Она пришла с Земли. Абитуриентка. Студентка

Глава 21 У всех свои проблемы

Дэр Флавий бушевал. Нет, он не размахивал руками, не выворачивал землю своей магией и даже не кричал. Главный садовник бушевал внутри. А наружу холодным, ядовитым туманом сочились фразы:

— Вы что же, лиа Дартс, считаете, что за сон до обеда вам заплатят в двойном размере?

— Посмотрите, лиа Дартс, на политые вами два дерева. А теперь на те двадцать, которые еще осталось полить. Что вы чувствуете? Надеюсь, собственную бесполезность.

Лера чувствовала лишь голод, усталость в напряженных руках и то, как липнет платье к потному телу.

А дэр Флавий не просто смотрел, как она таскает воду. Этот… нехороший человек ходил следом и нудел-нудел-нудел… Еще и каждое его «лиа» звучало особо презрительно. Похоже, не давал ему покоя тот факт, что Лера, с ее-то силенками, смеет называть себя одаренной.

Впрочем, Лера на садовника не злилась. И без того несчастный дэр Флавий переживал за своих зеленых подопечных и каждое утро бегал к секретарю в надежде на радостную весть о студенте-«воднике». Однако очередь из желающих почему-то не выстраивалась, и срывался дэр Флавий на безответной первокурснице.

А сегодня Лера еще и проспала. Какому же начальнику это понравится?

Вечером она села медитировать, сделала все, как советовал Дилан, и у нее получилось! Магия тёплым клубком воздуха крутилась прямо в груди!

Наверное, крутись там что-то другое, то впечатления были бы отнюдь не радостными. Как минимум затошнило бы. Но воздух… Невесомый, ласковый, он щекотал, играл на невидимых струнах и звал в полёт. Вот счастья-то было! И не так уж сложно оказалось почувствовать магию — всего-то перетаскать пару сотен ведер воды да съесть на ужин черствую булку, и усталый организм отключил мозг. Хоть патентуй способ, ведь Дилан-то говорил, что обычно на это уходят пара-тройка недель.

Лера тут же кинулась к изображению на полу — выпускать поток и греть комнату. Но ничего у нее не вышло. Чуть не до утра билась — всё без толку, лишь устала еще больше и проспала.

Вот и надрывался дэр Флавий, воображая, наверное, будто именно его тирады так печалят Леру. Её же больше угнетали болезненные рези в пустом желудке. Завтрак-то она пропустила!

Будто вторя её думам, дэр Флавий запричитал:

— Лиа Дартс, розы уже вянут! Давайте мы и вас не будем кормить и поить, а? Долго ли вы проживете?

Неужели она пробудила в садовнике садистские наклонности? У-у, абориген, потомок римских рабовладельцев… А вообще-то, она ведь не рабыня. Что он себе позволяет?

Лера вылила воду под какое-то дерево — судя по готовым раскрыться бутонам, плодовое, — и, бросив ведра, обернулась к садовнику.

— Вы абсолютно правы, дэр Флавий, — «завяну» я быстро. Так не пойти ли мне пообедать? А то руки, вон, «подвяли» уже, ведра не держат.

В доказательство Лера безвольно опустила руки и поболтала ими, словно резиновыми.

Дэр Флавий на миг опешил, но тут же зло сощурился и отчеканил:

— Вот польете половину, тогда и пообедаете!

Напоследок он мазнул по ее шрамам брезгливым взглядом и удалился, горделиво выпятив грудь и заложив руки за спину.

Вот же… редиска!

Повздыхав и помечтав об обычном садовом шланге, Лера снова взялась за работу.

Половину она одолела, уже когда сгустились зимние сумерки.

Столовая была пуста, один лишь толстяк повар уминал что-то за обе щеки.

— Припозднились вы, лиа, — ехидно лыбясь полным ртом, прочавкал этот вредный дядька. — Но порцию вашу я сберег, и молоко еще не прокисло. Прошу… — С преувеличенной аккуратностью он выставил на поднос тарелку и кружку.

Остывшая каша, как будто покрытая склизкой кожицей, аппетита не вызывала. Как и молоко с морщинистой пенкой. Однако организм упрямо требовал еды, и Лера пошла на компромисс — взяла молоко, а кашу вернула повару.

