змеиных колец.

- Ещё как делала. Ты у меня умница! – вкрадчиво ворчит мужчина, и я в панике замечаю, что расстояние уменьшилось ещё. – Горжусь тем, какая ты молодец, что вспомнила про мой подарок.

- Какой ещё… подарок?

- Кинжал. Впрочем, я, кажется, должен извиниться. Посадил на него небольшое следящее заклинание. Слишком тревожился о твоей безопасности, когда меня нет рядом. Стоит обнажить заговорённый клинок для защиты, и он работает как маяк. Хорошо, что привёл меня вовремя.

Его голос – спокойный, дружелюбный, даже слегка монотонный. Продолжая заговаривать мне зубы какими-то байками, мужчина приближается постепенно ко мне, как к пугливому зверьку. А я ощущаю себя загнанной в угол, хотя углов тут нет – как нет и потолка, пола, стен и всего остального.

Что это за узы, которыми он привязал меня к себе? Почему не могу разорвать невидимые путы и просто исчезнуть? Сглатываю комок в горле.

- Значит, кинжал… с его помощью ты мог меня найти, куда бы я не ушла?

- Да, - просто отвечает воин.

Я вся ощетиниваюсь.

- К счастью, его больше нет в моих руках. Выбросила.

Если мне удастся сейчас сделать скачок, охотник не сможет отследить меня снова.

И судя по всему, он тоже это понял.

По его лицу проходит тень. Черты лица становятся жёстче. Глаза следят неотступно за каждым моим движением, как будто готовится к решающему броску на добычу.

Он знает, что если промахнётся, я исчезну, и больше он меня не достанет. И прикидывает, как не промахнуться.

А я могу думать лишь о том, что этого ни в коем случае нельзя допускать – чтобы он меня достал. Как хорошо было до его появления! Как спокойно и легко. А этот человек – самая главная для меня опасность, намного больше, чем змей. Змей никогда не принял мне такой боли.

Теперь я смутно припоминаю – вижу, как будто со стороны, - что случилось до того, как попала сюда. Какая цепь событий привела меня в это место, на перекрёсток путей, где наши с ним дороги, надеюсь, разойдутся навсегда. Здесь ведь только мой разум, верно? Тело сейчас где-то в другом месте. Я оказалась тут, когда пыталась в панике бежать - сбежать как можно дальше.

Именно от этого самого мужчины.

- Не подходи ко мне больше. Не приближайся. Никогда, - шепчу еле слышно, слабо шевеля пересохшими, потрескавшимися губами. Но он услышал. И едва заметно вздрогнул – как от удара.

- Гаяни…

- Не подходи! – выкрикиваю ему в лицо. Мой уставший разум уже не может сдержать толпу образов – вот воин верхом на лошади, и хрупкая девичья фигурка у самых копыт. Глядит вверх, запрокинув лицо, и ветер со снегом вперемешку треплет её зелёные волосы. Вот эта девочка просыпается в слезах от очередного кошмара и смотрит на свои ладони, на которых так боится увидеть кровь. Вот она же – у окна. Сидит на широком подоконнике у тяжелой, кованой ромбами рамы, уставившись в ночь широко распахнутыми глазами. Она много ночей провела так - неподвижно, обхватив зябкие плечи руками. Свечи сгорали быстрее, чем к ней приходил сон. – Не трогай меня больше! Пожалуйста! Ты не понимаешь?! Это была ошибка, с самого начала. Глупая маленькая девочка сочинила себе сказку со счастливым концом. Который так и не наступил. Не твоя вина, что она жила в придуманном мире, грезила наяву.

Но теперь я познала истину.

Любовь – это боль.

Чувства – это боль.

Не хочу больше умирать от этой боли.

…Ричард пытается что-то сказать, его чёрные глаза мечут молнии, но я не желаю слушать.

- Я выбираю проснуться.

Когда он, зарычав, одним мощным рывком оказался там, где была я только что – его сильные руки сомкнулись лишь на тающих, как утренний туман очертаниях моего тела.

Я открыла глаза.

И действительно проснулась.

Высоко-высоко надо мной – огромная, невероятная луна, слегка обглоданная по краю, но всё ещё великолепно-полная. И звёздное небо, безмятежно мерцающее огнями, по которому медленно плывут рваные серые тени лёгких облаков.

Я лежала, раскинув руки, на спине, и смотрела в эту луну, как в зеркало. Смотрела до тех пор, пока не заслезились глаза.

Подо мной было что-то твёрдое, похожее на скалу. Кажется, я высоко в горах, судя по ветру, что то и дело набрасывает на лицо пряди длинных волос, которые у меня нет сил убрать.

