Бесконечный поцелуй тьмы

Глава 3

Кира болталась за окном на своей импровизированной веревке, сквозь зубы, шепча себе «Не смотреть вниз! Не смотреть вниз!». Она потратила часы на то, чтобы связать покрывала, простыни, шторы вместе, пока веревка не стала достаточно длинной, чтобы спуститься по ней. Тогда она привязала ее с двух сторон кровати, напряженно ожидая наступления темноты, чтобы было меньше шансов быть замеченной. Прошло еще полчаса психологических тренингов, прежде чем она заставила себя перелезть через подоконник, и был момент паники, когда веревка впервые натянулась под ее весом.

Но веревка, крепление кровати и ее руки выдержали это. Медленно Кира продвигалась вниз, пропустив веревку между ногами, чтобы замедлить свой спуск.

«Ты все делаешь хорошо», — сказала себе Кира, когда осторожно начала карабкаться вниз по стене дома. Если повезет, она благополучно окажется внизу через несколько минут. И если ей повезет больше, ей не придется долго искать помощь. Она сомневалась, что была все еще в Чикаго, судя по отсутствию каких-либо домов или строений в пределах видимости, но она видела что-то вроде дома за деревьями на севере. Вот куда она пойдет в первую очередь — конечно, если веревка внезапно не разорвется или кровать не сломается.

Добравшись до выступа ниже своего окна, Кира вздохнула с облегчением. Один этаж пройден, осталось два. Пока никто не забил тревогу. Притворство угодливой пленницы, казалось, сработало. Она даже изобразила, что съела пищу и выпила содовую, которые светловолосый человек со шрамом на щеке, принес ей, но в действительности она выбросила все в унитаз. Ни в коем случае она бы не рискнула наглотаться наркотиков, прикасаясь ко всему этому. Она выпила немного воды в душе, пока готовилась. Это было более, чем достаточно, чтобы поддержать в ней водный баланс, и она сомневалась, что они достаточно умны, чтобы и эту воду накачать наркотиками.

Кира ослабила веревку под собой, удивляясь тому, что ее руки не дрожат. Сегодня утром она потеряла много крови, но по странным обстоятельствам ее руки были тверды, с легкостью удерживая ее вес. Этого было достаточно, чтобы обеспокоить Киру, но она решила волнения отложить на потом. Например, когда будет далеко от этого дома в ближайшем полицейском участке.

Она спустилась еще на один этаж, затаив дыхание, когда зависла на веревке напротив окна. Свет струился через окно, делая для нее интерьер ясно различимым. Кира молилась, чтобы темнота вокруг сделала ее практически неразличимой. Она слегка оттолкнулась ногами, чтобы передвинуть себя подальше от центра окна, и спустилась немного быстрее. Должна ли она рискнуть посмотреть вниз, чтобы проверить, сколько еще осталось до земли? Нет, решила Кира. Она и так много сделала, учитывая ее страх высоты. Нет нужды губить это, глядя вниз сейчас.

Когда Кира, наконец, почувствовала под ногами твердую землю, а не пустоту и веревку, то почти закричала от облегчения. Она оставила свои ликования на потом, потянув веревку влево от окна и закрепляя ее конец под горшком с растением. Если повезет, до утра веревку никто не найдет, а она к тому времени будет уже далеко.

Кира побежала так быстро, как только могла в ту сторону, где, как она думала, стоял дом, увиденный ею из окна своей спальни. Было темно, когда она бросилась прочь, но Кира была абсолютно уверенна в том, что движется в правильном направлении. Ее сердце стучало от радости и счастья. Она была свободна!

Она пробежала двадцать ярдов, прежде чем врезалась в стену.

***

Менчерес наблюдал за тем, как Кира спускалась вниз, со смесью удивления и удовольствия. Она, безусловно, была упорной женщиной, — что бы связать веревку из различного материала в спальне нужно время, терпение и фантазия. И как крепление для своих узлов неужели она использовала петли от душевой занавески?

— Хотите, чтобы я вернул ее? — спросил Горгон, тихим голосом, чтобы Кира не услышала его.

