Арестантка: Путь на Броссар

Глава 7. Вечное одиночество

— Трой~

На просьбу Принс я не ответил. Открыл дверь душевой и вышел в предбанник, где лежала моя одежда. Быстро вытерся и молниеносным движением натянул на себя трусы.

Принс неуверенно вышла за мной. Я краем глаза посмотрел на неё и протянул полотенце.

Меня душил стыд, и хотелось остаться одному. Отвратительное белесое пятно на белье Принс впилось в память и вызывало отвращение к себе. Если бы это случилось на Земле, я не знаю, как бы отмывался от позора. Да никак. Так легко капитулировал перед похотью. На суде Целомудрия назначили бы высшее наказание.

Да, Принс вероломно нарушила мои личные границы. Как какая-то разнузданная хулиганка прокралась в душ. Заняться сексом прямо там? Этого она хотела? Её доступность раздражала. Вспомнились слова Смарта. Могла ли Принс действительно целоваться с Сантьяго? Но она же сказала, что моя… Значит, нет? Смарт всё выдумал? Вот только спрашивать напрямую казалось мне низким.

Я, конечно, тоже хорош. Не смог сдержаться. Как же мерзко теперь! Но когда всё происходило, было… превосходно. Принс трепетно реагировала на поцелуи, подавалась назад, отдаваясь моим губам. От этих пьянящих образов мутнело перед глазами.

Принс казалась растерянной и всё стояла, замерев с полотенцем в руках. Я улыбнулся ей. Как бы я ни был зол, её грусть меня ранила.

— Сушись… — я задумался, в чем же ей спать. Мысль о том, что она будет рядом в одном белье, меня пугала. — Что же тебе надеть?

— У меня есть комбинезон, надену его, чтобы тебя не смущать.

Я снова взглянул на Принс, на её мокрый топ-лифчик, сквозь который прорисовывались бусинки сосков, на влажную шею, которую мне всё так же сильно хотелось поцеловать, на покрывшиеся румянцем щеки, и усмехнулся.

— Чтобы меня не смущать, тебе придется надеть бронескаф, да и то не уверен, — я подошёл к стационарному фену и встал под ним. — В комбинезоне тебе будет неудобно спать…

— Переживу, в чем только я не спала, — сказала она, и показалось, что её щеки стали ещё краснее.

Я включил фен и за пару секунд мои волосы стали сухими.

— Ну, мне бы хотелось, чтобы тебе было комфортно… — произнёс я.

Она опустила взгляд в пол:

— Могу надеть футболку, которая лежит у тебя на тумбочке. Она прикроет мне зад.

— Она же ношенная.

— Ношенная тобой, — Принс всё ещё не поднимала глаз. — Мне нравится твой запах.

От этих слов бросило в жар. Я закусил губы и глубоко вздохнул.

— Опять что-то не то сказала? — она потёрла пальцами веки. — Как же я задолбалась что-то неправильно делать и говорить. Хоть рот не открывай и забейся в угол.

Я положил ей руку на плечо.

— Всё нормально. Давай потом поговорим? Исигуро дал мне десять часов, утром будет время, — я скользнул рукой по ее мокрым волосам. — Сушись, я принесу футболку.

Когда я вернулся, она уже высушила и волосы, и бельё. Взяла футболку из моих рук и улыбнулась. Я старался смотреть Принс только в лицо, но получалось не всегда. Вскоре она оказалась в моей футболке. Это странным образом грело душу. Пусть её мне подарил Матео, всё равно.

— Есть новости от Матео? — спросил я.

— Доктор Тардис говорит, что угрозы жизни нет, — Принс ласково потрогала ткань на своих плечах. — Как Конь?

— Смарт ещё не успел посмотреть, — я кисло улыбнулся, открыл гермодверь и направился к кровати, которая располагалась в выемке стены.

