Арестантка: Путь на Броссар

Глава 22. Гуманистический бред

— Трой~

Что отражалось в зелёных глазах убийцы? Холодное тускло-белое освещение лампы над кораблем, пульт, который он держал перед лицом. Я.

Эта секунда тянулась долго. Моя ярость смешалась со страхом за Принс. Остыла, возвращая ясность рассудку. Я крепче сжал рукоять катаны отца.

Нас обступал сумрак. Вырванные из темноты острия проводов и грани контейнеров безжалостно поблескивали. Где-то в ангаре раздались шипящие звуки стрельбы. К Андромахе наверняка спешили его люди. Я не оборачивался, очень надеясь, что Сантьяго уже рядом. Или хотя бы Катран поможет.

Андромаха не жал на кнопку. Ясно. Он блефовал. Проверял мою реакцию. Но какая у меня, уже выжатого до предела, могла быть реакция? Я так и стоял. Пялился на пульт и ждал.

— Ну давайте, взрывайте… — сказал я и увидел микродвижение его пястных костей.

Я успел не только заблокировать выпад Андромахи, но и провёл контратаку, едва не выбивая пульт из его второй руки. Он не глядя убрал его в карман и впервые взглянул на меня… как-то серьёзно.

— Хочешь, чтобы твой папочка стал свидетелем ещё одного твоего поражения? — сказал он, кивая на голову моего отца. Его серые глаза будто действительно следили за мной. Смотрели на мой поединок.

Теперь даже если я проиграю, он не выйдет из зала. Так и будет лежать, прижавшись щекой к ледяному полу. Горький вкус разлился во рту.

Я провёл быстрые атаки, рубящий слева, сразу секущий снизу вверх. Андромаха отскочил, но тут же напал на меня так, что я едва успел заблокировать. Отшагнул к черному контейнеру.

— О… эти ваши сорев-внования просто цирк. Какая-то академическая гребля, — засмеялся Андромаха, подходя ко мне. — Ты такой предсказуемый. Такой рафинированно честный.

«Никто не будет играть с тобой честно, когда на кону жизнь», — слова Сантьяго мелькнули в голове.

Андромаха провел ещё серию атак, норовя попасть мне в голову, пришлось отступать. И вдруг его меч в рубящем ударе лёг так знакомо, метя в шею. Стойка была такая же.

Уходя от атаки, я сделал так же, как Винсент в последнем нашем бою сделал мне. Наступил противнику на ногу. Железный ботинок Ласейраса сломал Андромахе пару костей. Хруст приятно лёг на слух. Секундное удивление в глазах врага. Я ударил его кулаком в живот, следом гардой катаны в нос. Крутанулся для замаха. Такой шанс вспороть ему глотку.

Но если бы я это сделал, остался бы собой? Тем, каким хотела видеть меня мать? Тем, которым я хотел видеть себя сам? Разве должен умолкать в моей голове голос Канта?

Человек не может быть средством. Даже средством отмщения.

Вместо глотки мой меч полоснул Андромаху по ноге, оставляя глубокий разрез под коленом. Как подкошенный он рухнул на пол. Брызги крови на металле приносили мне мрачное удовольствие.

Но что с Андромахой делать? Он убийца моего отца, и мне хотелось… чтобы он страдал. Это было ужасное, едва контролируемое желание. Я не должен был такое себе позволять.

«Если кто-то обидел тебя, не стоит обижать в ответ. Станет только на одного обиженного больше», — звучал из памяти голос матери.

«Что б тебя! Мама, этот урод убил отца…», — спорил с ней в мыслях я. Одно дело простить Принс за нападение, издёвки команды десантников, мальчишку, что загнал меня в ловушку. Но простить того, кто отрубил отцу голову? Да и останься Андромаха в живых, он не отступится. Так и будет преследовать меня, а значит, и Принс.

«Трой ответь Смарту, все бомбы обезврежены, кроме той, что у тебя в кармане», — передал по связи Смарт.

Чтоб его. А я уже и забыл, что хожу, как смертник.

— Принято, — ответил я, и, отступив на несколько шагов, пока Андромаха поднимался, незаметно бросил бомбу в грузовой отсек его корабля.

Возможно, я принял очень странное решение. Но ни секунды не сомневался. Это казалось лучше отмщения. Ещё раз взглянув в глаза Андромахи, я точно понял, что прав.