— Благодарю за заботу, син Лидарий, но я не голодна.

Залпом выпив молоко, она отдала кружку повару и отправилась отдохнуть на одном из диванов. Спину прожёг недобрый взгляд толстяка. Потом по тарелке стукнула ложка и послышалось шмяканье вязкой субстанции. Да, да, син Лидарий, вашей каше самое место в помойном ведре.

Укрывшись за кадками с растениями, Лера с тихим вздохом растеклась по мягкому сиденью. Напряженные мышцы начали расслабляться, по телу пробежала приятная волна. Хорошо…

— Лиа Дартс! — раздался вдруг с улицы гневный вопль дэра Флавия.

Лера застонала и, не двигаясь с места, сонно проворчала:

— Да иду я, иду… И чего так орать? Будто на кактус сел…

Вечером от усталости она еле шевелилась, но даже мысли об отдыхе не допустила. Надо было во что бы то ни стало совладать с магией.

Закуклившись в шубу и одеяло, Лера устроилась в комнате на полу перед рисунком плетения. В скудном свете звезд примерилась, по какой траектории посылать поток и, закрыв глаза, сконцентрировалась.

Воздушный клубок был все там же — в груди. Он вертелся и подбивал на шалости, будто игривый котенок.

— Буду звать тебя Мурзиком, — пробормотала Лера на русском.

Как и в предыдущую ночь, она попыталась вытянуть из него щуп, потом пробовала вообразить, что из воздушного клубка бьет луч, что между полом и клубком протянут туннель, пробовала даже «оторвать» кусочек своей магии и отправить на рисунок — ничего не выходило.

Надо было подробней выспросить Дилана! Но как? И без того он заподозрил неладное.

— Двадцать кристаллов… Как ты их набрала? — повторяет Дилан.

В голове звенящая пустота: ни одного правдоподобного объяснения, ни шутки, — и Лера молчит. Смотрит на Дилана и молчит. Ноги словно вросли в землю и невозможно даже пошевелиться — все тело затопил страх. Не столько перед Диланом, сколько от кошмарной мысли, что у комиссии тоже мог возникнуть такой вопрос. Но почему они не задали его? Или еще зададут?

— Ладно, можешь не отвечать.

Дилан разворачивается, чтобы уйти. Уйти навсегда и забыть о несостоявшейся дружбе.

— Дилан, я расскажу! — срывается Лера за ним. Он резко оглядывается, и она, чуть не плача, мямлит: — Чуть позже, хорошо? Не сейчас… прошу тебя.

— Я запомню, — серьёзно кивает Дилан и, тут же улыбнувшись, подмигивает: — Не скучай, Вэлэри! Скоро увидимся!

Лера тяжело вздохнула:

— Эх ты, Мурзик! Дрессировщика на тебя нет… Кстати, дрессировка… Что мы о ней знаем? Положительное и отрицательное подкрепление… Ну, отрицательное вряд ли применимо в данном случае. А что с положительным? Животному дают команду, показывают, как выполнять, и после угощают вкусняшкой. Хм, вкусняшка для магии… Мурзик, Мурзик, чем же тебя поманить?

Магии ведь не скажешь, мол, в грей-камне колбаса, прыгай за ней. Или скажешь?

Лера указала Мурзику в сторону плетения и предложила коснуться его, а чтобы непонятливый малыш сообразил, что требуется, «забралась» в него и подтолкнула изнутри. И магия послушалась!

Поток рванул из груди, одним махом уменьшив клубок чуть не наполовину. Тело обдало жаром. От неожиданности Лера вскрикнула и распахнула глаза. Концентрация пропала.

Сердце колотилось, внутри разлилось странное опустошение, но Лера негромко рассмеялась. Получилось! У нее получилось!

А тепло-то как стало! Неужели грей-камень так быстро сработал? Лера скинула одеяло и потрогала пол. Он был холодным, да и в комнате стоял тот же дубак. Похоже, от всех этих упражнений жарко стало только ей. Может не попала в отметку? Мазила-бабашкина! Надо научиться медитировать с открытыми глазами.

