Запретный мужчина

Глава 59

Не успел Галаррага закрыть за Портасом дверь, как его окликнула Ана Роса:

— Рамон!

Галаррага нехотя обернулся. Ана Роса стояла перед ним, заложив руки за спину и покачиваясь с носка на пятку, с видом маленькой нашалившей девочки. Как ни был сурово настроен против нее Галаррага, сердце его кольнула жалость: эти ужимки провинившейся школьницы для женщины без малого тридцати лет показались ему глупыми и смешными.

— Что вам угодно, сеньорита? — холодно осведомился он.

— Мне угодно знать, что здесь происходит! — Ана Роса топнула ногой. — Зачем сюда явился этот сыщик? Что это за тайны Мадридского двора?

— Я простой шофер, сеньорита, и меня не посвящают в секреты вашего дома, — спокойно ответил Галаррага. — Так что, к сожалению, у меня нет возможности удовлетворить ваше любопытство.

— Рамон! — Ана Роса изменила тон. Голос ее прозвучал почти что жалобно.

— Слушаю, сеньорита… Что вам еще угодно?

— Мне угодно, чтобы ты поднялся ко мне в комнату, — неуверенно сказала Ана Роса.

— Сеньорита, я не могу выполнить ваше приказание. Вам, может быть, не известно, но с некоторых пор я поступил в полное распоряжение сеньоры Фьореллы и исполняю только ее приказы…

Отвесив в сторону Аны Росы издевательский полупоклон, Галаррага вышел за дверь.

Ана Роса почувствовала себя оплеванной.

Она совершенно не ожидала обнаружить в этом мужлане чувство собственного достоинства. Ярость, ненависть, жестокость, что угодно, однако его сдержанность и холодная вежливость совершенно выбили Ану Росу из колеи. Она чувствовала себя вдвойне униженной. Как будто оба ее любовника, люди такие разные — возвышенный аристократ и низкий плебей — сговорились друг с другом, чтобы совершенно уничтожить ее.

Ане Росе хотелось с кем-то из них поговорить, пусть даже с Галаррагой, выслушать обвинения в свой адрес, а потом попытаться опровергнуть их или зажать Рамону рот поцелуем, но и тут потерпела неудачу.

Она ощутила не просто одиночество, а в какой-то степени даже отверженность. Не с кем было перемолвиться словом, некому пожаловаться. Брат в Мадриде; когда он звонит, к телефону стрелой летит Милагритос, точно чувствует, чей сейчас прозвучит голос, — и они с Даниэлем подолгу воркуют через океан, в то время как его родная сестра стоит рядом, кусая губы от злости.

Матери теперь не до Аны Росы: то возня с Иреной, то работа в офисе, то суд…

Корхес в последнее время избегает ее. Сначала Ана Роса решила, что это хороший признак: возможно, Федерико прячется, боясь окончательно потерять из-за нее голову. Ведь она чувствовала, что нравится ему… Черт возьми, надо оставить при себе хотя бы этого типа, иначе одной не вынести этой боли, которую ей до сих пор причиняли мысли о Гонсало.

— Однако где же Корхес?..

…А Корхес в эти минуты даже не помышлял об Ане Росе.

Пригнав машину на окраину города, он уже около получаса дожидался приезда Рехано. Суд над Владом Островски закончился, и результат оказался именно таким, на какой рассчитывал Рехано: Владу дали смехотворный срок. Островски после окончания суда, если дело решится в его пользу, обещал рассказать Рехано, с кем следует Санчесу связаться, чтобы начать сотрудничество с российскими наркодельцами.

Корхес вяло посматривал по сторонам. Неподалеку от него стоял обшарпанного вида пикап, возле которого возился, чертыхаясь, водитель-негр. Очевидно, мотор забарахлил. Негр отчаянно жестикулировал, посматривая в сторону автомобиля Корхеса, но обратиться за помощью не решался. Его забавная жестикуляция вызвала на лице Корхеса добродушную улыбку.

Да и кто бы не усмехнулся, глядя на проделки незадачливого водителя, который то бил кулаком по кузову, будто перед ним было живое существо, то пинал изо всей силы колеса.

…Корхесу к в голову прийти не могло, что забавный негр — сержант полиции, и что в кабине обшарпанного пикапа сидят еще двое полицейских с видеокамерой…

Наконец появился Рехано. Припарковавшись немного в стороне от автомобиля Корхеса, он пересел в его машину.

— Вы молодчина, — сказал ему Корхес, — отлично справились с этим делом!

— Отдадим должное тупости прокурора Темеса, — скромно отозвался Рехано. — Она прежде всего посодействовала успеху нашего общего дела.

— Аминь, — насмешливо отозвался Корхес. — Я всегда говорил, что дураки — великое подспорье для умного и оборотистого человека.

— Вернее, питательная среда для него, — поправил Рехано, — однако не будем задерживаться на этом дурацком вопросе…

— Деньги я передам вам через два дня, — заверил его Корхес. — Вы получили от Островски нужные нам сведения?

Вместо ответа Рехано протянул ему листок бумаги.

— Здесь все, что интересует вашего босса. Видите, как глубоко я вам доверяю, Корхес? Ведь я мог бы вручить вам все это после получения своего гонорара…

— Если бы у вас были сомнения в том, что мы умеем держать свое слово, Рехано, вы бы именно так и поступили, — возразил Корхес.

— Совершенно верно. Сомнений у меня нет. Ведь я еще не раз пригожусь вам. До встречи, Корхес.

— До скорой встречи, — поправил его Федерико, и они разъехались в разные стороны.

…После того как обе машины исчезли из виду, негр перестал прыгать вокруг пикапа. Ветровое стекло поехало вниз, и сержант сунул в кабину свою кучерявую голову.

