Кира оказалась поймана в ловушку ревущего ада. Она слышала быстро усиливающийся грохот рушащегося вокруг нее здания, чувствовала мучительную боль от огня, раздирающего ее тело, и молилась о том, чтобы смерть прекратила эту боль. И затем смерть пришла, омыла ее сожженное, изувеченное тело сладким облегчением, ослабляя агонию, прожигающую ее всю наизнанку. Холодное, вялое небытие окутало ее, окружая коконом и защищая от огня, все еще бушующего вокруг нее.
Должно быть, она была мертва, потому что боль ушла, однако, что было достаточно странно, Кира все еще слышала звуки рушащегося здания и чувствовала дым. Как странно так остро слышать и ощущать, несмотря на то, что она мертва. Более того, она чувствовала вкус чего-то непередаваемого. Чего-то столь богатого и сочного, что звуки и запахи по сравнению с ним исчезали во мраке. Ей нужно было больше, чем бы это ни было. Да. Еще…
Затем этот удивительный нектар исчез, и огни ударили Кире в глаза. Рев рушившегося здания вернулся вместе с душащими парами газа, который, должно быть, начал уже воспламеняться, но здесь было что-то еще. Кира застонала. Наверное, она еще не умерла. Еще нет, поэтому в любую секунду она снова почувствует ужас, приносимый собственной сгорающей плотью…
— Кира.
Ее имя было якорем, тянувшим ее разум вперед в действительность. Внезапно она увидела прямо перед собой лицо Менчереса, его подобные черным алмазам глаза и прекрасную, словно окрашенный кристалл, кожу. Она не была поймана в ловушку в горящем здании. Произошло что-то еще.
Менчерес. Он убил ее… и вернул назад.
Позади нее снова раздался рев, запах газа усилился на фоне более темного, более сладкого запаха, парившего повсюду вокруг нее. Кира попыталась убежать от источника этого ужасного звука разрушения, но Менчерес схватил ее. Словно электрический удар прошел через нее, как только его руки коснулись ее кожи. Было такое чувство, что все его тело наэлектризовано и выстреливает током прямо в нее.
— Это всего лишь двигатели самолета, Кира. Тебе ничего не угрожает.
Гул раздался снова, столь громкий и гнетущий, что это просто не мог быть двигатель самолета. Кира стала оглядываться, но все вокруг сливалось в сплошное пятно, пока Менчерес не схватил ее за подбородок и не вынудил смотреть только на него.
— Не шевелись. Ты еще не приспособилась к своим новым чувствам. Они будут казаться подавляющими, но ты скоро к ним привыкнешь.
Твои новые чувства. Среди испепеляющего электрического напряжения, обжигающего ее от рук Менчереса, грохочущих звуков вокруг нее, сильной маслянистой смеси ароматов и вспышек света, который, казалось, сжигал ее глаза, разум Киры были захвачен одной единственной невероятной мыслью: она больше не человек.
— Я… Ты… Я не…
Она не могла произнести это вслух. Шок охватил ее, когда она поняла, что, хотя она и использовала воздух, чтобы говорить, она не дышит. Почти вслепую ее рука потянулась к шее. Ничего, кроме гладкой неподвижности под пальцами там, где должен был быть пульс.
Я — вампир.
Менчерес ничего не говорил, но его рука по-прежнему оставалась на ее лице. Только тогда ее взгляд скользнул вниз в достаточной степени, чтобы заметить остальное. На нем все еще была та же самая рубашка, в которой она видела его в последний раз, однако теперь на ней появились большие красные пятна.
Это ее кровь? А Радж… злобный, ухмыляющийся вампир, приказавший убить ее, тоже здесь? Взгляд Киры скользнул в сторону, но опять все начало сливаться воедино.
— У меня что-то с глазами… здесь еще кто-то? — спросила она, и паника начала возрастать.
— Никого, кроме меня, Горгона и пилота самолета. Ты в безопасности.
Безопасности? Кира подавила истеричный смешок. Ей подумалось, что она в безопасности, так как она уже мертва.
Менчерес сел перед нею, мрачно смотря на нее своим темным взглядом и положив одну руку ей на плечо, другой по-прежнему удерживая ее лицо. Она моргнула, заметив, что он выглядит более… ярким. Поразительные черты его лица обозначились более резко, слабый отсвет ржавчины придавал волосам Менчереса более богатый оттенок черного, его глаза были слегка окрашены слабыми бликами серебра, а его кожа… его кожа походила на песок в солнечном свете: смесь золота и сливок, которая в сочетании с исходившей от него силой казалась электризующей.
Более чем красивый — величественный. Менчерес, ее убийца. И ее спаситель. Для Киры этого было слишком, чтобы уразуметь.
— Не трогай меня, — прошептала она, отводя взгляд.
Он убрал руки. Чувство сожаления, отделившееся от ее эмоций, исчезло столь быстро, что Кира не была уверена, почувствовала ли она его или это была галлюцинация, как и то адское пламя в здании.