Она была небольшой, мы с Принс поместились бы здесь только в обнимку. Стоило представить, как она лежит у меня на груди, а её голые ноги прижимаются к моим, внутри разлилось горячее предвкушение. Зря не согласился, чтобы она надела комбинезон. Но в конце концов я принял решение. Значит, нужно крепиться и надеяться, что усталость возьмёт своё, и второго за полчаса фиаско со мной не случится.

— Ты передумал? — раздалось из-за спины. — Если что, я пойму. Это всего лишь глупость… Дурацкая телячья нежность.

Она отвернулась, её рука скользнула к лицу. Лопатки двинулись под футболкой, приковывая взгляд. Я вспомнил исчерченную ожогами спину, плечи, которые будто просили ласкового прикосновения. И как мне хотелось исцеловать её всю, чтобы исцелить раны.

— Да, это плохая идея, — сказала она, делая шаг с своему комбинезону, что лежал на кровати Исигуро. — Оденусь и пойду в кубрик.

Я молча смотрел на неё: как рассыпаются по вискам тёмные пряди, как блестят в глазах сдерживаемые слёзы. Подумалось, а не мелочны ли мои переживания, по сравнению с тем, что я могу сделать её хоть немного счастливее? Ту, что страдала столько лет на каторге, пока я жил в достатке. Ту, что по какой-то странной причине мне так нравится. Меня разозлило, что она залезла в душ, но в этой встрече среди струек пара было что-то упоительное. То, ради чего можно было плюнуть на кодекс, на своё омерзительное фиаско. В конечном итоге мы даже в завтрашнем дне не уверены. Да я и сам буду счастливее, если Принс останется рядом.

Ничего не говоря, я подошёл к ней, крепко прижал к груди:

— Я тебя никуда не отпущу, — шепнул ей на ухо. — Можно поднять тебя на руки?

Она непонимающе уставилась на меня, а потом её губы дрогнули в открытой улыбке:

— Поднимай.

Я донёс её до кровати, остановился. Грудь переполняла такая тёплая радость, что я поцеловал Принс в переносицу. Снова завис на секунду перед тем, как лечь рядом, потому что пока она была в моих руках, тело снова откликнулось напряжением в паху.

— Ничего страшного, меня это не оскорбляет, — улыбнулась Принс. — Ты нравишься мне весь.

Медленно я опустился рядом с ней, и Принс тут же легла на мою грудь. Мягкие волосы волнующе рассыпались по коже.

— Раньше так часто этого не происходило, — пробормотал я, накрывая нас одеялом. — Не знаю, что со мной.

— Возможно, дело в том, что ты влюблён? — она уткнулась мне носом в шею и жаркое дыхание разлилось по коже щекоткой. — Не знаю, как ты, а я вот точно… Бессмысленно это отрицать.

Я потёрся губами о лоб Принс.

— Бессмысленно, — пробубнил я, утопая в мягкости подушки.

Усталость действительно брала надо мной верх, и я медленно, но неумолимо впадал в дрёму. Присутствие Принс ещё больше расслабляло. Она рядом. Она моя. Об остальном поговорим завтра.

— Марс~

Принс ушла. Выскочила из каюты, точно лиса, учуявшая запах добычи. Я был ужасно зол. Выходя из каюты Карлоса, стукнул кулаком в стену. За все эти годы, пока я думал, что она мертва, скучал по ней, столько раз себе её представлял, что даже придумал себе какую-то другую Принс. Совсем забыл, какой взбалмошной и упрямой она была.

Хотя если подумать, не это ли меня так в ней привлекало? Привлекало и бесило одновременно. Я улыбнулся своим мыслям. Чёрт же меня дернул обещать Карлосу, что я о ней позабочусь. Хотя, как я могу позабититься о ней, если даже брата не уберёг. Я вышел в коридор, направляясь в медблок. У меня было беспокойство куда важнее Принс.