— Давай договор-римся? — послышались слова ползущего к своей аппарели Андромахи.

— А что вы можете предложить? — спросил я, рассматривая лезвие окровавленной катаны. Отголоски ярости во мне всё ещё жаждали всадить её в брюхо уроду, убившему моего отца.

Я старался не отводить от Андромахи взгляда, чтобы случайно не увидеть труп. Существовавшие отдельно голову и тело.

— Ты никогда не возвращайся в Империю, а я забуду о тебе. Ты же теперь с преступниками…

— Убийство отца мне вам простить? — сказал я сквозь зубы.

— Он… с-са-ам напал, — взбираясь по аппарели на четвереньках, ответил он.

За ним по полу вилась размазанная кровавая полоса. Я наслаждался страданиями Андромахи. Это было ужасно, но приносило какую-то странную демоническую радость. И я разрешил ей быть. Чтобы не сорваться и не разрубить Андромаху на куски.

— Уходите, скорее, — сказал я.

— Ты что, … м-ня отпускаешь? Неужел-ли Гомер так изгадил твой мозг? — он расхохотался, застыв у гермодвери своего корабля. — Ты правда веришь в этот гуманистический бред?

— В гуманизм не нужно верить, его нужно утверждать поступками, — я мрачно опустил голову. — Убирайтесь. Скоро здесь будут остальные. Они не пощадят.

— Я не ослышался? Ты решил меня пощадить? — смеялся Андромаха, от его смеха вдоль моего хребта спускалась яростная дрожь, и я унимал её, сжимая катану. — Ты такой идиот?

Андромаха забрался в корабль. Гермодверь с шипением начала закрываться, и из её проёма высунулся пистолет. Рука нажала на спусковой крючок.

Ещё до того, как увидел вспышку, собственно, был уверен, что она будет. Успел перепрыгнуть за ящики. Корабль Андромахи задребезжал. Пусковой шлюз под потолком открылся. Пахнуло холодом.

Корабль Андромахи разразился очередью выстрелов из главного орудия. Я ринулся к рудовозу и прижался к земле за ним. Металлические осколки обшивки осыпали мою спину. Жар от близких взрывов обжигал кожу.

Послышался залп от наземной пушки, и грохот рядом со мною стих. Я посмотрел вверх — Андромаха улетал, оставив меня в покое.

Я отполз на несколько метров вперёд, мелкое железное крошево впивалось мне в локти. Справляясь с оглушением, я потихоньку встал и тут же столкнулся с Шёпотом, который на плече держал огромную винтовку. Наверное, это он и спугнул Андромаху.

Следом ко мне подскочил Сантьяго.

— Твою мать… — зарычал он, увидев, как корабль Андромахи скрылся в шлюзе. — Одна бомба же у тебя. Бросай её в челнок Шёпота…. Скорее. Корабль на автопилот.

— Всё хорошо, майор, — сказал я, оседая на ящик, силы кончались, и я даже говорил с трудом. — Бомба из моего кармана покидает станцию.

Что я наделал? Просто отпустил его? Теперь почему-то сомнение закралось в душу.

— Как? Где твой отец? — донимал меня вопросами Сантьяго, а я при мыслях об отце скривился от боли.

Он так и лежит там… А я отпустил его убийцу.

— Да ответь же ты? — Сантьяго потряс меня за плечи, и вдруг пол задребезжал, нас с Сантьяго шатнуло, рудовоз отъехал на пару сантиметров. Будто в космосе, рядом со станцией, что-то взорвалось. Андромаха-таки решил проверить, все ли бомбы обезврежены.

Я удовлетворенно улыбнулся.

— Это должно быть Андромаха взорвался, — сказал я.

Сантьяго вопросительно посмотрел на меня.

— Я подбросил бомбу ему в грузовой отсек, — мои губы изогнулись в сумасшедшую улыбку.

— Гаки Марсу, что там за взрыв? — передал Сантьяго по связи, потом замолчал выслушивая ответ.

— Как изобретательно, — через минуту он радостно улыбнулся. — Мы победили… грёбанного начальника СИБ. Ты победил…

— Лучше было сохранить его корабль, пригодился бы, — проворчал Шёпот, проходя мимо нас.

— Майор, время, — послышался за нашими спинами голос доктора Тардис. — Вам пора в медотсек.

Силовым полем она удерживала Хана на носилках. Его грудная клетка судорожно поднималась, а осколка в спине больше не было.