Она еще два раза выпустила поток, но пол так и не нагрелся. Зато ощущение воздушного клубка исчезло, и навалилась такая слабость, что Лера едва нашла в себе силы забраться на кровать и не уснуть тут же, на ледяном полу. Напоследок еще успела подумать, что наверняка девчонок в гильдии магических служанок сейчас этому и учат — работать с потоком. Вот бы и ее кто-нибудь научил. Может, еще раз обратиться к Дилану?

Вместо рыжика почему-то представился тот бритоголовый пьяный спаситель, и Лера вырубилась.

Маркус чувствовал, как скользят взгляды по его выбритой до блеска голове. Узнав о сборе семейства — впервые после казни и похорон отца, — он специально велел соскоблить отросшую щетину, со злым удовлетворением представляя реакцию старшего поколения.

И реакция последовала. Именно та, которую он и ожидал, — недоумение, возмущение и, наконец, ярость.

Без всяких сомнений, они полагали, что отчисленный юнец будет в растерянности и придет к ним за помощью. Но, шайсе! Идти к тем, кто не спас его отца, кто предал собственного сына и внука⁈ Да он даже сидеть за одним столом с ними не желал. Уступил только уговорам матери, но как мог выразил протест.

Пускай теперь смотрятся в его сверкающую макушку, может увидят там свои кривые отражения.

В столичном особняке собрались сегодня не все, а только представители рода ван Саторов, то бишь родители отца и его бабушка. Ужин накрыли в семейной столовой. Мать как хозяйка расположилась на одном торце стола, Маркусу же полагалось занять место напротив — отцовское, но он прошел мимо, не задерживаясь, и сел, как обычно, — по правую руку от него. Мать вскинулась было, но промолчала. Все промолчали.

В этом молчании, под четырьмя парами глаз еда казалась безвкусной, но Маркус упрямо изображал аппетит: отрезал кусок сочной, идеально прожаренной отбивной и принялся жевать, затем, с трудом протолкнув мясо в перехваченное спазмом горло, захрустел зеленью. В мертвой тишине хруст раздался особенно громко.

На лбу у деда вздулась вена, а прабабушка так сжала вилку, словно хотела воткнуть ее во что-то. Или в кого-то.

— Маркус, — позвала мать.

На ее бледном лице проступили яркие пятна, губы подрагивали.

— Маркус! — мать повысила голос. — Прекрати!

— Что прекратить? Я думал, мы ужинаем. Но если вы собрались для разговора, то прошу, говорите, вы мне не мешаете.

С этими словами Маркус сунул в рот очередной кусок мяса.

— Надо заметить, Одетта, что сына ты воспитать не смогла, — приступая к еде, сказала бабушка.

Мать холодно улыбнулась:

— Ему было с кого брать пример.

— Если ты намекаешь на Луция, то напрасно. Мой сын всегда был вежлив и уважителен со старшими.

— Конечно, — легко согласилась мать. — Он всего лишь преступил закон и оставил семью в позоре и без средств.

Маркус перестал жевать и мрачно посмотрел на мать. Неужели та из-за вечного противостояния с бабушкой готова осуждать покойного мужа?

— Не преувеличивай, — отозвалась бабушка. — Ваши средства хоть и заморожены, однако же они есть и вполне весомы. И кроме того, свой позор он смыл кровью…

— Это не его позор! — прервал её Маркус.

От недоумевающих взглядов старших бешенство рычанием заклокотало в груди, и он громко, чтобы никто не смог сослаться на старческую глухоту, заявил:

— Если отцу и было за что стыдиться, так это за нас, за его семью! Мы сами превратили себя в жалких трусов, побоявшихся вступиться за него.

— Мы соблюдали закон, — сказал дед и с сожалением покачал головой: — Ты еще слишком молод и не понимаешь, чем грозит его невыполнение. Стоит лишь раз отклониться от договоренностей, и больше никто не будет их соблюдать. Начнется грызня за власть и все окончится войной, в которой погибнут сотни, тысячи магов. Это будет концом нашего мира. Так что одна жертва — мизерная плата за спокойствие.

— Шайсе! Какая, к дьяволу, жертва⁈ — Маркус закричал, не в силах держать в себе скопившуюся боль и ненависть. — Ты говоришь о собственном сыне! Как о чужом! Как о бродяге с улицы!

— Он стал таким, когда сделал то, что сделал.