Как тяжело, оказывается, возвращаться в собственное тело. Как трудно пошевелиться – даже пальцем двинуть, не то, что встать. А впрочем, зачем вставать?

Здесь так хорошо и спокойно. Невероятный, абсолютный, первозданный покой – и тишина. Только мерный рокот волн где-то далеко внизу.

Интересно – где я? – подумалось как-то отстранённо. И почему моё тело попало именно сюда, ведь я не выбирала дорог?

А впрочем, неважно.

Я хочу остаться здесь навсегда.

Так что я просто лежала – и смотрела. Ночной ветер трепал подол моего платья, шевелил волосы. Хотя странно – я не ощущала никакого холода – ни от него, ни от скалы, на которой лежала, распластавшись с широко раскиданными руками. Голода тоже не было. Вообще ничего. Как будто я превратилась в тряпичную куклу, набитую свинцом. Потерянную куклу, у которой больше нет хозяина.

В конце концов, на задворках сознания появилась смутная мысль о том, что вроде бы долго на камнях лежать может быть опасно для здоровья – тем более, кто его знает, сколько уже я здесь провела, пока мой разум застрял меж мирами.

Мне потребовалось нечеловеческое усилие воли, чтобы заставить себя принять вертикальное положение.

Это было так трудно, словно к каждой части тела у меня привязана многотонная гиря, а на грудь уложили каменную плиту.

Перед глазами потемнело, какое-то время я просто сидела и восстанавливала дыхание – а потом распахнула глаза в удивлении, и моему взору предстал величественный, будто нарисованный широкими мазками на огромном полотне пейзаж.

Дорожка лунного света колеблется на волнах далеко-далеко, по левую руку от меня. Я действительно сижу на вершине отвесной скалы, на узком гребне, на который не ведёт ни одна тропа.

Горы охватывают чёрным кольцом округлую долину. Она как сестра-близнец убывающей луны, тоже слегка срезана по краю в том месте, где в неё вгрызается морское побережье.

Там, на берегу моря, скальная пустошь кажется усыпанной призрачно-белым песком, но это не песок. Он таким не бывает – мерцающим, переливчатым, испускающим в ночи свой собственный слабый лучистый свет.

Серебряная пыль, укрывающая всю долину ровным ковром. Серебро на чёрном. Как красиво.

Обхватив руками колени, я смотрела, как заворожённая. Хотела бы я стать птицей, чтобы там побывать.

Как жаль, что нет ни одного пути отсюда, с этих чёрных круч, вниз.

При этом на вершине каменного кольца – ровная и гладкая поверхность, будто кто-то срезал верхушки гор гигантским острым ножом. Но стоит сделать шаг – и прямо под твоими ногами отвесные стены, и нет ни единого способа попасть в долину, не свернув себе шею.

Я вдруг отстранённо подумала, что своим ходом точно спуститься не смогу. А магическим – больше не хватит сил. Я все израсходовала на то, чтобы вырваться из междумирья. Значит, останусь тут на веки вечные, пока не превращусь в ещё один камень.

Ну и ладно. Ну и всё равно.

Я прижала колени к груди, натянула на них грязный подол некогда розового платья и меланхолично принялась разглядывать долину – раз уж иных занятий у меня тут всё равно не было. Ветер толкал в спину, выл возмущённо – как будто я отобрала у него любимый насест, пытался сбросить. На такой высоте должно быть ужасно холодно, но отчего-то я не чувствовала холода. Я не чувствовала ничего вообще.

А ведь эта пустыня из серебристого песка – она не совсем пуста.

Взгляд выхватывал тут и там нечто необычное. Обломки белого камня странных форм и очертаний. Вон тот валун – подозрительно похож на рухнувшую капитель тщательно обтёсанной колонны-многогранника. А это – разве не рассыпавшиеся от времени ступени?..

Всё это было основательно присыпано барханами серебряной пыли. И наверное, снизу почти незаметно. Но отсюда, с высоты птичьего полёта, я видела картину целиком. И она складывалась в нечто одновременно ужасающее и прекрасное. Нечто, от чего тот краешек души моей, что еще не спал, немедленно заныл и защемил в неясной тоске.

Здесь был город когда-то. Портовый город, так удачно расположенный у гавани, защищённый неприступными скалами. Но видимо, в конце концов они не сумели его защитить…

Я вскочила с места и подошла к самому краю.

Как я была слепа! Это ведь было очевидно с самого начала.

Пепелище. Ещё одного из Замков роз. Теперь я вспомнила – ведь сотни раз мне рассказывали о таком, изучала в старинных фолиантах… наверное, первой песней, которую я слышала в детстве, был Гимн изгнанников, который донёс через века историю о тех, кто потерял свою родину и свои дома, но поклялся когда-нибудь вернуть их обратно.