— Нет, — ответил Менчерес. Ему было любопытно увидеть, как она спустится до земли. Если бы веревка оборвалась или она соскользнула сама, он легко мог поймать ее. Но в то же время, наблюдать движения Киры, спускающейся вниз по стене дома было более интересно, чем, что либо происходившее в последние несколько месяцев.

— Ты можешь вернуться обратно, — сказал он Горгону, его рот дернулся, когда Кира аккуратно оттолкнулась ногами подальше от окна. Она вела себя очень тихо для человека, но, конечно, для его слуха, она производила достаточно шума.

Горгон кивнул перед тем, как исчез в доме. Менчерес стоял на темной стороне газона, где был невидим для Киры, и продолжал наблюдать за ней. Он напрягся, когда кровать, к которой была привязана веревка, предостерегающе скрипнула, но удержала ее. Когда Кира спустилась на землю, Менчерес улыбнулся вместе с ней. Молодец, темная леди.

К сожалению, он не мог позволить ей завершить свою победу бегством. Она расскажет в полиции сказки о сверхъестественных существах, а это последнее, в чем нуждался Менчерес. Реджедеф воспользуется этим, как доказательством и укажет на то, что Менчерес нарушил их законы.

Реджедеф. Как странно, что Менчерес не думал о мстительном Страже Закона с тех пор, как вышел со склада сегодня утром, но он позаботится о своем деле относительно Реджедефа позже. Вначале он должен стереть воспоминания Киры обо всем сверхъестественном. Он мог отправить ее к Горгону или другому вампиру из своей линии, чтобы загипнотизировать, но взяв заботу о Кире на себя он, по крайней мере, сможет отплатить ей за доброту, проявленную к нему на складе. Даже если теперь она сожалеет об этом.

Он всегда может найти другой способ реализовать свой план относительно Реджедефа после того, как исчезнут воспоминания Киры о складе и о нем. Менчерес не видел Реджедефа больше недели. Не стоит спешить, он осуществит свою цель достаточно скоро.

Менчерес дал Кире фору в несколько шагов, прежде чем броситься в погоню. Она столкнулась с ним достаточно сильно, чтобы свалить его, но он принял этот толчок, как будто она была бабочкой.

— Это вторая храбрая, и в тоже время глупая вещь, которую ты сделала сегодня, — произнес Менчерес.

Кира бросилась на него, но ее цель осталась неподвижной, когда она ударила его кулаком прямо в грудь.

— Черт возьми! Это снова ты?

Он мог четко видеть ее в темноте, но она была почти слепа, стоя на неосвещенном газоне.

— Да, это я, — невинным голосом пропел Менчерес. Он не стал ничего говорить об ударах, хотя не мог вспомнить, когда в последний раз человек действительно ударил бы его.

— Ты наблюдал за мной все время, так ведь? — потребовала ответа Кира. Горечь охватила ее, меняя ее запах лимона и морских брызг на что-то более жесткое. — Почему? Тебе было забавно наблюдать за тем, как я пытаюсь убежать?

На самом деле он был удивлен, но только потому, что знал, что она никогда не была в реальной опасности. Однако, сердитое отчаяние в ее голосе заставило его остановиться. Ему было известно, что Кира не была в опасности, но она этого не знала. Честно говоря, он не сказал ей ничего, чтобы по-настоящему убедить ее, что нет оснований опасаться, была ли она в доме или болталась на веревке за его пределами.

— Я прошу прощения, — Менчерес убрал свои руки удерживающие ее с ее плеч. Она не попыталась сбежать, как только он отпустил. Она просто стояла там, глотая воздух и глядя на него.

— Кто ты? И что ты собираешься со мной сделать, не позволяя мне уйти?

Менчерес мгновение колебался, прежде чем пожал плечами. Достаточно скоро он очистит ее разум. Что с того, если в этот момент она узнает больше о нем?!

— Современное слово, обозначающее то, кто я есть — «вампир».

Быстро колотящееся сердце Киры в этот момент пропустило удар.

— Вампиры не существуют, — сказала она, хотя звучало это, как будто ее слова были последней попыткой отрицания, а не уверенностью.

— Это именно то, о чем людям допускается думать, кроме тебя, которая слишком много видела, чтобы поддерживать эту ложь дальше, — твердо ответил он.

