Брат моего парня

31

Ветер шевельнул стенки беседки, но холод до меня почти не доходил — всё перекрывал жар от его тела. Коул стоял слишком близко. Слишком. Словно ещё полшага — и между нами уже не будет воздуха.

Его взгляд скользил по моему лицу, будто изучал не черты, а реакцию — что именно во мне дрожит, что рвётся наружу, что я пытаюсь спрятать под злостью.

— Ты хочешь, чтобы я остался, — повторил он тише, уже не споря, не утверждая, а будто констатируя факт, который мы оба давно знали.

— Перестань… — выдохнула я.

— Скажи «уйди», — произнёс Коул медленно. — И я уйду.

Я не смогла. Горло сжалось, как будто слова там застревали намертво.

Его тень накрыла меня почти полностью. Я чувствовала, как у него поднимается и опускается грудь — мерно, ровно, но внутри этой ровности жила напряжённая, звериная настороженность.

— Ты не скажешь, — тихо добавил он.

— Потому что ты сам всё за меня решаешь, — прошипела я, пытаясь отступить. Хотя бы на сантиметр.

Он шагнул ровно на этот сантиметр вперёд.

— Я ничего не решаю. — Его голос был низким, опасно спокойным. — Я просто отвечаю на то, что ты чувствуешь.

— Ты ничего не знаешь о том, что я чувствую, — вырвалось у меня.

— Правда? — Он подался ближе, так что его лоб почти коснулся моего. — Тогда почему у тебя дыхание сбилось?

У меня словно обожгло грудь изнутри.

Он видел. Он слышал. Он чувствовал каждую ноту моего тела так, будто оно говорило громче слов.

— И почему ты не уходишь? — продолжил он, почти шёпотом. — Почему стоишь так… будто ждёшь, когда я дотронусь?

Мои пальцы дрогнули.

— Ты ошибаешься, — прошептала я.

— Нет. — Он накрыл мою руку своей, медленно, будто давал мне шанс отдёрнуться.

Но я не дёрнулась.

Тепло его ладони прожгло через кожу, и от прикосновения у меня перед глазами чуть потемнело. Мир сузился до одной точки — «он касается меня».

Коул провёл большим пальцем по моей руке — невесомо, но внутри всё сжалось, будто он нажал на нерв, который я годами пыталась не трогать.

Он отпустил кружку из моих пальцев — она тихо стукнула о столешницу — и обе его руки оказались у меня по бокам, словно отрезая пути отхода.

Я чувствовала его дыхание на губах. Чувствовала дрожь собственных коленей. Чувствовала, как всё, что мы держали внутри так долго, поднимается к поверхности, как раскалённая лава.

— Если ты хочешь, чтобы я остановился, — прошептал он, — скажи это сейчас.

Я не сказала.

Потому что в этот момент внутри меня ожило всё, что я так яростно отрицала. Желание, которое было не вспышкой — оно было накопленным, застарелым, сильным настолько, что мне стало страшно от самой себя.

Он медленно коснулся моих волос, пропуская пряди между пальцами, ласково, как будто изучал их текстуру, но в этом движении была не нежность. Скорее напряжение, сдержанное на грани.

— Ты меня сводишь с ума, — выдохнул он, прижимаясь лбом к моему. — И хуже всего то, что ты даже не пытаешься этого делать.

Мой голос сорвался ещё до того, как я открыла рот:

— Коул…

Его лоб всё ещё касался моего, и этот контакт был сильнее любого прикосновения. Он держал меня так, будто мир сузился до нашего общего дыхания — смешанного, неровного, горячего.

Мои пальцы сами нашли его футболку, сжали чуть сильнее, чем нужно — так, будто я держалась за неё не для опоры, а потому что отпустить было невозможно.

Коул резко вдохнул — коротко, словно это прикосновение было ударом. Его руки легли на мою талию — горячие, уверенные, крепкие — и в тот же миг моё тело будто перестало слушать разум. Я потянулась вперёд на долю секунды раньше, чем он.