Перезвоном серебряных колокольчиков, тихим шёпотом маминого голоса в мои уши вторглась память.

Восемь их было – Янтарный королевский, сакральное место, что скрылось, так и не давшись в руки врагу – и семь других, семь самоцветов в короне древнего королевства эллери, которые не обладали такой способностью и вынуждены были противостоять монстру лицом к лицу.

Волшебные Замки роз – живые, такие же как Замок ледяной розы, к чудесам которого я прикасалась так недолго, но которые успели ранить душу столь глубоко, что даже сейчас, когда я совсем разучилась плакать, мне хочется оплакивать их потерю для себя.

Мне страшно представить, как черны должны быть сердца людей, которые осмелились бы поднять руку на подобную священную красоту. Но такие нашлись.

Завоеватели из-за моря – «те, что ненавидели нас так, как тьма ненавидит свет» - пелось в той старой песне. Они не просто ненавидели всех эллери, как люди ненавидят любых чужаков, непохожих на них – злость эта умножалась стократно, потому что они завидовали нашей магии, которой увы, не обладали сами. И невозможность повелевать столь величественными и прекрасными силами вызывала лютую алчность, которую невозможно было ничем утолить. Они завидовали нашему здоровью и долголетию, миру и покою, которые царили на наших землях, завидовали сотворённым нашими руками чудесам, которые так и не смогли ни повторить, ни покорить.

Правда, и тогда и сейчас я не очень понимала, как «мир и покой» сочетались со скупыми упоминаниями о войнах между адептами Хаоса и адептами Порядка, которые шли меж самими эллери в незапамятные времена, где-то у самых истоков истории.

Но в мифах и древних преданиях сплошь и рядом противоречия. А белые одежды всегда на том, кто поёт свою песню тебе в данный момент.

Может, у тех людей из-за моря были свои песни? Просто я их не знаю. Мне у колыбели пели другие.

И в тех песнях были отголоски смертного ужаса, который пришёл на наши земли, когда чёрные корабли с алыми парусами переплыли море. А в огне Великого завоевания королевство эллери пало, утопленное в крови, укрытое пеплом, как саваном.

От этого огня мои далёкие предки – остатки моего народа – бежали в иной мир, где с тех пор жили отшельниками в постоянном страхе, что Завоеватели доберутся и до них. Как бы ни лелеяли мечту о мести, как бы ни тешили собственную гордыню и воинственность, выдумывая будущие кары для своих врагов… этот страх, он был словно терпкий вкус горечи, что портит вкус любого, даже самого изысканного блюда.

Мы помнили всё. Мы бережно переносили из поколения в поколение, из уст в уста длинный перечень неоплаченных долгов. То, за что мы должны были поквитаться с теми, кто забрал у нас всё, оставив лишь бледную тень былого могущества и славы.

И вот прошло много веков. Колесо времени свершило оборот.

Показалось, что наши страхи – те, в которых мы не могли признаться даже самим себе – оживают, и эхо прошлого становится набатом, рокотом барабанов, с которым история грозит повториться вновь. Это как рёв бегущих волн в шторм, которых ты ещё не видишь, но знаешь, что они вот-вот тебя захлестнут и потопят.

Они нашли нас. В нашем далёком и бедном, погибающем, иссыхающем мире нашли. Потомки тех завоевателей.

Трое посланников, верхом на диковинных зверях, прибыли к нам через старый портал, который был много веков разрушен – и уверяли, что прибыли с миром. Им конечно же никто не поверил.

Кроме одной глупой девчонки с зелёными волосами, которая выбежала под копыта лошади. И вот теперь сидит здесь со здоровенной дырой в груди, в награду за собственную глупость.

Я тряхнула головой. Отогнала смутные воспоминания о нашей первой встрече с Ричардом Винтерстоуном – человеком, что возглавлял посольство потомков Завоевателей к потомкам почти истреблённых ими когда-то эллери. Я ведь поклялась самой себе больше не бередить эти раны. Отчего же так легко нарушаю теперь собственные клятвы?

Гроздь чёрных камней улетела в пустоту из-под моей правой ноги, и я сделала шаг назад. Но продолжила всё так же, с каким-то болезненным вниманием вглядываться в очертания долины внизу, залитой лунным светом. Глаза уже слезились от ветра, но я не могла оторваться.

Значит – вот ты какое. Последнее невозрождённое пепелище.

Всё, что осталось от некогда прекрасного города и Замка, царившего в его сердце.

Замка серебряной розы.