Бесконечный поцелуй тьмы

Глава 17

Сокращая расстояние между ними, Кира не отводила взгляд. На эту прогулку она пошла, намереваясь выяснить, зачем он преследовал ее. Узнать, что мотивировало Менчереса: подозрение или желание увидеть ее снова. Но теперь в этом не было необходимости. Она чувствовала его тягу к ней, просачивающуюся сквозь ту стену, что он воздвиг вокруг себя, всё расширяющимися потоками, пока она не превратилась в материальную силу, невидимую, но находящуюся повсюду.

И это разожгло в ней голод, от которого она чуть не рухнула на колени. Она хотела коснуться его кожи, ощутить вкус его губ и запутаться руками в его длинных волосах, пока он будет держать ее в своих руках совсем по-другому, а не просто защищая. Пульсация наращивала в ней темп, пока она подходила ближе практически на расстояние прикосновения, горя от нетерпения почувствовать, как он окружает ее телом, а не просто своей силой.

— Кира, — низким голосом произнес он, втянув в себя воздух, будто бы вдыхая ее имя. Она потянулась к нему. Ее руки почти болезненно жаждали соединиться с его плотью. Менчерес поймал их, но держал их от себя подальше, а потоки его ауры изменились от желания к разочарованию.

— На самом деле ты этого не хочешь.

Она почти рассмеялась над нелепостью такого заявления. Разве он не чувствовал растущую в ней боль, слишком сильную, чтобы быть названной желанием, слишком глубокую, чтобы быть обычной жаждой? Если она могла чувствовать бушующие внутри его барьеров эмоции, разве он не мог чувствовать и ее?

— Я хочу это. Тебя. Все это.

Произнося эти слова, она прижалась к его телу, хоть он и по-прежнему удерживал ее руки. Контакта с его телом, хоть и покрытым одеждой, было достаточно, чтобы послать по Кире электрические удары. Она закрыла глаза, и из ее горла вырвался стон. Его сила опаляла ее повсюду, где он ее касался, и ощущения были столь приятными, что практически причиняли боль.

Резкий звук сорвался и с его губ, настолько глубокий и животный, что ее лоно охватило еще большим жаром. Кира попыталась освободить руки от его захвата со всей своей не поддающейся контролю силой, но Менчерес держал ее так легко, что даже не сдвинулся. Он опустил голову, и его волосы чувственными касаниями шелка коснулись ее лица и шеи.

— Это не то, что ты чувствуешь. Это просто новое восприятие, — сказал он голосом, доходившим почти до рычания. — Оно заставляет тебя ощущать то, что может быть нереальным.

— Я чувствовала это к тебе и прежде, — оборвала его Кира охрипшим от желания голосом. — Даже когда ты держал меня пленницей, но особенно после того, как ты отпустил меня. Не говори мне, что то, что я чувствую — не реально, и даже не притворяйся, что не хочешь меня.

Ей было плевать, насколько вызывающе это прозвучало. С той же свободной, целеустремленной ясностью, которую она чувствовала прежде только в мечтах, Кира знала только то, что она хотела его, и что он чувствовал к ней то же самое. Она снова попыталась освободить руки. На сей раз Менчерес отпустил ее, в то время как его глаза от черного стали ярко-зелеными.

Затем он дернул ее к себе. Все ее нервные окончания подскочили в безумном ответе на удар об его тело. Ей хватило времени запустить пальцы в его волосы, прежде чем его губы обрушились на нее.

Удар, что она почувствовала от этого прикосновения, казалось, прошел в самое ее нутро, посылая сквозь нее рябь электрических зарядов. Его язык скользнул мимо ее губ, с горячей страстностью исследуя ее рот. Его вкус был подобен темным специям, богатым и крепким, экзотичным и опьяняющим, наполняя ее жаром. Эротичные поглаживания его языка лишь усилились, когда клыки Киры вырвались на свободу, неосторожно пуская ему кровь. Вместо того чтобы отступить, Менчерес поцеловал ее глубже, удерживая крепче и поднимая до тех пор, пока ее ноги не оторвались от земли, а его руки не стали единственным, что удерживало ее в вертикальном положении.