— Да что он сделал⁈ Он просто пытался спасти планету. Ее скоро пески сожрут! Земли истощены. Но вам плевать! Вам-то хватит!

— И тебе хватит, не кричи, — сказала прабабушка. — Тебя уже слышали все, в том числе и соседи.

— Вы даже не пустили меня увидеться с ним! Попрощаться!

— Замолчи! — дед стукнул кулаком по столу. — Луций сам просил нас об этом. Он опасался, что ты пойдешь на поводу у эмоций, кинешься вытаскивать его с плахи. Он не хотел, чтоб у тебя были проблемы! И не зря, чтоб тебе провалиться! Что ты устроил в академии? Луцию было бы стыдно. Нам всем стыдно!

— Я даже отклонила приглашение подруги на обед, — словно невзначай заметила бабушка. — И это учитывая то, что в последнее время приглашают нас нечасто.

Дед метнул в супругу свирепый взгляд и продолжил раздраженно выплевывать рубленые фразы:

— Твое отчисление из академии недопустимо. Неприемлемо! Чтобы отпрыск ван Саторов учился в Альтии? Месяц — слышишь? — месяц не появляйся в столице! Пусть остынут после твоих выходок. После вернешься. Мы воспользуемся связями, привилегиями, где надо — надавим, и ван Тусен возьмет тебя обратно.

— А что, — Маркус презрительно ухмыльнулся, — это не будет отклонением от договоренностей?

Прабабушка ткнула в его сторону вилкой:

— И составим список невест. Родители Присциллы расторгли соглашение после учиненного тобой дебоша. Заметь, не после казни Луция! Ты и только ты виноват в разрыве помолвки.

— Надо же! Хоть что-то хорошее…

Дед обратился к матери Маркуса.

— Одетта, когда твой сын вернётся в столицу, сразу начнем новые переговоры — желающих породниться с ван Саторами достаточно. А до того, будь добра, подготовь почву. Все должны знать, что Маркус вменяемый и законопослушный гражданин Республики. Селена, — обратился он к жене, — помоги Одетте. И прошу вас, не ссорьтесь. У вас общая задача. А твоя задача, — дед перевел на Маркуса тяжелый взгляд, — вести себя соответственно статусу. Никаких пьянок и драк! Ты — не плебс! Не срами наш род, иначе перестанешь принадлежать ему. Лучше он прекратится на мне, чем продолжится в недостойных потомках.

Дед с прабабушкой смотрели требовательно, мать с тревогой, а бабушка выковыривала из салата нелюбимый ею лук. Маркус положил салфетку, неторопливо встал и, глядя деду в глаза, сказал:

— Тогда роду ван Саторов следовало закончиться еще на вашем прадеде, дэр Авитус.

Дед бесстрастно кивнул:

— Полагаю, будь у него возможность увидеть тебя, он бы с этим согласился. Но довольно мы выслушали дерзостей. Вижу, что на серьезные решения ты не способен, значит мы примем их за тебя.

Он отвернулся, давая понять, что разговор закончен. Маркус тоже сказал, что хотел, и дольше оставаться здесь не намеревался. Не прощаясь, во вновь наступившей тишине, он покинул столовую. Только в дверях дед окликнул его и не терпящим возражений тоном произнес:

— Чтоб ни слуху о тебе не было. И отрасти волосы!

В коридоре Маркус замедлил шаг. Оставаться под одной крышей с обозленной родней не хотелось, а в городе он обязательно нарвется на знакомых. По столице, этому рассаднику сплетен, новость о его отчислении наверняка уже разлетелась, и теперь жаждущих узнать подробности хоть отбавляй. Только сочувствия ждать не от кого. Наоборот, бывшие друзья и сокурсники лишь с удовольствием понаблюдают, как он скользит вниз. Стервятники… Хоть сейчас в эту нищую Альтию отправляйся. Но до учебы еще несколько дней, и его отъезд приравняют к побегу.

Шайсе! Сейчас куда ни сунься, все не так! Ну и в Бездну всех!

Маркус накинул шубу, нахлобучил шапку, мимоходом подумав, что надо заказать новую — эта на лысой голове сидела чересчур свободно, — и отправился бродить по вечерней столице.

