Безжалостный король

Глава 4

Люсия

О, тепло все еще разливается по моему телу даже от одного рукопожатия.

Я не думаю, что когда-либо видела более идеального человека.

Глаза цвета вороньего крыла устремлены на меня, а полные симметричные губы изгибаются в подвижной улыбке.

Его лицо состоит из углов с высокими экзотическими скулами и точеной челюстью, которую можно увидеть у сказочного принца. Яркое утреннее солнце освещает его кожу, создавая впечатление, будто солнце поцеловало ее и придало ей бронзовый оттенок.

Седые пряди в его бороде, линии роста волос и висках только подчеркивают его красоту и силу в том, что я могу видеть в остальной части его тела. Как будто подчеркивая, что его совершенство пришло с возрастом, и он будет выглядеть все лучше и лучше, и сексуальнее, чем старше он станет. Серебряное кольцо в ухе немного его укрощает, добавляя ему стиля, но также вызывая в моем сознании образ пирата. Это дает представление о том, каким завоевателем-королем картеля он является.

Конечно, мне дали фотографию Алехандро Рамиреса до того, как я пришла на это злополучное интервью. Так что я уже знала, что он выглядит как бесшовная смесь Антонио Бандераса и моего любимого мексиканского актера Эдуардо Верастеги. Алехандро — это то, как они выглядели бы, если бы были одним человеком.

Ясный образ заставляет меня задуматься, действительно ли я застряла в извращенной интерпретации темной сказки. Где он принц, а я злодейка, или, может быть, все являются антитезой добра в этой истории.

Мне просто не повезло, что я питаю слабость к мужчинам постарше, но не знаю, кто бы не испытывал слабость к этому парню.

Я пытаюсь успокоить нервы и держать мысли под контролем, пока он смотрит на меня. Я также пытаюсь не пускать слюни и напоминаю себе, зачем я здесь.

Папа.

Это мой шанс спасти его. Это нога в двери, возможность, за которую я была благодарна, когда мне позвонили несколько дней назад и пригласили сюда. Я не могу все испортить.

Было бы проще, если бы Алехандро Рамирес не был таким нелепо красивым.

Я смотрю на него, но я знаю, что он тоже смотрит на меня, но, как и El Diablo, я чувствую, что Алехандро не тот, кем кажется.

В его красоте есть опасный элемент. Он таится в его глазах и исходит от него в его полностью черной одежде. Он предупреждает меня, чтобы я боялась. Он предупреждает меня, чтобы я бежала в другом направлении, а не сидела здесь и не продавала остаток своей души погибели.

Однако все эти предупреждения мне придется игнорировать.

Он отводит взгляд и тянется за моим резюме, которое я вижу.

— Могу ли я называть вас Люсией? — спрашивает он, возвращая взгляд на меня. Его голос звучит лишь с легким акцентом. Я ожидала, что он будет звучать глубже из-за его внешности.

— Конечно.

— Впечатляющее резюме.

— Спасибо. — Я уверена, если бы папа не применил магию, чтобы заполнить пробелы в моих записях о колледже и медицине, Алехандро не считал бы, что во мне есть что-то впечатляющее. Даже со всем, что я сделала.

— Итак, расскажи мне о себе и что привлекло тебя в этой работе?

Хорошо. Я могу рассказать о себе и о самой работе.

Я не совсем уверена, что скажу о том, что привлекло меня в этой работе, но я что-нибудь придумаю. Что-нибудь правдоподобное, помимо очевидного, что за эту работу платят кучу денег, и на то есть причина.

Полмиллиона в год за работу няней с проживанием и кем бы он ни хотел, чтобы я стала. Полмиллиона в год, которые пойдут на счет и будут отложены на погашение долга моего отца. Я не получу ни цента из этих денег, и черт знает, что этот человек захочет, чтобы я сделала.

Вот почему El Diablo намекнул, что мне придется использовать свое тело, чтобы получить работу. Но он имел в виду получение работы, а не части после.