Поцелуй случился как падение.

Не мягкое. Не выверенное. Не осторожное.

Он врезался в меня так, будто держал это внутри слишком долго. Будто всё напряжение последних лет, все скрытые взгляды, все несказанные слова — прорвались в один миг.

Я почувствовала, как у меня перехватывает дыхание, как уходит почва под ногами, как губы становятся горячими, как пальцы цепляются в его одежду, будто я боялась, что он исчезнет прямо из рук.

Он притянул меня ближе, настолько близко, что между нами не осталось воздуха. Поцелуй углубился — резкий, требовательный, но в нём была такая ярость сдержанного желания, что у меня дрогнули колени.

Мои руки поднялись выше, к его шее, и я почувствовала, как он вздрогнул, чуть подался вперёд, будто хотел поглотить меня целиком. Его ладонь легла на мою поясницу, и это легкое давление отправило волну жара вверх по позвоночнику.

— Рэн, — прошептал он, прижимая меня к себе так, что это было ближе, чем близко. — Скажи, чтобы я остановился. Пожалуйста.

Это «пожалуйста» прозвучало как последнее усилие альфы удержать себя.

Я посмотрела ему в глаза. Они были тёмные, почти черные в полумраке — слишком честные, слишком оголённые. И я поняла: если я сейчас отвернусь — он уйдёт. Если скажу «нет» — каждая клетка моего тела будет противостоять.

Я дотронулась до его лица, большим пальцем провела вдоль линии скулы — медленно, дрожа.

Он выдохнул резко, глухо, будто что-то внутри него сорвалось с цепи.

Следующий поцелуй был еще более требовательным. Его руки подняли меня так, будто я была невесомой, и мои ноги сами скользнули вдоль его бёдер. Он прижал меня к себе, а спиной к столбику беседки. Мир стал горячим, ослеплённым, сведённым к его прикосновениям.

Целовал меня жадно, отчаянно, как человек, который слишком долго держал себя на поводке и теперь не мог остановиться. Глубже и сильнее, так, будто хотел запомнить вкус, дыхание, дрожь моих пальцев.

Я чувствовала каждый его вдох, каждый напряжённый мускул, каждое движение пальцев.

Когда я снова оказалась на ногах, его ладони скользнули под мою одежду, едва касаясь кожи, но от этого прикосновения у меня перехватило дыхание так резко, будто из легких выбили весь воздух.

— Я не смогу быть осторожным, — он прошептал мне в губы, почти срываясь на хрип. Слова ударили глубже, чем его поцелуи.

Я не знала, хочу ли осторожности. Я знала только, что его руки на моей талии — правильнее любого выбора, который я пыталась сделать до этого.

Ветер ударил резким порывом. Свет лампы чуть дрогнул. Коул поднял голову, на секунду пытаясь выровнять дыхание, будто собирался отпустить меня… но его пальцы всё равно держали мою талию крепче, чем нужно.

И я почувствовала, как внутри что-то окончательно проваливается — страх, сомнения, весь этот глупый самоконтроль.

Я коснулась его губ ещё раз — медленно, как ответ, который нельзя спутать. — Я не собираюсь выходить замуж за Кая. Он знает об этом. Я ему отказала, — признание вырвалось спутанным и сумбурным.

Его зрачки расширились так, будто тьма вошла в них.

Следующее движение было не резким — решительным. Он обхватил меня под коленями, вновь поднимая на руки. Я вдохнула резко, вцепилась ему в плечи, чувствуя, как мышцы напряглись под моими ладонями.

— Я отнесу тебя к себе, — сказал он тихо, даже не спрашивая. Тон был таким, как если бы он наконец позволил себе сказать то, что хотел давно.

Мой стук сердца чувствовался через его грудь… или это билось его, я уже не различала.

Ночь обдала кожу туманным холодом, но жар его тела делал меня почти нечувствительной к этому. Он шёл быстро, уверенно, будто боялся, что если замедлится — я одумаюсь. А я… я не хотела одумываться. Я впервые за долгое время не хотела ничего контролировать.

