Безжалостный король

Глава 20

Алехандро

У меня есть единокровный брат.

Единокровный брат, о котором знал Эдуардо.

Он, черт возьми, также знал, кто такой El Diablo, и по той же причине я должен знать.

Господи Иисусе. Чертов сюжет только закручивается, и хотя у меня есть некоторые ответы, я еще больше запутался, чем прежде, не зная, что делать.

Сегодняшнее дерьмо продолжает крутиться у меня в голове. Оно застряло там по пути домой. Я едва могу сосредоточиться, когда паркую машину и поднимаюсь по ступенькам, чтобы попасть в дом.

Сканирование сетчатки глаза проверяет меня, и двери открываются.

Я захожу внутрь, как зомби, зная, что мне нужно сразу же отправиться в постель, но мне нужно выпить.

Бернардо сказал, что у Эдуардо были доказательства существования El Diablo. Если они были, это означало, что он проверял. Что он нашел?

Его вещи и вещи Присциллы находятся на складе в сельской местности. У меня не было времени что-то разобрать после того, как их убили. Честно говоря, я не хотел этого делать. Было достаточно тяжело потерять брата. Я не хотел выбрасывать и его вещи.

Теперь мне приходится просматривать их, чтобы получить ответы.

До смерти Эдуардо я ничего не знал об El Diablo. Какого хрена он мне ничего не сказал, если знал о нем? Он бы знал, кто бы он ни был, что наш сводный брат опасен.

Он бы знал, что El Diablo был родственником, который инсценировал их смерть.

Черт.

Я вхожу в коридор и останавливаюсь, когда вижу Эстель, выходящую из кухни. Она одета в халат, ее белые волосы собраны на макушке в небрежный пучок.

Когда она меня видит, ее рот открывается. Я могу представить, каково я должно быть выгляжу с кровью Бернардо на мне и синяком на лице. Она давно не видела меня таким, возвращающимся домой.

— Что с тобой случилось? — Она бросается ко мне, ее лицо искажено беспокойством, а глаза полны этого. В такие моменты она больше похожа на мать для меня.

— Тебе лучше не знать. — Я продолжаю идти в гостиную, и она следует за мной. Я наливаю себе виски, а затем снова сосредотачиваюсь на ней.

Глядя на нее, я думаю, какую семью она может знать, которую я не знаю. Например, моего сводного брата. Чей он ребенок?

Кто он, черт возьми, такой?

Он один из моих людей?

— Алехандро, я спрашиваю, потому что хочу знать.

— Ты знала, что у меня есть сводный брат?

Ее губы раскрываются от удивления, и она качает головой. — Нет. Я понятия не имела.

— Ты клянешься, что не знала?

Она быстро кивает. Я молюсь, чтобы она говорила правду, потому что я знаю, что она знает вещи из прошлого, которые люди хотели скрыть навсегда. Она хранила секреты моей матери.

— Алехандро, сейчас нет смысла лгать тебе. Вообще нет. Я скажу тебе только то, что будет полезно для тебя, и я никогда не буду лгать тебе. Клянусь, я не знала. — Она прикладывает руку к сердцу, как будто это должно заставить меня поверить ей больше. — А теперь, пожалуйста, скажи мне, что происходит.

Я тяжело вздыхаю и допиваю остатки виски. Она знает об El Diablo, но я дам ей последние новости. Помимо Криштиану, она единственный человек, которому я могу доверять, и сейчас мне нужно поговорить.

Когда я говорю ей это, ее кожа становится алебастровой, и я клянусь, что она выглядит старше своих восьмидесяти восьми лет.

— Боже мой, Алехандро. Я не знаю, что с этим делать.

— И я.

— Мы не знаем, может ли этот сводный брат быть старше или моложе тебя?

— Мы не знаем. Мне придется потратить немного времени и просмотреть вещи Эдуардо. Я попрошу Криштиану помочь. Но самое паршивое в этом то, что мы не знаем, что ищем, и нам также приходится следить за своими людьми.

— Могу ли я чем-то помочь?

Мне хочется попросить ее остаться, но я не могу так с ней поступить. Я бы не просил ее остаться ради Мии, она бы попросила остаться ради меня.

— Нет. Все в порядке. Я уже не даю тебе спать, и уже поздно. Почти одиннадцать.

Она морщится и качает головой в смятении. — Это не ты мешал мне спать. Это твоя няня.

Моя няня.

Я намеренно выкинул Люсию из головы на весь день. Одно только упоминание ее имени с силой воскрешает воспоминания прошлой ночи, и мой гребаный член дергается, когда вся кровь приливает, чтобы затвердеть.

— Что случилось?

— Без обид на твою мать, она была одним из самых приятных людей, которых я когда-либо встречала в своей жизни, но я воспитывала вас, мальчики, практически проверенными методами, которые нужны детям для стабильности и дисциплины.

Я сдерживаю стон, потому что подозреваю, что знаю, к чему это приведет.

— Это так. — Я не согласен с некоторыми из этих методов, но поскольку Эдуардо и я были известны своей дисциплинированностью, я не могу их опровергнуть.

— Я рада, что ты согласен. Поэтому я не могу одобрить появление в спальне ребенка только потому, что он плачет каждые полсекунды, или делая ее своей хозяйкой. Это не дисциплина. И если на то пошло, дети должны научиться есть все, что вы им даете. Если они этого не делают, они вырастают капризными и истощенными.

— Что сделала Люсия, Эстель? — Я подвожу ее к сути.

