Дорога к турбазе шла через сосны — высокие, ровные. Их стволы отражались в стекле чёрными линиями, будто рисовали предупреждение, которое я ещё не понимала.
Машина плавно въехала на территорию. Ровные дорожки, аккуратные домики, стеклянный банкетный павильон в центре — всё выглядело идеально.
Коул припарковал машину у главного здания, заглушил мотор и посмотрел на меня так, будто проверял готовность перед прыжком в пустоту.
— Глубоко вдохни, — сказал он тихо. — И не пытайся понравиться им.
— Спасибо за совет, — выдохнула я, — учитывая, что я, похоже, тут лишняя.
Он чуть дернул подбородком, будто хотел что-то добавить, но открыл дверь первым и вышел. Я последовала за ним.
Во дворе уже стояли люди — пару мужчин в дорогих пальто, и дне женщины в идеально подобранной одежде и шарфах, разговаривающие негромко, но с той характерной манерностью, которой обладают только те, кто никогда не задумывался о цене вещей вокруг.
Среди них — родители Кая. Его мать заметить было невозможно — высокая, статная, с идеальной осанкой и ледяным профилем, который мог бы стать логотипом элитного бутика. Его отец — сдержанный, сухой, будто выточенный из того же материала, что и домики вокруг.
Они разговаривали с парой Томсенов — друзей семьи, судя по тому, как тепло они обменивались приветствиями. Пару раз я видела о них статьи с фото, поэтому узнала безошибочно. Тут были родители семейства и их сын.
И тут их взгляды упали на нас. Сначала — на Коула. Потом — на меня.
Одна секунда. Вторая. И я увидела всё.
Улыбки у них остались прежними, но глаза — нет. Едва заметное расширение взгляда. Микропауза между вдохом и выдохом. Небольшой, почти невидимый перекос угла губ у матери Кая.
Они не знали, что я приеду.
Коул это заметил тоже. Он даже не повернул головы в мою сторону, но я почувствовала — его внимание резко обострилось.
Мать Кая приблизилась первой.
— Коул, — сказала она мягким голосом, который никак не совпадал с её взглядом. — Мы думали, что ты поедешь один.
Он ответил спокойно, почти лениво:
— Изменились планы.
Она перевела взгляд на меня — вежливо, холодно, с идеально отмеренной степенью любопытства.
— Рен. Как… неожиданно. Мы рады, что ты с нами.
Ложь была такой тонкой, что казалось даже грубо указывать на неё вслух.
— Спасибо, — я кивнула. — Я… рада, что смогла приехать.
Отец Кая молчал. Но его взгляд скользнул вниз — по моим ботинкам, джинсам, куртке — и вернулся к лицу с таким спокойствием, что от него становилось неприятнее, чем от открытого презрения.
Томсены стояли рядом.
— Коул, — сказала женщина певучим голосом, — ты опять никого не предупредил? Как всегда делаешь все так, как хочешь.
Коул посмотрел на неё так, что она тут же замолчала, будто нажали на невидимую кнопку.
— Я никому ничего не должен, — произнёс Коул ровно. — Тем более объяснять, кого привожу.
Его мать чуть напряглась. Отец перевёл взгляд на сына Томсенов — рослого парня лет двадцати четырёх, который стоял с руками в карманах и смотрел на меня слишком долго, будто пытался понять, что вообще делает здесь.
Я почувствовала, как неприятная дрожь пробегает по позвоночнику.
Коул заметил. Он чуть повернул голову, посмотрел на меня.
— Пойдём. Я покажу домик, — сказал он. — Тебе нужно оставить вещи.
Произношение было нейтральным. Но по выражению лиц семьи стало ясно: они хотели продолжить разговор. Он — нет.
Мы шли по дорожке. Дождь уже высох полностью, воздух был свежий, но я всё ещё чувствовала липкое тянущее напряжение за спиной — будто взгляд матери Кая впечатывался между лопаток.
— Они правда не знали, — сказала я тихо, не выдержав.
— Конечно не знали, — Коул даже не удивился. — Кай всегда пытается сгладить углы. Но углы — это всё, чем живёт эта семья.
— Они… были недовольны?
— Они были собой, — бросил он холодно. — Этого достаточно, чтобы понять всё остальное.
Мы подошли к одному из отдельных домиков — деревянному, большому, с широким крыльцом.
Коул открыл дверь первым, вошёл, проверил быстро взглядом комнаты — будто оценивая пространство.
— Здесь, — сказал он. — Четыре спальни.
Он прошёл чуть дальше, открывая дверь..
— Это твоя и Кая. Дальше по коридору моя, — уже указал рукой. — Потом сынка Томсенов. И это… — он чуть скривил губы, — комната Томсеновской принцессы.
Я фыркнула едва слышно — слишком метко прозвучало.
— У них есть дочь?
— Да, — сказал он спокойно. — Кай как раз должен ее привезти.
Я пыталась скрыть свое раздражение и сильнее сжала руки в кулак.
— А ты? — я кивнула на третью комнату.
Он пожал плечами.
— Я здесь. Так решил отец. Якобы удобнее. На самом деле — чтобы контролировать.
Я замерла. Сердце ударилось о рёбра.
— То есть мы все в одном доме? Ты, я и… они.
— И она, — закончил он без тени эмоций, давая понять, что подметил то, что сильнее всего меня зацепило. — Да.
— Прекрасно, — выдохнула я.
Коул посмотрел на меня — и впервые за утро в его взгляде появилось что-то похожее на мягкость. Тонкую, скрытую, но настоящую.
— Тебя это пугает?
— Нет, — ответила я честно. — Просто… давит.
— Давление они любят. Это их любимый элемент.
Он подошёл ближе — на шаг, не больше, но этого хватило, чтобы воздух между нами стал плотнее.
— Но ты справишься.
— С чего вдруг такая уверенность? — спросила я.
Он чуть наклонился. Голос стал ниже.
— Потому что позавчера ты пошла на то, чего половина студентов твоего курса не выдержала бы. И сегодня — пришла сюда. Хотя знала, что тебе придётся столкнуться с этим.
Я сглотнула. Его слова прозвучали слишком честно.
— Это комплимент? — выдавила я.
Он скривил губы в тени почти-улыбки.
— Нет. Констатация факта.
И в этот момент дверь домика открылась. Кто-то шагнул внутрь.