Дилану казалось, что никогда еще в Альтии не было так холодно. По крайней мере, за все свои девятнадцать лет он не припоминал такой продолжительной и снежной зимы. Подбросив в печь пригоршню угля, он мрачно оценил скудные остатки на дне короба. Пару дней продержаться хватит, а там им с отцом заплатят, и если цены снова не подскочат, то на десять серебрушек они купят угля на месяц вперед. Всего на месяц… Грёбаная зима, скорей бы закончилась!

Из-за входной двери донеслись голоса, и, запустив облако холодного пара, зашла мать.

— Ох, что делается! — раздеваясь, воскликнула она. — А младшие где?

Дилан подал ей войлочные тапки, нагретые на печи.

— Тертий с приятелями, как всегда, а Кэссия к Данлопам убежала. Праздник у них — дочь наконец-то пристроили.

— Стана говорила, вдовец сватался. Неужели Сильвия ему хлеба поднесла?

— Может и ему.

— А я сыра и яиц прикупила, тоже праздник устроим.

Дилан удивленно уставился на мать:

— К Кэсси сватаются? Ей же всего пятнадцать!

— Уже пятнадцать! Смирись, Дилан, — твоя сестра выросла. И хватит от нее парней гонять! — Мать выложила на стол сыр и яйца и, глядя на непривычные в их доме продукты, с горечью добавила: — Кто ж к ней посватается? Приданого два платья да старые башмаки…

Дилан шлепнул на доску кусок не очень-то свежего вяленого сала и, вонзив в него нож, с обещанием произнес:

— Вот стану магом, сразу женихи появятся.

— Потому и праздник. Проводим тебя в академию как следует.

— Можно было и без сыра.

— Можно было… — мать тяжело вздохнула и ненадолго задумалась. — Завтра у тебя выходной? Хорошо… Тертия на рынок не отпускай. Кэсси я тоже велю дома сидеть, с гран Таситой уже поговорила, она и сама торговать не выйдет.

— Что-то случилось?

— Пока нет, но слухи ходят. Вроде как завтра в деревенских рядах чего-то затевается. Как бы до смертоубийства не дошло… А уж коли стражи по рынку пройдутся… Разбирать не станут, кто погромы учиняет, а кто просто нос любопытный сунул.

Погрузившись в невеселые думы, они молча принялись за готовку. Два ржаных хлебца, несколько вареных морковин и чечевичная похлебка с мелко порезанным и обжаренным салом — на ужин и завтрак для пятерых вполне достаточно, однако Дилан надеялся, что в академии кормежка окажется посущественней.

Пустой желудок урчал на всю комнату, видимо, ругаясь на гадкого повара с его гадкой стряпней, однако не спалось Лере вовсе не из-за голода, и потряхивало не от холода. Все было гораздо хуже, чем страдания тела.

Прошло уже пять дней после встречи с Диланом, а она ни на миллиметр не продвинулась в управлении магией. Нет, какие-то достижения были. Она поняла, что не получится воздействовать на источник снаружи — с ним надо «слиться»; приноровилась настраиваться на Мурзика моментально, без медитации, и выпускать поток точно в цель. Все! На этом успехи закончились.

Она не смогла активировать абсолютно ничего! Ни светляка, ни готовь-камень на кухне женского общежития, ни грей-камень в комнате. А ведь это артефакты, которые активируют простые служанки. Ну хорошо, не простые, а магические и после соответствующего обучения, но ведь служанки! Как же тогда на мага-то учиться?

Снова нужна была помощь. Как раз на завтра дэр Флавий дал выходной, и Лера решила наведаться к Дилану (как кстати он показал свою квартиру!). Вот только предстоящий поход пугал до чертиков. Воображение рисовало то сутенера с подельниками, то стаи волков или собак, нападающих по пути в город, и будь другая возможность добыть информацию, Лера ни за что не пошла бы. Но другой возможности не было! Не было!

Придётся идти.

Пересчитав мелочь, Лера прикинула, что нужно купить хотя бы минимум канцтоваров для учебы, а если деньги останутся, то какое-нибудь угощение для семьи Дилана — все-таки неловко будет заявиться с пустыми руками. Значит, сначала пробежаться по лавкам. Или ради экономии рискнуть и заглянуть на рынок?