Первоначальное желание теперь казалось подобным лишь неопределенному шепоту страсти. Сейчас же, когда Менчерес прижимал ее к себе, а его язык с жадностью проникал в ее рот, она горела для него. Оставив волосы, ее руки скользнули вниз по его спине, впиваясь в него ногтями. Эти твердые мускулы двигались под ее ладонями, дразняще терлись о ее кожу, которая была так близко, но из-за одежды все же вне досягаемости.

Кира не хотела, чтобы их разделяла ткань. Она хотела чувствовать его кожу на себе. Устойчивая пульсация между ног все усиливалась, требуя насыщения. Она попыталась сказать ему это, но его рот продолжал властвовать над ней с голодной, чувственной настойчивостью. Она не могла говорить. Она едва могла думать.

Что-то мягкое коснулось ее спины и ног. Затем каким-то образом исчезли ее свитер и джинсы, а Менчерес оказался на земле, удерживая ее на себе. Она не притормозила, чтобы задаться вопросом, почему пуговицы сами собой отскочили от его рубашки прежде, чем ткань полностью соскользнула с него. Все, что ее волновало — невероятный скачок напряжения, который она чувствовала, когда встретилась их кожа. И то, каким твердым, гладким и крепким чувствовался его торс против ее груди, и как казалось, что у него внезапно появилась дюжина рук, потому что она чувствовала, что он гладит каждую частичку ее тела.

Бомбардирующие ее ощущения были столь же интенсивны как и тогда, когда Кира впервые проснулась вампиром, только на сей раз они не были пугающими. Ее кожа горела лихорадкой, тело дрожало от желания и сотрясалось в экстазе от одного только ощущения его плоти. Громкий стон вырвался на свободу, когда Менчерес двинулся губами вниз от ее губ к горлу, задевая кожу заметно увеличившимися клыками. Вместо того чтобы укусить ее, он облизывал и посасывал очень чувствительную точку, где две ночи назад в нее погрузились его клыки.

Подобное электричеству ощущение его губ вызвало слепую, почти болезненную потребность, пробежавшую вниз от шеи до самого лона, заставляя все в ней напрячься.

— Я так хочу тебя, — задыхалась она, прижимаясь к нему.

Менчерес оторвался от ее горла со стоном, который, казалось, отозвался эхом через все его тело. Она схватила его волосы, отчаянно желая, чтобы его губы снова оказались на ней, а затем почувствовала болезненное блаженство от того, как он прижал ее к себе, прежде чем снова поцеловать.

Ее желание возросло до боли. Кира сжала руки в его волосах в кулаки, почти вырывая их в своем нетерпении, желая, чтобы он оказался еще ближе. Когда его рука двинулась вверх к ее бедру, от покалывающего следа, что она оставляла, с губ Киры сорвался задушенный стон. Затем он коснулся ладонью самого заветного, чувственно касаясь ее клитора твердыми, поглаживающими движениями. Его пальцы шокировали своим умением даже сквозь ее нижнее белье.

Расплавленный жар прорвался сквозь Киру, когда все ее нервные окончания, казалось, поразила молния. Ощущение было столь интенсивным, столь неистовым, что оно переполняло ее. Она вскрикнула от внезапного конвульсивного сжатия внутри себя, экстаз взорвался через нее не поддающимися контролю волнами, которые рябью разошлись от ее лона по всему телу.

Менчерес упивался оргазмом Киры. Опьяняющая сладость ее рта, мучительный экстаз ее кожи, ее тела, дрожащего сверху него, в то время как хриплые крики вибрируют у его рта — это воспоминание он будет много раз переигрывать у себя в голове в будущем, каким бы коротким оно ни было.

Но он уже взял больше, чем следовало. Будь он благородным, он утолил бы потребность Киры, не прикасаясь к ней. В прошлом он использовал свою силу в этих целях с другими новообращенными вампирами, но всегда на расстоянии, где все это считалось безличным. В первое время все побуждения вампира слишком подавляющие, чтобы ими можно было управлять, и вожделение тому не исключение. Но когда Кира сказала, что хочет его, когда она потянулась к нему… Менчерес не смог заставить себя просто удовлетворить ее своей силой. Он хотел коснуться ее руками и губами, почувствовать ее рядом с собой, и не важно, что это столь же болезненно, как и восхитительно.