Я вошёл в помещение. Доктор осматривала лицо Матео через какой-то прибор, и увидев меня, даже не прервалась. Я сделал несколько шагов к ней, опасаясь, что она могла вредить, чтобы лечить брата как можно дольше. Чтобы быть нам нужной. Попутно я позвал Хила, почему-то оставившего врага наедине с Матео:

— Мастер-сержант Хил, где тебя носит? — зарычал я, имперка побледнела и, отодвинувшись от лица Матео, вжалась в спинку стула, на котором сидела.

— На месте, майор Родригес, — удивлённо отозвался Хил из-за приоткрытой двери кладовки. — Смотрел какие запасы материалов у нас остались.

Я подошёл к койке Матео и с удивлением обнаружил, что его лицо больше не похоже на вздутое кровавое месиво. Пара тонких шрамов на виске и подбородке были почти не заметны. По крайней мере, совершенно не так, как мой через всё лицо. Для брата собственная внешность имела большое значение. Жаль, глаз восстановить не удалось.

— У доктора Тардис просто золотые руки, смотри, какую красоту навела из подручных материалов, я работаю куда грубее, — продолжил Хил, подходя ко мне ближе.

Доктор всё старалась отдалиться от меня, хотя ей не позволяла спинка стула.

— Хил, как состояние Матео?

— Идёт на поправку, завтра, скорее всего, очнётся, — Хил, улыбаясь, подступил к панели управления медицинского куба. — Куб уже можно снимать, заживление после операции закончено.

— А вы как считаете, доктор, — я кивнул Тардис.

Она медленно отлипла от стула, встала и нависла над панелью.

— Д-да… можно снимать, — её тонкая ладонь сжалась в кулак.

Вид у неё стал обречённым, она опустила светло-карие глаза куда-то в пол. Ждала, что я сейчас её пристрелю?

— Снимайте, — строго сказал я.

Она молча ввела несколько команд на сенсорной панели куба, там замигали ярко-бирюзовые полосы. Я держал руку на пистолете на всякий случай.

На экране появилась надпись: «Работа завершена, начат процесс сворачивания операционного модуля». Я выдохнул.

Куб на глазах таял, одна его грань будто перетекала в другую, пока все не оказалась поглощены нижней — под спиной Матео.

— Приподнимите его, — спокойно сказала доктор.

С осторожностью я подложил руки под обмякшее тело Матео. В голове оглушительно звякнула неутешительная мысль:

«Я чуть не потерял брата второй раз за неделю».

Только сейчас я по-настоящему осознал этот факт, и страх скрутил внутренности. А если бы тело брата было холодным, и я сейчас нёс бы его в капсулу, чтобы отправить в последний путь?

Перед глазами встал тот маленький плачущий мальчик, что вис у меня на руках в день, когда погибли родители. Мальчик, за которого я был ответственен. Я приподнял Матео, и доктор вытащила полупрозрачную пластину аппарата.

После операции в медицинском кубе рёбра брата выглядели так, словно ранения и не было. Я даже сжал губы от внезапно нахлынувшего облегчения.

Пока имперка убирала свой медицинский девайс, я потрогал Матео за руку. На ладони теперь не хватало нескольких пальцев, и я подумал, как он теперь будет стрелять? Слепой на один глаз, без пальцев… придётся временно снять его с должности командира группы Бета. Я прикрыл веки, и под ними мелькнул момент, когда в родительском доме я вырвал у Матео из рук свирель.

На гитаре без пальцев он тоже играть не сможет. Это его расстроит больше, чем невозможность стрелять.

Я всегда был тем чёртовым уродом, что забирал у брата любимую игрушку. Потому что она неуместна, ни в казарме, ни на войне. Я пробовал определить его в военный оркестр, но даже связей Шёпота не хватило, чтобы его туда взяли. Может, я недостаточно старался?

— Всё нормально? — шепнул мне Хил, когда я застыл рядом с койкой.

— Да, в полном, — я сделал несколько шагов назад. — Ты теперь справишься один?

Краем глаза я заметил, что имперка поправила чёрный воротник под горло, расстегнув одну пуговицу.