Я с трудом сглатываю, выталкивая свои тревоги из головы. Затем я начинаю рассказывать о себе и своем опыте работы с детьми во время колледжа и после.

— Мне всегда нравилось работать с детьми, — продолжаю я, видя, что он занят. — Особенно с языками как со специальностью. Я хорошо отношусь к дошкольному образованию, но у меня есть склонность к преподаванию языков, особенно двуязычным и многоязычным детям. Это было первое, что привлекло меня в этой роли.

Мое сердцебиение ускоряется, когда что-то нечитаемое мелькает в его глазах. Его взгляд на мгновение падает на мои губы, прежде чем он улыбается, открывая ямочки, столь же греховно прекрасные, как и он сам.

— Ты говоришь на семи языках.

— Да. Единственный язык, о котором я жалею, что не выучила, — итальянский, но когда-нибудь я это сделаю. — Я поражена тем, насколько я похожа на себя прежнюю.

— Может быть, я смогу тебя научить.

Искренняя улыбка приподнимает уголки моих губ. — Вы говорите по-итальянски?

— Да. Это один из пяти языков, на которых я говорю.

— А какие еще?

— Ну, как и ты, я говорю на испанском, португальском, русском и английском языках.

— Это тоже впечатляет.

— Я рад, что мы оба впечатлены друг другом. У меня дома вы услышите смесь английского и испанского. Никто толком не говорит по-португальски. Кроме меня, когда я хочу что-то сказать. Мы все родом из Аргентины.

— Ух ты, — размышляю я. — Этого не было в файле, который я получила, и я искренне очарована. Так же, как и изучением языков. — Я бы с удовольствием поехала в Аргентину. Мне с трудом верится, что я в Бразилии, и я хотела бы, чтобы обстоятельства моего пребывания здесь были другими.

— Это прекрасное место.

— Могу себе представить. Вы в основном говорите по-английски?

— Да, когда я не работаю. Моя мать была англичанкой, буквально из Англии.

Я знала эту часть. Мне пришлось практически изучить этого человека, прежде чем приехать сюда, словно я готовилась к экзамену. Мне дали библиотеку информации о нем и сказали читать и впитывать как можно больше, потому что, как только я приеду в Бразилию, я не смогу ничего взять с собой. Было бы рискованно даже держать это в отеле.

— Это действительно круто. — Круто? Я звучу так по-детски, но это потому, что я застряла, и я сказала все, что могла сказать, что можно считать безопасным. Судя по его взгляду, мы поговорим о работе немного больше, и он не собирается просто верить, что моя любовь к языкам привлекла меня в этой роли.

— Я заметил, что ты не так давно работаешь в начальной школе Нью-Йорка, и ты очень хорошо отзывалась о своем времени там. Разве ты не будешь скучать по работе в школе?

— Да, определенно. — Я буду скучать по работе там так же, как скучаю по себе старой. — Дети были потрясающими, и я работала со многими двуязычными детьми. Однако эту работу я не могла упустить.

Оправданием для моей отставки, которое дал мне этот ублюдок El Diablo, было то, что мой отец был болен, и мне нужно было ухаживать за ним. По крайней мере, мой год упорной работы в школе не остался незамеченным, и директор предложил освободить для меня место, когда я решу вернуться. Это предложение признательности — единственное хорошее, за что я держусь.

— Не слишком ли далеко Бразилия от Нью-Йорка для тебя?

Вот оно. Время плясать вокруг правды или лгать путем умолчания.

— Я отлично провела там время, но когда я увидела эту работу, мне пришлось подать заявку. К тому же, кто бы не хотел работать в Бразилии?

Я уверена, что дело не только в дрожи в голосе, которая заставляет меня звучать неуверенной.

— И деньги тебя не прельщали? — Он резко изгибает бровь, и у меня возникает ощущение, что все это время, пока мы разговариваем, он оценивает меня и пытается понять по моим словам.