Гул вокруг них никуда не исчезал. Она поглядела вбок, причем на этот раз перед глазами все расплывалось меньше, и увидела, что они действительно в маленьком самолете. Взгляд вниз показал, что Менчерес не единственный перепачканный чем-то красным. Это была не та одежда, в которой она, хмм, умерла, но она была все так же покрыта чем-то багрянистым, пахнущим как жидкая сахарная вата.
Кира вдохнула, не подумав, и ее нос практически взорвался от потока ароматов, которых было слишком много, чтобы различить что-то по отдельности. Но поверх всего значился тяжелый, притягательный аромат, исходивший от красных пятен на ее рубашке. Она схватила ее и затолкала материал в рот прежде, чем успела возникнуть следующая последовательная мысль, и застонала от сильной боли, вспыхнувшей у нее в груди.
Затем что-то восхитительное полилось вниз по ее горлу. Богатое, опьяняющее, яркое, необходимое, это что-то охладило ту мгновенную вспышку агонии, успокаивая ее. Она даже не осознавала, закрыла ли она глаза, пока удар света и движение не сменили мгновенную мирную пустоту перед ее взором.
— Что со мной не так? — с трудом спросила Кира, пытаясь остановить сумасшедшее вращение, появившееся, когда она огляделась.
Черты лица Менчереса покачивались у нее перед глазами, прежде чем в следующий момент застыть на месте. Он возвышался над ней, и его волосы ниспадали вокруг него темной занавесью. Если она была права, твердая, подрагивающая поверхность под ее спиной была полом самолета. Она упала? Она не помнила такого. Что-то влажное покрывало ее лицо и губы. Не в силах остановить себя, Кира облизала их. Дрожь удовольствия прокатилась через нее, почти столь же интенсивная как оргазм. Что это?
— Сейчас у тебя жажда крови. — Его голос ласкал ее уши, снова вызывая дрожь. Звуки, окружение, ароматы, вкусы, текстуры… всего этого было слишком много. Она чувствовала, что еще чуть-чуть и взорвется.
— Она утихнет, — продолжил Менчерес. Кира выгнулась по направлению к его голосу, как будто он мог физически прикоснуться к ней с тем же эффектом, с которым он ласкал ее чувства. — До тех пор я не могу отпустить тебя. Ты убьешь, Кира, и будешь сожалеть об этом.
— Нет…, - застонала она, закрывая глаза. Это не реально. Не реально.
В следующий момент еще больше благодати полилось вниз по ее горлу, тяжелее воды, слаще сиропа. Она сглотнула, и ее спина выгнулась снова, стремясь быть ближе к ее источнику, несмотря на то, что она не могла двигать руками, чтобы схватить его.
— Я позабочусь о тебе, — обещал этот шелковистый, низкий голос. — Я проведу тебя через это.
Это не реально, не реально, не реально, продолжала мысленно твердить Кира. Ничто столь интенсивное не могло быть реальностью.
И сквозь взрывоподобные звуки двигателей, колебания пола, потоки боли и счастья, отступающие, а потом снова накрывающие ее с головой, жидкий экстаз, текущий вниз по ее горлу, и электрические удары, которые она чувствовала каждый раз, когда Менчерес прикасался в ней, она снова услышала его голос.
— Прости меня.
Менчерес наблюдал за лицом Киры, лежа рядом с нею на кровати. Она не шевелилась с самого рассвета. Первые лучи солнечного света погрузили ее в глубокий сон, что происходило со всеми новыми вампирами. Ее сон значительно облегчил их задачу в заполненных людьми местах, подобных частному аэропорту, в котором сел его самолет, и шоссе по дороге в его дом в Джексон-Хоуле, штат Вайоминг. Менчерес выбрал это место специально. Его самые близкие соседи жили на расстоянии, по крайней мере, в одну милю в каждом направлении, и Горгон по прибытии уделил особое внимание немедленному переселению проживающих там людей. Меньше звуков и искушений, а также определенные ограничения будут полезны для Киры в ее новом состоянии.
Хотя для нее это будет по-прежнему тяжело. Обычно люди, которых выбирали для обращения в вампиров, проходили длительный период, в течение которого потребляли вампирскую кровь в постоянно увеличивающихся количествах. Это давало им краткий проблеск того, на что будут похожи их новый голод, чувства и увеличившаяся сила, делая окончательное изменение менее пугающим. У Киры не было такой подготовки. В первое время все для нее будет ошеломляющим.
И она не выбирала этот переход добровольно. Это станет самым большим препятствием, которое ей предстоит преодолеть. Однако Менчерес знал, что он не мог поступить по-другому. Если бы стоял выбор между смертью Киры и ее презрением к нему, он в любом случае скорее захотел бы стать объектом ее ненависти, чем инструментом ее гибели.
Хрустящий на дороге гравий объявил, что Горгон вернулся. Менчерес почувствовал проблеск облегчения. Кира выпила почти все пакетики крови, которые он в спешке украл из больницы на их пути от стриптиз-клуба до его самолета. Крови животных было бы достаточно при отчаянных обстоятельствах, но он подозревал, что, если бы Кира проснулась и увидела, что пьет из мертвого оленя, она почувствовала бы к нему еще большую неприязнь.