С огромным нежеланием он все-таки закончил их поцелуй, облизывая губы, чтобы в последний раз ощутить вкус Киры. Затем он с помощью силы собрал свитер и брюки, которые в спешке сорвал с нее ранее.

Ее голова опустилась на его плечо, и мягкие, полные губы принялись домогаться его тела. Дрожь охватила его тело, стоило ее языку скользнуть по коже, дразня и лаская от самого плеча и до впадинки горла.

Ах, боги, если бы только все было по-другому.

— Кира. Мы должны остановиться.

Менчерес вынудил себя сесть, поднимая и Киру до тех пор, пока ее прекрасное лицо, вместо того чтобы прижиматься к его плоти, в замешательстве не уставилось на него.

— Что-то не так?

Все в ней искушало его забыть все принципы. Ее грудь напряглась, кружевное нижнее белье скорее завлекало, чем прикрывало, а лимонный аромат от желания приобрел и сладость, и оттенок мускуса. Он закрыл глаза. Если он только позволит себе предположить, что ее вкус столь же приятен, как и запах…

— Мы не можем. На тебя влияют новые чувства. Если бы я взял тебя, потом ты бы злилась на меня, причем справедливо, за то, что я воспользовался твоим состоянием.

С губ Киры сорвался звук, похожий на нечто среднее между фырканьем и полным неверия смехом.

— Ты собираешься остановиться только потому, что, как ты думаешь, я не знаю, чего хочу?

Он попытался вспомнить то, что говорил другим обращенным им же вампирам, когда оказывался в подобных обстоятельствах, но он никогда не хотел никого из них со столь яростным желанием, что разрывало его сейчас. Сложно сформулировать логичные фразы, когда все его внимание продолжают отвлекать аромат Киры на его коже, само ее присутствие рядом и то, как восхитительно она выглядит в своем малюсеньком нижнем белье.

— Ты бы не выбрала это по своему собственному, свободному от влияния, желанию, — удалось выдавить ему. Будь еще хоть капельку сложнее, он назвал бы это пыткой.

Кира вскочила на ноги одним единственным прыжком, хватая с земли брюки и свитер.

— Невероятно. Ты всегда думаешь за других людей? Или ты приберег это только для меня?

Язвительность в ее тоне стала неожиданностью. Она решила, что он отказался от нее из-за недостатка желания? Сама мысль была бы смехотворной, если бы в данный момент ему не было так плохо.

— У меня был опыт с новообращенными вампирами. Сейчас твои действия направляются новыми чувствами, а не волей. Принять за истину то, что ты говоришь при данных обстоятельствах, эквивалентно —

— Ты на самом деле решаешь за других людей, — оборвала Кира, натягивая джинсы. — Вау, наверное, их это бесит. Меня, кстати, тоже. Поздравляю, ты выиграл. Теперь я тебя больше не хочу.

— Раньше ты никогда себя не предлагала, — сорвался Менчерес, и весь его тщательно поддерживаемый фасад раскололся под весом отчаяния. — Ты неделю оставалась под моей крышей, когда мы встретились, и все то время ты твердила о том, как хочешь уйти. Не о жажде моего внимания.

Она шагнула вперед с не до конца застегнутыми джинсами, замок которых она оторвала, когда резко натягивала их на себя.

— Когда мы встретились в первый раз, я думала, что ты собираешься убить меня. Потом, когда я поняла, что ты этого не сделаешь, ты все еще держал меня пленницей. Я не собиралась потворствовать себе в похотливых последствиях Стокгольмского синдрома, сказав своему похитителю, как я горю из-за него — хотя, если помнишь, что-то такое я тебе и сказала однажды. Затем, когда ты отпустил меня, и я получила возможность проявить то, что я чувствовала к тебе, ты просто исчез. Я думала, что тебе все равно. Если бы не то, что ты сделал с моим боссом, я бы никогда не стала искать тебя…

Кира резко остановилась и отвернулась, быстро натягивая свитер. Он тоже разорвался от силы рывка, свисая теперь с нее, словно пончо. Менчерес подскочил, схватил ее за руку и развернул к себе. Что-то сжалось в его груди. Что это было?