— Но ты был при солнечном свете сегодня утром, и мой крест…

Менчерес потянулся к кресту, свисающему с шеи Киры. Простое прикосновение к серебру не принесет ему вреда. Эти сжигающие, осушающие эффекты не проявлялись, если серебром не проткнуть кожу вампира.

— Воздействие солнечных лучей, кресты, деревянные колы и святая вода — это только отвлекающие маневры, умышленно созданные моим народом на протяжении тысячелетия. Наша реальная слабость — это не то, чему мы позволим стать общеизвестным, — произнес он лениво.

— Серебро, — сказала Кира.

Его брови поползли вверх. Она не могла это увидеть, но должно быть она почувствовала его реакцию, потому что пожала плечами.

— Это должно быть то, что другие, э-э, вампиры использовали против тебя сегодня утром. Ножи не очень похожи на стальные, но конечно, они были настолько кровавыми…

Ее голос замер снова, и она отвела глаза, кусая губы. Наряду со странной тишиной в свой голове, он поймал изменение ее запаха в то, что отражает эмоции, с которыми он был хорошо знаком.

Сожаление.

Она сожалела, что вмешалась, помогая ему сегодня утром. Менчерес не мог обвинить ее, но к своему удивлению, он обнаружил, что на самом деле… больно.

Боги, он действительно был опечален тем, что думает о нем незнакомка!? Ему было больше сорока пяти сотен лет! Это действительно было время, которое он провел в этом мире. Перед тем, как превратиться в другую форму дряхлой нежити.

— Те другие не были вампирами, — хладнокровно поправил ее Менчерес.

— Они принадлежат к другой расе, известной как упыри или «мясопожиратели».

Это звучало как шутка.

— Сегодня утром я наткнулась на гулей, которые едят плоть, дерущихся с вампиром, который пьет кровь. И я в это должна поверить? — Кира недоверчиво усмехнулась.

— Да, — голос был глуховатым и таким страшным, что Кира мгновенно поняла — это все правда. Невероятная, ужасающая, правда…

Теперь страх обострил чутье Киры, и дрожь пробежала по ее конечностям, но она стояла прямо и, откинув голову назад резко проговорила: — Так вот зачем я тебе нужна! Чтобы пить мою кровь?!

Менчерес не смог не скользнуть взглядом по ее шее с соблазнительно бьющимся пульсом перед тем, как ответить.

— Нет. Я уже говорил — тебе нечего бояться меня. Я бы уже вернул тебя в твой дом, если бы не то, что случилось сегодня утром. После того, как моя кровь покинет твой организм, и я смогу очистить твой разум от всего этого, ты будешь свободна. До тех пор, ты будешь целой и невредимой. Даю тебе слово.

Дрожь утихала, но ее сердцебиение не остановило свою гонку.

— Это как дурной сон, — прошептала Кира. — Ты можешь пообещать не причинять мне вреда, но кто-то другой приносил мне обед и я уверена, что он не человек. Если ты действительно не хочешь причинять мне вред, ты должен отпустить меня. Если нет, то я в безопасности лишь до тех пор, пока любой из вампиров, окружающих меня, не проголодается.

Менчерес не смог остановить фырканье, вырвавшееся у него.

— Мое слово — закон для моих людей. Никто не посмеет прикасаться к тебе без моего разрешения, а я категорически запретил это. Ты совершенно в безопасности от любого «проголодавшегося», окружающего тебя, Кира.

Она помолчала несколько секунд. Менчерес попытался проникнуть в ее мысли, но ее разум оставалось удручающе недоступен. Ее аромат колебался между недоверием и потрясением, говоря ему, так много о ее внутренней борьбе, в процессе осмысления этой информации, как вероятно сказали бы ее мысли.

Стресс Киры следовало ожидать. Учитывая, что только сегодня утром она ничего не знала о созданиях, существовавших наряду с людьми, а затем была почти убита одними из них и в настоящее время удерживается против ее воли другими, она показала замечательное самообладание. Менчерес видел лидеров стран впадающих в истерику по гораздо меньшим причинами.