— Подожди, — Сантьяго задержал на мне взгляд, как будто понял, что что-то не так.

Страшно было, что Сантьяго снова спросит про отца. Произнести вслух «он умер» означало окончательно поставить на нём крест. Принять, что его больше нет. Осталось только разрубленное тело.

Пока я этого не говорю, пока не возвращаюсь к отцу, можно думать, что это всё неправда, что мне привиделось.

Сердце тронуло тепло. Я точно как отец… ну точно же? Он боялся сделать тест, чтобы внести ясность. Я его сын. Он навсегда останется моим отцом.

— Где он? — спросил Сантьяго, как будто понял, что случилось, лишь по одному моему виду.

Я кивнул в сторону корабля, по спине лавиной сошел озноб.

— Мы заберём его на корабль, — сказал Сантьяго, тронув рукой моё плечо. — Завтра попрощаемся, как с одним из нас.

— Он не был одним из вас… — почему-то огрызнулся я, хотя и испытывал благодарность. Наверное, от боли и страха, что ещё немного, и меня прорвёт.

— Зато ты один из нас, — ответил Сантьяго. — Скоро Принс будет здесь. Подожди её. Я разберусь.

— Я должен всё сделать сам, майор, — сказал я.

— Это приказ. Жди Принс, — он грустно улыбнулся.

Я ничего ему не ответил. Он прав. Не потеряют же они голову отца при перевозке, да и какая разница. Теперь она ему не понадобится. Я отвернулся. Слишком сильно боль обессиливала меня. Чтобы успокоиться, я думал о Принс. Нужно держаться. Сантьяго с Тардис ушли к месту, где погиб отец. А я пока не мог.

— Спасибо… — крикнул я им вслед, и голос так постыдно дрогнул, словно у ребёнка.

Тот факт, что Андромаха мёртв и отец отмщен, не приносил облегчения.

Едва я услышал шипение гермодвери, сердце подпрыгнуло. Мрачное освещение ангара будто стало ярче. Живее. Человечнее. Хотя разве может ли такое быть?

Безумный поток мыслей сдерживал безумие эмоций.

Но в ангар вошла не Принс. Я увидел группу людей во главе со Смартом. С досадой выдохнув, я обернулся туда, где Сантьяго аккуратно грузил тело моего отца в корабль.

До меня вдруг дошло. Он позаботился обо мне. Как друг. Всё-таки в этой разведывательной миссии произошло что-то хорошее. Кажется, Сантьяго перестал меня ненавидеть.

Вдруг дверь снова зашипела. И на сей раз между створками я увидел тощую фигурку. Девушку с короткой стрижкой. Она рыскала глазами по ангару в поисках меня. Дыхание сперло от радости.

На ней был чёрный костюм. Какой-то парадный. На груди значок в виде кулака на фоне надписи Вега. Грудь плавно выделялась. Гораздо больше, чем в первые дни нашего знакомства. И я едва не угодил в капкан собственного мелочного желания. Сладкого и дикого. Слишком хорошо помнилось, когда мне было спокойнее всего.

Хотелось залезть Принс под кофту, потрогать мягкую грудь, коснуться обжигающего желанием соска. С трудом я откинул эти мысли.

Принс увидела меня. Нас разделяло примерно метров пятнадцать, но мне показалось, её глаза буквально вспыхнули радостью. Она ринулась ко мне, сорвавшись на бег.

Сердце затрепыхалось от предвкушения. Я подался навстречу, думая, что мы просто обнимемся, но Принс запрыгнула мне на руки, обвив бёдра ногами. Я ошалел от неожиданности, даже отступил на шаг. Она была совсем лёгкая, но прыжок совершила энергичный. Посмотрев на меня, Принс замерла, словно подумала, что сделала что-то неправильно.

В ангаре кроме нас ещё как минимум четыре человека, и прежний я не оценил бы таких проявлений эмоций на людях. Но нынешний крепко прижал её к себе. Жива. Моя чокнутая арестантка.

Несколько секунд мы молча обнимались. Я вдыхал пряный аромат её волос, что действовал на моё сердце, как анестетик. Хотелось, чтобы это длилось вечно, но Принс подняла голову с моего плеча и посмотрела в глаза. И рядом с её лицом я будто воочию увидел лицо отца. Принс появилась в моей жизни, а он ушёл. Неужели это цена, которую я заплатил? Даже не я заплатил. А он.