— Справлюсь, майор, — кивнул Хил, осматривая рёбра Матео. — Всё уже сделано, остаётся только ждать, пока Матео придёт в себя.

— Доктор, пойдёмте, вы здесь больше не нужны, — сказал я, указывая женщине рукой на дверь.

Она внимательно посмотрела мне в глаза, но не с мольбой, а вскинув гордо подбородок, пронзила высокомерным взглядом. Спину держала ровно, плечи развела, словно демонстрируя серебристые эполеты ВАД с мелкой бахромой. Как же я не любил, когда имперцы смотрели на нас с такими лицами, с чувством морального превосходства.

— Почему бы вам не убить меня прямо здесь? — сказала она, игнорируя мой приказ. — Рядом с тем, кому я спасла жизнь. Чтобы ваша животная низость была красноречивее!

— Нам животным, красноречие ни к чему, — сказал я, схватил её за шиворот и выволок в коридор.

— Да как вы смеете меня касаться! — прорычала она, поправляя эполеты.

— Не хотите, чтобы я вас касался, выполняйте мои приказы, — спокойно сказал я и кивнул в левую сторону коридора.

Она снова поправила ворот, расстегнув ещё одну пуговицу. Так, что стало видно ярёмную впадину. Глубоко вдохнула полной грудью и пошла вперёд по коридору. Казалось, доктору было тяжело дышать.

Я шёл за ней, держа руку на пистолете, хотя она казалась довольно слабым бойцом. Наверняка была доктором младшего звания, приставленным на всякий случай к сыну директора ВАД в дополнение к общей группе.

— Убьёте меня в спину? — не унималась она.

— Лучше в голову, чтоб наверняка, — отмахнулся я. — Поворачивайте налево.

— Террористы чертовы!

— В дверь входите.

Она сжала руки в кулаки и сделала шаг в помещение. Я прошёл следом за ней. Остановившись, она огляделась выпученными глазами.

— Вы собираетесь уб-бить меня н-на к-кухне?

— Ага, убьём и сразу приготовим, — засмеялся Хан, стоящий у стойки с аппаратом, который с лёгкой руки Матео мы стали именовать «Примаверой». Что на испанском значит «весна». Он так цеплялся за язык, постоянно вклинивал словечки. Будто старался сохранить в этом аду кусочек того маленького рая, в котором мы жили в детстве. Кусочек дома. Как же хорошо, что брат жив…

Хан доставал из «Примаверы» размороженные овощи, попутно заглядывая в свой планшет, где опять что-то читал.

— Присаживайтесь, доктор Тардис, — сказал я, выдвигая стул.

Имперка недоверчиво глянула на меня, но села без лишних разговоров.

— Хан, сделай две порции того, что у нас на ужин.

У него вытянулось лицо, он обвёл доктора недружелюбным взглядом, под которым имперка поёжилась.

— Есть сэр, — отчеканил Хан, накладывая в тарелку овощи. — У нас запасов немного, но сухпайка достаточно… Может…

— Две порции, Хан, — ровно сказал я. — Доктор сегодня много работала.

— Понял. Как Матео?

— Гораздо лучше, — я улыбнулся, и Хан поставил тарелку с вилкой на стол перед Тардис.

Она молчала и пялилась на еду — картофель, горошек и свеклу. Вилку в руки не брала.

— Вы меня привели сюда, чтобы накормить? — спросила она, её голос задрожал.

— Не заметно? У вас в тарелке еда… конечно, интеллектуального мороженого у нас нет… даже мяса нет, — сказал я, когда Хан поставил тарелку передо мной.

Тардис, не отвечая внимательно смотрела на меня. Меня начало раздражать её глупое высокомерие. Но потом откуда-то из памяти раздался приятный лязг металла о фарфоровую тарелку. Приятный потому, что это отец начинал ужин. После того, как начинал есть глава семьи, начинали трапезу все остальные члены. Такое правило.

На миг смутившись теплоты воспоминаний, я взял в руку вилку и положил в рот горошину, только после этого Тардис начала есть. Я едва сумел подавить улыбку.