— Она уже проснулась? — крикнул Горгон, как только вошел в дом.
— Еще нет. — Менчерес поглядел на ослабевающие лучи солнца, пробивающиеся сквозь щель в плотных шторах. Скоро она проснется. К сумеркам — самое позднее.
Горгон вошел в спальню со стирофамным холодильником, который потом опустил на пол.
— Этого должно хватить до рассвета. Я поеду обратно, чтобы привезти больше. Здесь не так много больниц, и мне как-то не по себе забирать весь их запас.
Как было бы и Менчересу, хотя опять же его готовность пойти на все, чтобы защитить Киру, вытесняла беспокойство о проблемах каких-то неизвестных смертных.
— Найди еще и свежей крови. Полети на мою территорию в соседние отели в случае необходимости.
— Хорошо. — Горгон бросил взгляд на спящую фигуру Киры. Менчерес снова вымыл и переодел ее, укрыв затем толстым стеганым одеялом. Для новообращенных вампиров, пока они приспосабливаются к своей измененной температуре тела, было в порядке вещей чувствовать необъяснимый холод, а на этой высоте даже весной было прохладнее, чем в Чикаго.
— Хранитель был прав. Ты действительно чувствуешь к ней что-то необычное. Когда ты рядом с ней, меняется твой запах, а твои щиты соскальзывают чаще, чем я когда-либо видел, — спокойно сказал Горгон.
Менчерес закрыл свои эмоции плотной стеной, отрезавшей другому вампиру возможность почувствовать их.
— После того, что я с ней сделал, думаю, это не имеет значения.
— У тебя не было выбора. Как только Кира признает это и приспособится к бытию вампиром, она прекратит злиться. — Затем Горгон улыбнулся. — Хотя было бы забавно на это посмотреть. Тебе прежде никогда не приходилось прикладывать усилия, чтобы обольстить женщину, так ведь?
На самом деле Менчересу никогда не требовалось соблазнять женщину подслащенными словами или страстным ухаживанием, чтобы затащить к себе в кровать.
— Даже если бы и приходилось, рассматривая мой продолжительный целибат, у меня, говоря современным языком, некоторый недостаток практики, — сухо отметил он.
Горгон засмеялся.
— Подобно езде на велосипеде, некоторые вещи никогда не забываются.
Хотел бы Менчерес, чтобы единственным препятствием между ним и Кирой была задача завоевать ее. Если бы все было так, он насладился бы возможностью заполучить ее доверие, привязанность, тело и — с божьей помощью — ее сердце. Но опять же истинным препятствием была черная пустота в его будущем.
— В настоящее время у меня несколько большие проблемы, — было всем, что ответил Менчерес.
Улыбка Горгона исчезла. — Раджедеф.
Менчерес вздохнул, закрывая глаза.
— Я знаю, что он хочет, и я должен убедиться, что он не найдет способ вынудить меня дать ему это.
— Ты должен сказать Кости.
Его глаза резко раскрылись.
— Нет. И ты поклянешься мне, что не сделаешь этого.
Горгон выглядел встревоженным, но кивнул.
— Если ты настаиваешь. Однако он все равно услышит о Кире. Держу пари, эти трое вампиров в клубе уже спалили все смс и телефонные линии. Без сомнения Факел, Патчи и Призрак рассказали остальным о событиях прошлого вечера, но Менчерес не был обеспокоен тем, что Кости узнает о Кире. Он все равно узнал бы о ее значимости для него, как только открыл бы конверт с завещанием, которое Менчерес для него оставит. Теперь единственная разница заключалась в том, что Кости услышит о Кире раньше этого, но было обязательно, чтобы он не узнал об усиленной враждебности Раджедефа. Кэт совсем недавно была на волоске от смерти из-за одного из Хранителей Закона. Ни она, ни Кости не могли рисковать вызвать гнев еще одного Хранителя, если хотели остаться в живых.
Кроме того, эта борьба с Раджедефом назревала задолго до того, как Кости появился на свет. Менчерес не намеревался позволять своему cоправителю вести этот бой за него. Эту битву победить должен он сам.
Потоки энергии в комнате изменились и начали концентрироваться на кровати. Менчерес поглядел на Горгона, который без слов вынул пакетик крови из холодильника.
Менчерес поднял Киру одной рукой и взял пакетик у Горгона другой, направляясь в ванную. Пробуждение на окровавленной кровати никак не помогло бы облегчить стресс Киры, вызванный становлением вампиром.
С другой стороны, пробуждение в окровавленной ванной, скорее всего, будет не намного лучшим вариантом, но все же отмыть плитку было легче, чем ковер и простыни.
— Мне подождать или уехать сейчас же за новой кровью? — спросил Горгон.
Менчерес бросил еще один взгляд на Киру, которая уже начинала дергаться, что было предшественником ее рычания от обжигающего, лишающего разума голода.
— Можешь уезжать. Я позабочусь о ней.
И он будет делать это все то время, что ему осталось.