— Даже если моя жизнь вне опасности, я не могу просто остаться здесь ждать, пока стану снова восприимчивой, — наконец сказала Кира. — У меня есть работа, и, ряд других очень важных обязанностей. Пожалуйста, поймите, я более чем рада, что вы не собираетесь съесть меня, но я не могу просто исчезнуть на несколько дней. Если вы отпустите меня, я пойду домой, и я не скажу никому ни слова обо всем что случилось.

— И куда ты собиралась идти, когда сбежала сегодня вечером? — спросил Менчерес, удерживая Киру, когда она начала отворачиваться. — И не лги мне снова.

Лицо Киры вспыхнуло.

— Я шла к дому вашего ближайшего соседа вызвать полицию, — ответила она тихо.

— И именно поэтому я не могу отпустить тебя пока ты помнишь хоть что-нибудь о том, что ты видела.

— Но это было раньше, — настойчиво сказала Кира. — Тогда я все еще думала, что ты собираешься убить меня и полиция звучала как самый лучший вариант. Но ты доказал, что я не могу убежать без твоего ведома и ты можешь одержать надо мной верх в любое время. Я не могу представить, чтобы ты прилагал усилия, чтобы лгать мне, если ты намеревался только убить меня. И если ты не собираешься меня убивать, тогда ты должно быть не ненасытный убийца из легенд, поэтому мне не нужно предупредить человечество о тебе. Да, ты убил тех людей, напавших на тебя, но это оправданное убийство в любом суде, поэтому нет необходимости рассказывать что-либо кому-либо.

Голос Киры повысился в волнении и пульс снова ускорился. Менчерес ничего не сказал, зная, что она пыталась согласовать факты вслух. Это всегда пугало людей, когда они понимали, что их вера в превосходство своей расы ложна. Когда они понимали, насколько уязвимыми перед другими видами, разделяющими с ними темноту.

— Кроме того, — сказала она, наконец, сопровождая слова неровным вздохом. — Независимо от того, скольким людям я расскажу, кто поверит мне? Я никогда не верила своим клиентам, пытающимся рассказать о странных, невозможных вещах, и я слышала достаточно тех историй, будучи частным следователем…

Глаза Киры расширились, когда она остановилась на полуслове. Менчерес не мог слышать ее мысли, но ему было ясно, что она поняла, что некоторые из историй, которые она быстренько отвергала, могли быть правдой. Затем она оглядела вокруг темный двор, как будто новым взглядом и задержала дыхание.

Менчерес посмотрел с жалостью, зная, что это был тот момент, когда Кира осознала, что все это было реально. Небольшая часть ее, которая все еще надеялась найти этому другое объяснение, наконец, сдалась. Он наблюдал эту психическую капитуляцию в людях и раньше, слишком много раз, чтобы считать, и хотя Кира верила, что может вернуться к нормальной жизни с этой информацией, Менчерес знал, что она не сможет.

— Ты не хочешь этой осведомленности, — сказал он, его голос был тихим, но твердым. — Это разрушит твою жизнь. Ты увидишь каждую тень иначе, и каждый странный звук заставит заинтересоваться — человек это или монстр? Людям, не являющимся частью линии вампиров или упырей, не очень полезна эта информация. Время доказывало это неоднократно.

Что он не сказал Кире, так это то, что время также доказало, что такие люди обычно оказывались мертвы. В конце концов, эти смертные пытались заставить кого-то поверить в сверхъестественный мир, распространяя сказки о нежити, что представляло собой угрозу для обоих видов. Вампиры и упыри заявили права на определенное количество человек, как их собственность, но те люди, которые были специально выбраны, потом покидали свой собственный мир. Они жили со своими неживыми покровителями в полной осведомленности того, что если они выболтают секрет о разновидностях главного общества, они будут устранены.

Такая подробность не успокоила бы Киру, поэтому Менчерес держал это при себе. Он действительно не хотел, чтобы она опять вылезала из каких-либо окон в будущем.

— Вы отпустите меня целой и невредимой? — спросила она, наконец, приняв решение.

— Скоро я сотру эти воспоминания из твоего разума, — пообещал Менчерес.

Она оценивающе посмотрела на него.