— Сейчас она в комнате Мии, поет ей колыбельную и читает какую-то книгу.

Люсия умеет петь?

— А за ужином она настояла, чтобы Мия не ела рыбу, просто потому что ребенку она не понравилась, и приготовила ее отдельно, — фыркает она. — Я знаю, что звучу мелочно, но такие мелочи имеют значение. Именно они становятся больше.

Она действительно выглядит разъяренной.

— Я поговорю с ней, — выпрямляюсь я.

— Алехандро, — вмешивается она, прежде чем я успеваю уйти, и ее лицо принимает другое выражение. Беспокойство, но также и подозрение. — В свете того, что я сказала вчера, я скажу тебе, что я ей не доверяю.

Это заставляет меня задуматься, потому что ее жалобы на Люсию звучат так, будто кто-то чрезмерно заботится о моем ребенке.

— Почему?

— В ней есть что-то странное.

Я смотрю на нее сузившимся взглядом и пытаюсь подавить чувство, которое у меня есть по отношению к Люсии. Я не знаю, что именно я чувствовал вчера вечером, или, скорее, с того дня, как мы встретились, но я что-то почувствовал. То же самое, что заставило меня попросить Эрика копнуть глубже и проверить ее.

Но найти ничего не удалось, а в такое время я не могу позволить себе паранойю.

— Сегодня утром у нее был разговор по телефону, можно сказать довольно бурная дискуссия. Она сказала, что разговаривает с отцом, но у меня не сложилось впечатления, что она разговаривала с ним.

— Что она сказала?

— Я была слишком далеко, чтобы услышать. Это был просто тон ее голоса и то, как она смотрела вслед. Истощенная и злая.

Я прикусываю нижнюю губу и расправляю плечи. Я слушаю и впитываю ее слова, но в том, что она говорит, нет ничего неправильного, чтобы я мог что-то с этим сделать. На самом деле, похоже, Эстель подслушивала, а ей не следовало этого делать.

Этот звонок мог быть связан с семьей, и поскольку я знаю семейную ситуацию Люсии, а Эстель нет, я лучше всех могу понять. Черт знает, как она взбесится, если я скажу ей, что Люсия взялась за эту работу, чтобы быть моей секс-игрушкой и нянькой, чтобы помочь отцу выплатить долги.

— Эстель, я ценю тебя. Ты знаешь, что я ценю, но, учитывая обстоятельства, я не думаю, что нам следует искать больше проблем, чем у нас уже есть. Пока у тебя не будет чего-то более конкретного, я не буду беспокоиться о Люсии.

Она пристально смотрит на меня, вероятно, понимая, что я отмахиваюсь от нее, потому что не хочу, чтобы с Люсией было что-то не так.

Наконец она кивает, но выражение ее лица остается жестким.

— Ладно. Достаточно справедливо.

— Спокойной ночи, Эстель.

Она привычно склоняет голову и уходит.

Я наблюдаю, как она поднимается по лестнице и исчезает за углом, прежде чем налить себе еще порцию виски и тоже подняться наверх.

Я убираюсь, снимаю окровавленную рубашку и смываю с себя накопившуюся за ночь усталость.

Я натягиваю футболку с длинными рукавами и черные брюки, как будто не собираюсь спать.

Когда я смотрю на свою кровать и вспоминаю, где я провел прошлую ночь, я ловлю себя на мысли о красоте моего ребенка.

Сон — это самое далекое от моих мыслей, но замена стресса трахом — это еще одна проблема сама по себе. Последнее, что я хочу сделать, это стать зависимым от своей няни.

Теперь, когда я подумал о ней, я хочу ее увидеть.

Она уже знала, что меня сегодня не будет, но мне нужно изменить планы. Хотя бы просто увидеть ее.

Когда я дохожу до комнаты Мии и открываю дверь в арку, я слышу слабую мелодию пения. Я чувствую себя так, будто попал в диснеевский фильм, и когда я вижу, как Люсия читает Мии, которая свернулась калачиком в углу комнаты, со мной что-то происходит.

Что-то не поддающееся определению, что я могу только попытаться описать как перенесение в фантазию. Как будто какое-то заклинание заперло мои тяготы у двери, запретив им следовать за мной.

В то же время, невинность, как женщина, держащая моего ребенка напротив себя, я знаю, что мне не нужен был крепкий напиток. Все, что сделало виски, это сняло остроту. Мне нужно трахаться.

Я хочу снова трахнуть Люсию.

Мой пульс подпрыгивает, когда мой взгляд скользит по ее телу в этой пудрово-розовой ночной рубашке. Цвет усиливается ее сияющим оттенком. У нее V-образный вырез, который дает мне как раз нужный вид на ее грудь. Я могу сказать, что она не носит бюстгальтер.

Я окидываю взглядом эти стройные ноги и вспоминаю, как они обнимали меня, пока я снова и снова вбивался в нее, а она выкрикивала мое имя.

Мне нужно снова ее почувствовать, снова ее услышать.

Почувствовав на себе тяжесть моего взгляда, она поднимает голову и прекращает читать, заметив меня.

Я вхожу в комнату, и ее щеки краснеют.

Не утруждая себя тем, чтобы скрыть свои похотливые мысли в том, как я смотрю на нее, я смотрю. Я знаю, что она знает, что я хочу секса.

Больше всего на свете я хочу убежать от реальности внутри нее.

Я хочу погрузить свой член в ее теплое тело и потеряться в ее прикосновениях.

Судя по тому, как она на меня смотрит, я думаю, у нее та же идея.