— Подслушивающее устройство под конец немного закапризничало, — сказал ему один из полицейских.

— Сразу видно, что этот парень, Галаррага, который установил его в машине Корхеса, не профессионал, — добавил второй, тот, что вел съемку.

Прокурор Темес и следователь Портас уже второй раз просматривали озвученную кассету.

После первого просмотра Портас взглянул на Темеса: лицо прокурора пошло пятнами, как будто его только что наградили оплеухами. Портас хотел заговорить, но Темес жестом попросил его еще раз поставить пленку.

Портас уже на экран не смотрел, а с жалостью вглядывался в постаревшее лицо Темеса. Кинокамера проводила исчезнувшие за углом машины, и экран погас.

Тягостное молчание повисло в кабинете прокурора.

Наконец Темес нарушил его.

— Вы не могли бы сделать мне небольшое одолжение? — обратился он к Портасу.

— Слушаю, прокурор, — ответил Портас.

— Пожалуйста, произнесите членораздельно к громко четыре слова: «Прокурор Темес, вы — осел».

Портас медленно покачал головой.

— В отличие от этих господ, я считаю, что человеческое благородство невозможно истолковать как глупость. Вы просто мерили людей по себе, и поэтому обманулись в Рехано. Такие ошибки — не преступление. Ведь и Эстела ди Сальваторе — умнейшая женщина, но и она приняла все действия Корхеса за чистую монету, поскольку сама — человек самоотверженный и благородный.

— И все-таки, выражаясь словами этих сеньоров, «отдадим должное моей тупости», — произнес Темес. — Простите, Портас, я очень расстроен. Мне не столько неприятно то, что меня, как мальчишку, обвели вокруг пальца, сколько больно разочаровываться в человеке, которому безгранично доверял. А ведь вы предостерегали меня.

— Да, это было, но, поверьте, у меня нет чувства торжества от того, что я оказался прав… Мне все это так же больно… и противно.

— Благодарю вас за эти слова, — Темес немного помолчал. — Однако в сторону наши эмоции! Итак, вы выяснили, что Федерико Корхес не случайно оказался в ту ночь рядом с Иреной Гальярдо…

— Да, он ведет игру, в которую включен Рехано, Островски и кто-то еще, кого мы не знаем. Этим людям зачем-то понадобился Херман Гальярдо. Все это предстоит выяснить.

— А Карлос, конечно, был ни при чем… — проронил Темес.

— Карлоса мы отпустим, но чуть позже… Сначала, думаю, нам надо, чтобы итальянская полиция как следует разобралась с окружением Манчини, — принялся размышлять вслух Портас. — Возможно, мы наткнемся на что-то любопытное.

— И, конечно, надо глаз не спускать с этого Корхеса, — заключил Темес.

— Будьте спокойны. Арест Рехано мы осуществим только по факту получения им взятки. Тогда же возьмем и Корхеса.

Темес вернулся домой как всегда поздно и застал свою дочь Клаудию беседующей с мужем по телефону.

Не в его привычках было подслушивать чужие разговоры, но все-таки, пересилив себя, Темес вышел из комнаты и встал за дверью.

— С чего ты взял? — доносились до него реплики Клаудии. — Нет, конечно, я уехала не навсегда. Конечно, я вернусь. Нет, никакой другой причины моего отъезда не было: я действительно очень соскучилась по отцу, ведь он так мало побыл с нами. Я скоро вернусь к тебе.

Темес не мог назвать себя верующим человеком, но услышав эти слова, он машинально перекрестился. Давно уже они с дочерью не разговаривали ни о Карлосе Гальярдо, ни о ее муже Хуане Сильва: она сумела устроить так, что обе эти темы стали для него запретными.

Клаудия, положив трубку, крикнула:

— Папа, не хитри со мной! Я знаю, ты стоишь за дверью!

— Стою, — пробурчал Темес, входя к ней. — Ну вот, уже не стою.

— Подслушивал? — сощурившись, поинтересовалась Клаудия.

— Последнее время мне только и остается, что подслушивать, — ответил Темес, имея в виду не столько собственную дочь, сколько сделанное им благодаря подслушивающему устройству открытие относительно его коллеги Рехано. — Я делаюсь старым. Ничего не могу понять. Мои глаза стали плохо видеть, а голова — туго соображать. Вот и приходится играть с людьми в прятки, как будто ты впал в детство.

— Не клевещи на себя, папочка, — остановила его Клаудия. — Все ты видишь, все понимаешь… Это я не понимала ничего, когда очертя голову бросилась сюда. Ты был прав: Карлоса мне не видать как своих ушей. Надо положить конец этой истории.

— Все же он не так уж печален, — счел нужным заметить Темес. — У тебя есть покладистый муж, готовый мириться с твоими эксцентричными выходками, которые я объяснил ему тем, что ты росла без матери… да и фактически без отца…

— Ну только не бей себя кулаком в грудь, папа, — засмеялась Клаудия. — Ты был довольно сносным отцом…

— Спасибо, дочка, — проворчал Темес.

— Словом, я лечу, лечу, лечу, папочка… Может, что-то и получится из моего замужества. Невозможно всю жизнь быть неприкаянной и жить несбыточными мечтами. Карлос дал мне «недосягаемый идеал», как писали в дурацких, длинных, старинных романах. Думаю, как только ты его выпустишь, он тут же рванет к этой юной девице, которая готова была принести себя в жертву ради него.

— Не знаю, куда он рванет, — хмыкнул Темес. — Для меня более важно, куда рванешь ты… Обещаешь вернуться в Майами?

— Обещаю. Но пока я здесь, обещай и ты не говорить со мной больше обо всем этом, — потребовала Клаудия.

— Честное прокурорское, — чувствуя, что у него гора с плеч свалилась, пообещал Темес.