Она ела медленно, и сложно было понять, это оттого, что ужин скудный, или из-за привитой имперским обществом привычки есть неторопливо. Я уже и забыл, что там, на Земле, было хорошего. Но мне казалось, что Тардис ела… красиво.

— Спасибо, было вкусно, — сказала она, закончив с овощами. — Что будет со мной теперь?

— Думаю, что если мы вернём вас имперцам, вас казнят, как предательницу, — вздохнув сказал я. — У сынка директора ещё есть какой-то шанс остаться в живых. Но у вас…

— Я знаю, — сказала она, лёгким движением отодвинув тарелку. Отодвинув её так, что тарелка не издала ни звука. — А что со мной будете делать вы? Просто накормили перед смертью? Я прошу у вас милосердия, если вы, конечно, на него способны.

Я услышал, как позади меня раздался грохот. Хан с силой бросил замороженный брикет картофеля на стол.

— Мило…. твою мать, …сердия? — спрыстнул он. — А ваши люди нам его когда-нибудь давали?

— Как можно давать его жив… — она осеклась на полуслове, коснулась уха непослушной от волнения ладонью. — Я знаю, как вы обращались с пленными, как отрезали им носы, губы, когда они были ещё живы. Как перерезали всех в Форпосте, когда захватили Вегу… О каком милосердии к вам могла идти речь?

Я внимательно на неё посмотрел, сузив глаза, она пыталась скрыть страх, но по напряжённой шее вжатой в плечи было заметно, что она боится. Как же резали слух её слова. И если представить, что мы продолжим разговор в таком духе, то возможно я её всё-таки пристрелю. Хотя бы из-за памяти павших соратников. Да, в Форпосте пришлось всех убить, была война. Пятьдесят лишних ртов мы бы не смогли прокормить. Таков был приказ Альдо, даже Карлос об этом не знал. Да и Шёпот был в госпитале. Этот груз я навсегда несу сам.

— Наши люди были озлоблены, ожесточены, но я могу ручаться за каждого, — спокойно сказал я. — Таких изуверских пыток мы никогда не применяли. Мы вообще по сути занимались выживанием.

— Это, вы, имперцы, убивали детей, за то что родители осмелились дать им имя! — Хан подошёл ближе и зыркнул на Тардис глазами полными ярости.

— Это неправда, — тихо сказала она, глядя в стол.

— Скажи это моему брату, сука! — рявкнул Хан.

Тардис широко открыла глаза, уставившись на него. Хан готов был вцепиться ей в глотку, но я осадил его взглядом и кивком велел вернуться к подсчëту замороженных пакетов.

— Я… знаю, что в системе Центавра, происходит что-то ужасное… но… — сказала Тардис.

— Что там сейчас происходит? — без нажима спросил я.

— Сложно сказать, я была там всего один день, мы забирали… — она с опаской глянула на Хана, — семью губернатора и ещё несколько высокопоставленных лиц компании «Дельта», у всех были серьёзные признаки отравления парами фрамия.

Она замолчала, снова потрогала ухо, нащупала маленькую чёрную серëжку-гвоздик в нём. Интересно, что она у неё была только одна. Хан поглядывал на Тардис из-за плеча, глаза его горели гневом.

— Но… я видела, что многие жители находятся в ещё худшем состоянии. Умирают на улицах. Системы очищения воздуха сломаны или не справляются, — она продолжала крутить в пальцах серëжку и пялилась в пустую тарелку. — Я тайком подглядела в планшет в доме губернатора… смертность выросла в несколько раз за последние месяцы, добыча фрамия увеличена вопреки требованиям безопасности.

По телу прокатилась волна озноба. Наша борьба обернулась ещё большей катастрофой. Мы три года не были в колониях системы Центавра, опасаясь, что нас там легко поймают. Мы бросили тех людей, которым обещали планету, на произвол судьбы… но что мы могли сделать, когда нас только семнадцать? Только попробовать сохранить то, что от нас осталось… Могли ли мы что-то сделать?