Она свободна. Она не на каторге, со мной. Тёплая, счастливая в этот миг.

Он мёртв. Хотя был бы жив, если бы я не влез в эту авантюру.

— Всё в порядке? — взволнованно прошептала Принс, очевидно заметив моё смятение.

А я задержал на ней взгляд, смотрел, как она изменилась внешне. Не осталось синяков под глазами, щеки покрылись едва заметным румянцем, глаза светились, в них плескалась нежность ко мне, волосы были мягкие и блестящие. Нет, я не простил бы себе, если проведи она на каторге хотя бы лишний день…

— Что-то случилось? — спросила Принс, попытавшись слезть с меня на землю, но я не отпустил, прижал её за поясницу к себе.

— Ты такая красивая, — я выдохнул ей в ухо. — Я очень боялся за тебя.

Принс поджала плечо так, что оно коснулось моего подбородка.

— Со мной всё хорошо. Паленый виски взорвался в моих руках, но чуток. За тебя я тоже волновалась, — сказала она. — Только ты не ответил на вопрос.

Вот опять. Мне слишком сложно было говорить о смерти отца. Слишком сложно произнести вслух это. Внутри копошилось слишком много вины. Если бы я смог выстрелить, если бы… быстрее расправился с металлической саранчой.

Если бы…

— Прости. Мой отец… — сказал я, разжимая хватку на её пояснице, негласно прося увеличить дистанцию.

Она спустилась на пол, ботинки лязгнули о металл.

— Ранен? — спросила она с надеждой.

— Погиб… — я отвел взгляд.

— Траханная жизнь! — выругалась она и взяла меня за руку, сплетая пальцы. — Где он?

В её глазах проявилась боль. Она не знала отца, но ей было больно за меня?

— Сантьяго погрузил тело на корабль, — еле выдавил из себя я.

— Пойдём в конуру, там наш транспортник, вернемся на Тореадор. Там всё решим, — она крепко сжала мою ладонь. — Жаль, что я не успела с ним познакомиться.

— Что теперь будет со станцией? Люди здесь готовы идти за тобой, — сказал я, пользуясь возможностью уйти от болезненной темы.

— Послезавтра совет конгломерата, там всё и определится. Пока за мной идти не куда. На Броссар нужно лететь маленькой группой.

Броссар. Сейчас это звучало пустым словом. Я ощущал себя потерянным, не знал, как жить с той дырой в груди, что с каждой минутой становилась шире. Тепло между наших рук немного расслабило, и я, наклонившись, поцеловал Принс в висок. Мысль, что мы будем рядом, согревала.

— Сантьяго~

Проснувшись после операции, я первым делом увидел профиль Тардис, её убранные в хвост волосы и чёрную серьгу в ухе.

— Всё пр… — я запнулся, потому что язык плохо слушался. — Всё прошло усепшно? Успешно?

Доктор потрогала мой живот какой-то холодной металлической палочкой. Провела ею продольную линию под пупком. Мягко улыбнулась.

— Да, осложнений не будет, но нужно полежать в капсуле несколько часов для полного восстановления.

Пока она это говорила, я пялился на её губы. Красивая форма. Казались мягкими. Хотелось попробовать их поцеловать. Удивительно, я в последние дни пережил столько перегрузок, стычек, препаратов. Столько всего произошло, а я думаю о губах.

В паху появилось напряжение. И самое неприятное, что одежды на мне не было.

Тардис сделала шаг назад, взяла простыню на соседней койке и укрыла меня.

— У вас странная реакция на наркоз, — улыбнулась она, садясь рядом с моей койкой на стул.

— Это на стресс, — усмехнулся я, надеясь, чтобы эта реакция не станет топорщить простыню. — Почему вы не сняли серёжку?

— Хотела вас попросить, — вдруг как-то томно сказала она.

Мне стало жарковато. И немного странно. Она? Такая вся недоступная и строгая. Попросить кого-то коснуться.

Тардис порывисто подвинула ко мне голову, наклонилась. Была близко ровно секунду, а потом отстранилась и закрыла лицо руками.

— Простите, — смущённо процедила Тардис. — У меня просто есть проблема…

— Какая? — опешил я.