Отлично. Что он думает?

Что я могу сказать, кроме правды? Я знала еще до того, как села в самолет, чтобы прилететь сюда, что не смогу обмануть этого человека.

— Конечно, — заикаюсь я. — Плата была крайне заманчивой. Это довольно большая сумма.

Отложив мое резюме, он закатывает рукава рубашки вверх по своим толстым, твердым как камень предплечьям, обнажая татуировки чернильно-черных скорпионов, змеящихся по его коже. Футболка и так показывала, как он сложен, теперь у меня есть лучшее представление.

Сложив руки, он ставит локти на стол и задумчиво смотрит на меня.

— Знаешь, почему такая высокая зарплата, Люсия?

Я выравниваю дыхание. — Да, знаю.

Его взгляд снова падает на мои губы, и мне интересно, о чем он думает. У меня на них нюдовый блеск. По сладострастному блеску в его глазах я уверена, что его завораживает не цвет.

— Итак, ты знаешь все требования к работе? — Его глаза снова смотрят на меня, и они становятся темнее от желания, которое почти заставляет меня забыть, зачем я здесь.

— Да, знаю.

— Ты подписала формы согласия?

— Да. — Да, я подписала свое тело. Это было частью стоимости спасения моего отца. Было две формы. Одна для моего собеседования, а другая для работы, если я ее получу.

Он поднимается на ноги, и у меня перехватывает дыхание, когда я осознаю, насколько он высок.

Мое тело снова нагревается, и внезапно температура в комнате резко подскакивает, как будто кто-то закрыл окно и включил отопление. Быстрый взгляд налево на открытое окно подтверждает, что ничего подобного не произошло. И это Сан-Паулу, а не Нью-Йорк зимой, так что в этом офисе не должно быть никакого отопления.

Этот огонь исходит от него. От нас. От неподходящей химии, которую я никогда раньше не чувствовала. Химии, которую я не уверена, что должна чувствовать, учитывая, что я лгу.

Алехандро подходит ко мне и, прислонившись к краю стола, пристально смотрит на меня.

Его взгляд усиливается, когда я вытягиваю шею, чтобы посмотреть на него, и я обнаруживаю, что могу потеряться в этом взгляде. Полностью потеряться в том, как он овладевает мной со смесью очарования и похоти.

Я не помню, когда в последний раз на меня кто-то так смотрел. Если вообще смотрел.

Мои последние отношения — это те, которые я не хочу вспоминать. Никогда. Я получаю доступ только к части тех воспоминаний, потому что взгляд Джеймса, когда мы впервые встретились, был достаточно близок к взгляду, который Алехандро бросает на меня сейчас.

Мне не нужно знать Алехандро Рамиреса, чтобы понять, что он совсем не похож на Джеймса или любого другого мужчину, о котором я могла бы мечтать, и если бы не эта ситуация, я бы никогда не встретила такого мужчину, как он.

— Положи сумку и встань, — бормочет он медленным, почти чувственным голосом.

Его плавный баритон скользит по моему телу, словно теплый мед, и мое сердце застревает в горле, когда меняется настроение.

Я делаю, как он говорит, и пытаюсь унять дрожь в руках.

Стоять рядом с ним — это как быть рядом с Халком. Он на фут выше меня, а его тело может составить два моих, и даже больше, с его мускулами.

— Что ты обо мне знаешь, Люсия? Я полагаю, ты бы не стала претендовать на такую должность, не поинтересовавшись сначала у своего потенциального работодателя.

Я быстро нахожу информацию, которую помню о нем. Первое, что приходит мне на ум, — это картель, но я не могу об этом говорить. Ни за что. Даже среди наркоманов с ебанутыми мозгами, с которыми я общалась, обсуждения организованной преступности и преступных группировок велись шепотом. Я знаю, что нужно быть осторожной.

Итак, как мне ответить на этот вопрос?