— Ты искала меня? Когда?

Резкий смех сорвался с ее губ.

— Следующей же ночью после того, как ты загипнотизировал моего босса. Я обошла все места в моих старых досье, которые можно было бы связать со сверхъестественным. Знаешь, почему я оказалась в стриптиз-клубе той ночью? Я вовсе не расследовала случай о без вести пропавшей; Дженнифер я нашла чисто случайно. Я искала там какую-нибудь связь с тобой, потому что хотела увидеть тебя снова, несмотря на всю эту фигню «похититель/пленница» между нами.

В течение нескольких секунд Менчерес не мог говорить. Той ночью она пришла в клуб в поисках его? И другие ночи провела точно также? Могла ли Кира на самом деле чувствовать к нему ту необъяснимую, неизбежную тягу, что он чувствовал к ней? Это противоречило возможности, что она стала бы искать его по какой-либо другой причине. Ее индивидуальность была не совместима с людьми, которые стекались к неумершим в поисках острых ощущений в компании вампира, и ни для чего другого она в нем не нуждалась. Он удостоверился в этом, когда уходил, дав ей кровь, которая могла ей потребоваться для сестры.

Она смотрела на него, и в ее зеленых глазах отражался лунный свет.

— Скажи что-нибудь. Пусть даже, что я идиотка, раз гонялась за тобой, и что я заслужила то, что стала вампиром. По крайней мере, это лучше, чем молчание.

Ее неприкрытая честность была так не похожа на его обычную, осторожную речь. Разум твердил ему сказать Кире, что она права. Что для человека, погрузившегося в мир вампиров без защитника обычно все заканчивается серьезными последствиями, но он просто не мог произнести это вслух. Не мог он сказать Кире и другие слова, в которые ей бы лучше поверить, несмотря на то, что это ложь: что он не чувствует к ней ничего большего, чем к любой другой своей собственности. Однако под весом ее пристального взгляда вся его холодная логика рухнула, и он ответил с той же честностью, что и она.

— Я — Мастер огромного клана вампиров и людей, и да, я часто думаю за других. Кроме того, я предал почти всех, кого любил, включая свое участие в убийстве моей жены и сокрытие важной информации от моего соправителя. Другие мои грехи слишком многочисленны, чтобы их перечислять, и в моем будущем маячит верная смерть, поэтому, как только ты сможешь контролировать себя, Кира, будет лучше, если ты забудешь меня.

Она продолжала смотреть на него спокойным, пронизывающим взглядом, и ни капли отвращения или шока не отразилось на ее лице. Менчерес молчал, ожидая, что в любой момент смысл его слов дойдет до нее и ее реакция изменится, но проходили минуты, а выражение ее лица не сменилось от вдумчивого созерцания на что-либо другое.

— Я проголодалась, — сказала она, наконец, отворачиваясь и направляясь через лес к дому.

Он пораженно смотрел на ее удаляющуюся фигуру. Где упреки? Где осуждение его характера, с которым столь многие быстро набросились бы на него, скажи он им то же самое? Кроме того, он не ощущал от Киры надвигающийся приступ голода, но, возможно, она отгородила себя. Или же научилась предвидеть свои желания.

Он слегка встряхнул головой и последовал за ней, оставив рубашку на земле. У него итак уже имелось слишком много мучительных воспоминаний о сегодняшней ночи и без подобного сувенира.

Несмотря на это, он еще раз облизал губы, поглощая вкус Киры и вспоминая ощущение ее дрожащего от удовольствия тела на себе. Если бы он знал, что она искала его, что ее желание не было полностью основано на новых чувствах, не поддающихся контролю, хватило бы у него сил отказаться от нее тогда?

Нет. Ответ отразился по всему его телу, сопровождаемый немедленно возникшим новым ядовитым вопросом.

Теперь, когда он знал все это, хватит ли у него сил держаться от нее подальше?