— Я три года была на терапии, которая подавляла мои … желания… — она выдохнула, закусила нижнюю губу. — Теперь её нет, и я… просто в буре этих гормонов. Простите. А тут вы… голый и мускулистый, пялитесь на меня, у вас эрекция. Попрошу Хила вами заняться, майор.

— Сантьяго, — поправил её я. — Не надо. Давайте сниму серëжку, доктор Тардис.

Пусть никакой терапии я не получал, но казалось, что и меня накрыл гормональный шторм. В душе рос возбуждающий интерес узнать эту женщину получше.

— Джессика, — ответила она и с опаской снова наклонила голову. — Вы ничего не подумайте… Скоро это пройдёт.

— Да, — сказал я, осторожно расстегивая серёжку на маленькой мочке. Когда застежка щелкнула, на глазах Джессики мелькнул страх. — Сейчас вы поможете мне лечь в капсулу, а сами пойдете в душ.

— Точно, — нервно захихикала она, когда я положил ей серёжку в руку.

— А потом, когда пару часов в капсуле пройдут, вы со мной поужинаете, идёт?

Её щеки стали красноватыми, как и кончики ушей. Строгость лица совсем оплавилась. Секунду она выглядела притягательно беззащитной.

— Хорошо, — с улыбкой сказала Джессика, но потом её взгляд упал на серёжку, и она помрачнела.

— Это ужасно, что вас заставили её надеть… как и гормональная терапия…

— С какой-то стороны ужасно, а с другой я привыкла и было как-то спокойно… — она сжала серёжку в ладони и мягким движением выбросила её в бак для мусора. — Теперь снова нужно учиться жить с этим.

— В этом есть немало приятного, — когда я его говорил, то едва удержался и не взял её за руку.

— Думаете, нам стоит обсуждать такое? — её взгляд снова стал строгим и прохладным.

— Слишком откровенный разговор?

Она кивнула, отошла к капсуле, бесшумно открыла её. Запищали датчики.

— Вы теперь в моей команде, мне лучше знать о вас всё, — сказал я, когда она вернулась обратно.

Джессика задумчиво помолчала, потом уже по-врачебному отстранённо сказала:

— Попробуйте сесть.

У меня получилось. Тогда она наклонилась ко мне, положила мою руку себе на плечо.

— Вставайте.

Я медленно поднялся. Простынь упала на пол. Голова кружилась, но идти получалось. Джессика лишь немного корректировала направление.

Мы добрались до капсулы, я лëг, и тут же поймал взгляд Джессики на своём паху. Она немедленно отвернулась.

— Простите, — пробормотала Джессика.

— Так-то в этом ничего плохо нет, — я улыбнулся.

— Вам легко говорить, вас за это не судили, — сказала она, закрывая крышку капсулы.

Мне ничего не удалось ей ответить. Я остался один на один с тёплым чувством, и понял, что даже не подумал у кого-то запросить доклад о том, что происходит. Какая обстановка? Расслабился в эти удивительные минуты нашего разговора. Вспомнил, что не спросил, сделали ли Матео пальцы. Как Трой? Когда будем хоронить его отца? Как Хан? Какие наши дальнейшие действия?

Я просто взял и наслаждался обществом красивой женщины. Хотя странно так говорить, находясь в медблоке. Наверное, иногда нужно на время потерять дееспособность, чтобы вспомнить, что существует что-то кроме обязанностей и забот. Например, моя собственная жизнь.

— Шепот~

Как ни странно, сегодня пришельцы взяли тайм-аут. Я стоял у стены в медблоке и вглядывался в углы. Ни тебе теней, ни голосов. После того, как со мною говорил Карлос, стало тише. А сейчас и вовсе полный штиль.

Матео сидел на койке и шевелил новыми пальцами. Совсем, как настоящими. Даже не скажешь, что какое-то время он ходил с двумя культями. Повязки на его глазу тоже больше не было.

Меня так и тянуло улыбнуться. Вспомнилось, как он мелкий раздражал меня своей неугомонностью и чертовой дудкой.

— Ты представляешь, дядя Корнелли, Принс и Альдо хотят оставить меня в Совете Конгломерата, — сказал он, выдергивая меня из мыслей. — Я же солдат… А теперь придётся болтать. Главное, пистолет в руки не брать. Ещё застрелю этого придурка Билла…

— Думаю, что половина совета будет тебе благодарна, — сказал я, рассматривая Матео. — Ты не хочешь?