— Мне нужно позвонить своему начальнику, чтобы сообщить какой-нибудь предлог для прогулов. Я не могу позволить, чтобы меня уволили.

— Я прослежу, чтобы о твоей занятости позаботились.

Менчерес не собирался позволить ей позвонить своему начальнику даже под его бдительным оком. Кира работала на частного детектива, линию могли проследить, или она могла использовать кодовые слова, указывающие на опасность, чего Менчерес не мог допустить. Он бы хотел надеяться, что Кира не будет делать такие вещи в свете своей новой капитуляцией, но он был слишком измучен, чтобы верить ей.

— Мне нужно позвонить моей сестре. — Ее голос сделался твердым в этот раз, каким не был, когда Кира говорила о своей работе. — Она плохо себя чувствует. Я не хочу, что бы она беспокоилась из-за моего исчезновения.

Менчерес наклонил голову.

— Я устрою так, чтобы ты поговорила с ней завтра.

Кира вздохнула и медленно выдохнула.

— Хорошо. Как долго ждать до того, как ты сможешь стереть мои воспоминания?

Он мысленно подсчитал, сколько дал крови Кире. Было всего несколько глотков, но его кровь очень мощная.

— Минимум несколько дней, неделя.

Она поморщилась, но ничего не ответила. Опять же, Менчерес был поражен ее мужеством. Кира пыталась сбежать, и неоднократно спорила с ним, требуя, чтобы он отпустил ее, но она не прибегала к мольбам или истерике. Каким человеком была она, чтобы быть такой сильной перед лицом таких тяжелых обстоятельств?

Если бы у него все еще были его видения, он мог бы заглянуть в будущее и увидеть, что за человек Кира. Ничего не показывает характер больше, чем наблюдение результатов важных жизненных решений. Но Менчерес не мог больше видеть будущее. К нему незамедлительно вернулась его вспышка гнева. Бранить богов за то, что они дали — а потом забрали — бесполезно.

— Хорошо, — снова сказала Кира, возвращая к себе его внимание. — Я не могу поверить, что проведу неделю с вампирами, но… хорошо.

Менчерес спрятал улыбку. Его настроение улучшилось, когда он увидел, что Кира кивнула. Она была не единственным человеком, удивленным этим поворотом событий. Часть его также не могла поверить, что он просто взял на себя обязательство быть прикованным к дому с тем же человеком, который разрушил его планы сегодня утром.

— Теперь ты готова идти? — спросил Менчерес, предлагая ей руку.

Рот Киры скривился, когда она после колебания взяла ее.

— Я думаю, да. Скажи мне, вампир, как тебя зовут?

Что, еще одна вещь, которую надо стереть из ее головы?

— Менчерес.

— Звучит как испанское имя, — пробормотала она, старательно разглядывая его в темноте.

— Египетское, — еще одну деталь ему придется стереть позднее. Что такого в Кире, что делало его таким необычно разговорчивым?

— Оо, — она впервые естественно улыбнулась ему. — И так, Менчерес, египетский вампир, ты на самом деле стар, или ты так молод, как выглядишь?

Он искосо взглянул на нее, начиная уже идти к дому, и почувствовал странный укол, размышляя над их разницей в возрасте.

— Я старше, чем грязь, — ответил он сухо.

— Вампир с чувством юмора. Я и не подозревала, что такое существует, — также сухо пошутила она.

Менчерес не ответил. Он рассказал ей о вещах, которые не было причины рассказывать, а теперь он шутил о своем возрасте. Как странно. Он думал, что срок годности его чувства юмора давно истек.

— Я смею предположить, что в комнате, куда мы вернемся, есть кое-что, чем я смогу заняться в течение следующих нескольких часов, — со вздохом отметила Кира, не дождавшись от него ответа.

— В этом нет необходимости, ты… останешься в другой комнате.

Менчерес почти споткнулся, когда чуть не слетело с его губ: «Ты останешься в моей комнате». Что подвигло его даже подумать о такой вещи? Он не обнаружил свое чувство юмора — он потерял свой разум.

Старая нежить. Было не очень много вампиров, старше его. Может эта потеря разума была, в конце концов, естественным явлением.