— Альдо Марсу, нужно срочно кое-что обсудить, — передал я по связи.

У старика было много каналов, знал ли он о том, что происходит в колониях? Но если не знал, ему стоило узнать.

— Трой~

Голос, полный язвительной желчи, эхом разносился по огромному залу. Я обнаружил себя сидящим за деревянным столом, за окном хмурились серые тучи. Люди, рассаженные по длинным скамьям, смотрели на меня с отвращением. На противоположной стене висел экран, на котором изображалось что-то странное, приглядевшись, я понял, что это край угольного цвета белья Принс… И на этом белье виднелось пятно.

Я мгновенно похолодел от ужаса и понял, где нахожусь. На заседании суда Целомудрия. Чтоб его! Все эти люди, знают, что я сделал? Когда успели узнать? Я вернулся домой?

Вернулся домой. О… если неделю назад я бы был в восторге от такого поворота, то сейчас тоска сжала мои внутренности в тиски.

Принс?

— Мистер Этнинс, вы нарушили законы Кодекса Чистого Брака. Признаете ли вы вину? — голос звучал будто везде и сразу, и я не видел человека, которому бы он принадлежал.

— В-вину? — только и смог выдавить я.

— Вы целовали в губы, обнажились и излили семя на женщину, которая не является вашей женой, — от его слов я почувствовал тошноту.

Взглянул на экран, где виднелось отвратительное пятно, оставленное склизкой жидкостью. Которая прыснула из меня. Мне стало дурно от стыда. Где-то внутри хотелось оправдаться, мол, это не я… Она ко мне сама пришла, когда я был обнажённым. От страха путались мысли.

— Ваша вина доказана… анализ семенной… обнаружил…

Уши горели, но я вынырнул на миг из ступора, и в мозгу возник вопрос. Откуда у них бельё Принс?

— Вы приговариваетесь к «Вечному одиночеству». Приговор….

На стол передо мной упала чёрная серëжка-гвоздик. Я вскрикнул. «Вечное одиночество» — это самое строгое наказание. Те, кто ему подвергается носят маленькую чёрную серёжку в ухе, как знак, что с ними никто не может заключить союз. И… ещё им назначают специальную терапию, чтобы человек даже не испытывал тяги к противоположному полу. Обязывают постоянно принимать гормоны.

— Назначается…

Хотелось сбежать, но я не мог пошевелиться. Рассудок завяз в липкой каше стыда. Мне ужасно хотелось какой-то поддержки. Такого необходимого тепла в ладони, и я почувствовал его. По подушечкам пальцев разлился приятный жар. Взглянул, но в руке ничего не было. Но кожей осязал мягкость и какую-то упругую бусинку, что щекотала между пальцев. Это враз успокоило меня.

Исчез весь этот зал… стих голос. Я открыл глаза. Вокруг царил полумрак, слышалось чьë-то дыхание, чьи-то волосы касались моего подбородка. Принс! Она рядом. Какой же глупый сон!

Только ощущение тепла в ладони никуда не исчезло. И бусинка так же лежала между пальцев. Я пошевелил рукой и понял, что она обнимает Принс. Почему-то под футболкой.

То есть я трогаю… трогаю её грудь. Совсем небольшую, но упоительно приятную на ощупь. Я хотел вынуть руку, но мне было так приятно в этом мягком тепле, да и вдруг разбужу Принс. Я не смог. Так и лежал, как дурак, боясь дышать. Но наслаждался.

Меня снова наполнило сладкое нетерпение, и медленно перетекло в пах, заставив чуть отодвинуться от Принс.

Чтобы отвлечься, я стал думать, как же моя рука туда попала? Наверное, это проделки Принс, с неë станется. Не мог… не мог же я сам? И что теперь будет? Смогу ли я сдержаться, если даже достать руку из-под её футболки мне не под силу?

— Тебе снилось что-то плохое? — раздался сонный голос Принс.