— Отсиживаться в тылу, пока моя семья отправится в рай пришельцев? — он свел брови к переносице. — Кто будет вас бодрить песнями?

И Матео завел:

Bésame, bésame mucho…

Como si fuera esta noche la última vez.

— Да, без этого мы не долетим… — усмехнулся я. — Корабль заглохнет на полпути.

— А то… вообще я серьёзно. Моё место здесь, с вами. Пусть Хана оставят, он хоть начитается вдоволь, пока будет коротать время на станции.

Матео кивнул на койку со спящим после операции Ханом. Тот что-то фыркнул во сне.

— Решение пока не принято, Сантьяго даже об этом не знает, — ответил я.

— Кстати, как он?

— Я приходил к нему, но он был в капсуле… Думаю, что в порядке. Что с ним станет? — сказал я и вспомнил те ужасные часы, в которые с ним не было связи.

А Карлос сообщил, что он, скорее всего, уже мёртв. Мне было страшно. Зато как хорошо сейчас, когда братья оба на корабле. Целые.

— Ты сам как? — спросил Матео. — Пришельцы не донимают больше? Ты так изменился в последнее время.

— В смысле?

— Обычно ты сидел в кабинете Альдо, бесконечно продумывал тактики абордажей, проверял оружие… — он тепло улыбнулся. — А сейчас сидишь со мной.

— Наверное, я постарел, — засмеялся я. — Устал от тактик, оружие всё проверил.

На самом деле мне просто хотелось быть здесь, чтобы увидеть, как Матео очнётся, увидит свои новые пальцы двумя глазами, будет рад. Я специально ходил с Хилом, нашёл самые лучшие материалы, выложил за них целое состояние.

— Ясно, только негласный титул «старик» уже занят Альдо…

— Ну нет, я ещё не старик. Так, мужчина с опытом, — я достал из-за шкафа гитару. — Сыграешь мне?

Матео широко раскрыл глаза:

— Ты серьёзно? Тебе же никогда не нравилось…

— Может, сейчас понравится?

Он взял гитару из моих рук, положил пальцы на гриф, провёл ладонью по струнам. Звук получился таким, что срезонировал в сердце. Матео задержал на мне взгляд.

— Знаешь, я никогда не говорил тебе, потому что… — начал вдруг Матео. — Потому что боялся тебя. Ну ты… такой грозный всегда был. Я в детстве думал, что чуть что не так, ты избавишься ну… от меня.

— Брось, я никогда… не хотел…

— Подожди… — Матео сглотнул слюну. — Я не договорил. Спасибо, что ты нас забрал. Спасибо, что забрал нас обоих. Не бросил…

— Нет…. Не надо меня благодарить… — мне вдруг стало дурно, и за спиной Матео я опять увидел тень Клары.

Полупрозрачную женщину, смотрящую на меня полным ненависти взглядом. Она больше не пугала, но от её вида болела душа.

— Почему не надо? — продолжал Матео. — Ты столько сделал для нас.

Смотря на Клару, я вдруг понял, что мне нужно сказать. Захочет Матео вышибить мои мозги, пускай. Пускай, не говорит со мной больше. Но он заслуживает знать, что я никакой не спаситель.

— Я… убил ваших родителей, — тихо пробормотал я.

— Что…? — Матео отложил гитару на койку.

— У меня было задание ликвидировать заговорщиков, я ликвидировал… вместе со зданием, а потом узнал, что Клара и Альфонсо были среди них, — мне стало душно, и я собирался выйти, думая, что и Матео хочет этого.

— Ты куда? — окликнул меня он. — Мы не договорили…

— Я всё сказал.

— Стой. Ты винишь себя в их смерти? — в голосе Матео не было злости, которую я ждал.

Он потёр нос, уставился на меня, как будто действительно ждал ответа. Будто это не было очевидным.

— Я виноват.

— Ты был солдатом, мы все знаем, что это такое, — Матео пожевал губу. — Думал, я буду тебя за это ненавидеть? Скажи мне это в восемь, наверное, я ненавидел бы. А сейчас… двадцать лет прошло, старичок… Если ты и в чём-то виноват, то сполна искупил вину, воспитав нас.

Он встал с кушетки, подошёл ко мне крепко сжал моё плечо, а потом обнял.

— Куда ты собрался, я ж ещё не спел, — сказал Матео негромко, и я тоже крепко-крепко его обнял.