Помимо того, что он король картеля и все, о чем мы уже говорили, я знаю об Алехандро Рамиресе то, что ему сорок восемь, недавно он стал опекуном своей племянницы после смерти ее родителей и владеет большинством компаний по развитию недвижимости. Он фактически владеет этим полушарием. Бог знает, каков его чистый капитал. Возможно, было бы безопаснее поговорить о бизнесе.

— Вы владеете Equibras и рядом других компаний в Бразилии и Аргентине.

— Верно. Что-нибудь еще? — Он наклоняется ближе и улыбается шире. Это зубастая улыбка. Такая, какую я могла бы себе представить у акулы перед тем, как она съест свою следующую трапезу. Меня окутывает сандаловый аромат его одеколона и его запах — это сила, контроль, доминирование.

Влечение. Его влечет ко мне, а меня к нему. Влага, стекающая между моих бедер, является доказательством этого, и это знание ужасает меня.

Меня к нему влечет, но я также боюсь.

— Что-нибудь более зловещее, Люсия? — добавляет он.

Он смотрит на меня сейчас так, будто знает, что я знаю о картеле, и хочет, чтобы я об этом рассказала. Если так, то что, черт возьми, мне сказать?

Я на мгновение задумалась, как мне поднять эту тему. Если я буду танцевать вокруг, давая ответ, я могу потерять этот шанс.

Меня посещает невероятная мысль, что это может быть первым шагом к сближению с ним — быть откровенной, насколько это возможно, и не держать его за дурака.

Теперь, когда я об этом думаю, это не кажется таким уж неправдоподобным. Поэтому я делаю неглубокий вдох и смело беру на себя задачу сказать ему то, что, по моему мнению, он хочет услышать.

— Я поискала в Google и, гм… нашла некоторые подробности о вас и картеле.

Хорошая мысль, Люсия.

Мне дали ноутбук и сказали поискать Алехандро. Там были статьи о Картеле Рамиреса. Не так много, и не прям скандальные, но достаточно.

Теперь, когда я с ним познакомилась, я уверена, что у него есть средства стереть то, что он не хотел бы выносить на публику. Поэтому я полагаю, что то, что я увидела, должно быть увидено.

— Ты читала статьи?

— Да, но поскольку они мало что сказали, я многого не знаю. — Это правда, и он это видит.

Слава богу, он, похоже, удовлетворен моим ответом.

— Ты знаешь достаточно для моего удовольствия. Моя связь с картелем пугает тебя, Люсия? Знай, что ты будешь в моем доме. И в моей постели.

У меня перехватывает дыхание, когда он приковывает свой взгляд к моему. Я представляю себя в его постели и все то, что он может со мной сделать.

Учитывая то, что случилось со мной и моим отцом, я не должна чувствовать ничего близкого к тому возбуждению, которое я чувствую. Но я чувствую. Это то, что я не могу отрицать, и он только что задал мне еще один вопрос, на который я не уверена, как ответить чем-то, кроме правды.

— Да.

Его губы кривятся, и он движется к раковине моего уха.

— Не волнуйся, я не причиню тебе вреда, если ты этого не захочешь. Это совсем другой вопрос, о котором мы сможем поговорить, если ты получишь эту работу.

Если я получу работу.

Это нехорошо. Если бы я была близка к получению работы, он бы не говорил о том, если бы.

— Что мне нужно сделать?

Он отходит, и в его глазах снова появляется злой блеск с ноткой греха.

— Переходим к следующему этапу интервью. Ты готова к этому, Люсия?

— Да.

Он прижимает указательный палец к моей нижней губе и проводит по ее изгибу.

— Просто для ясности, Люсия Феррейра. — Он замолкает на мгновение, приподнимая прядь моих волос, когда наклоняется ближе. — Разрешено мне прикасаться к тебе так, как захочу, и делать с тобой все, что захочу?

— Да.

— Хорошая девочка. А теперь разденься для меня.