Когда до дома оставалось несколько шагов, он остановился. Придержал меня на руках чуть крепче, чем нужно. Вздохнул — тяжело, будто из последних сил удерживал себя от того, чтобы прижать меня к стене прямо здесь, под открытым небом.

— Последний шанс сказать «нет», — выдохнул он, глядя мне в глаза. — Я должен его дать.

Его голос дрожал от наката желания, которое он не мог больше прятать.

Я провела пальцами по его щеке, по линии его губ. И покачала головой.

— Поздно.

Его дыхание сорвалось.

Он вошёл в дом быстро, почти беззвучно. Коридор поглотил нас мягким полумраком. Дверь за спиной закрылась — тихо, но как щелчок капкана, отрезавший всё внешнее.

Я знала, что сейчас здесь никого нет. Хотя, казалось, что даже если бы кто-то был, меня бы это не остановило.

Коул поставил меня на ноги только в своей комнате, но не отпустил — его ладони остались на моей талии, будто боялся, что я исчезну, если он разожмёт пальцы.

Тепло его рук скользнуло выше. Он накрыл моё лицо ладонями, поцеловал — жадно, голодно, так, будто собирался выпить воздух из моей груди.

И между этим поцелуем, его дыханием, моими пальцами на его шее стало ясно: назад дороги нет.

Его ладони обхватывали моё лицо, затем спускались к шее, к плечам, к талии — каждое движение становилось глубже, настойчивее, увереннее. Я чувствовала, как он дрожит, будто от того, что слишком долго держал себя в руках.

Его губы скользили по моим, потом ниже — к подбородку, к шее, и от этих поцелуев у меня подкашивались ноги.

— Коул… — выдохнула я, не узнавая свой голос. Тихий, сорванный, будто принадлежал не мне.

Он остановился на секунду, только чтобы посмотреть на меня. Взгляд был тёмным, глубоким — почти болезненным от желания.

— Я думал, ты будешь отталкивать, — признался он. — А ты притягиваешь.

— Я сама не знаю, что со мной… — прошептала я.

— Я знаю. — Он наклонился к моему уху, и от его дыхания у меня по спине пробежал жар. — Ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя.

Я хотела возразить — по привычке, по инерции, ради защиты, которой уже не существовало. Но мои пальцы сами нашли его затылок, погрузились в волосы, притянули ближе.

Это было ответом. Единственным, который имел смысл.

Он поймал моё запястье, провёл мою ладонь к своей груди — там, где сердце билось резко, сильно, неровно.

Я чувствовала. И его пульс, и свой. Они били в одном ритме, сбиваясь, догоняя друг друга, как два зверя.

Даже не помню, когда мы оказались без верхней одежды.

Он взял меня за бедра и поднял, так что я оказалась на уровне его губ. Мои ноги сами обвили его талию — тело знало лучше, чем разум, куда ему двигаться. Коул крепко удерживал меня, словно я была в его руках чем-то невероятно ценным, хрупким — и необходимым.

Мы рухнули на кровать.

Матрас поддался, и он оказался сверху — горячий, тяжёлый, реальный. Его ладонь легла рядом с моим лицом, другая медленно скользнула по моим рёбрам, поднимая волну мурашек до самого горла.

— Рэн… я не смогу быть сдержанным, — сказал он низко, почти шёпотом. — Я слишком долго этого хотел.

У меня внутри что-то дрогнуло — не страх, а еще более сильная волна возбуждения.

— Я не хочу сдержанности, — ответила я. — Я хочу тебя.

Он закрыл глаза на секунду — будто от этих слов у него сорвался последний замок. Когда он открыл их опять, в зрачках не осталось ничего, кроме зверского желания.

Его руки легли на мои бёдра, пальцы впились чуть сильнее, чем нужно, но это была приятная боль. Моё тело выгнулось ему навстречу.

Коул наклонился, провёл губами по линии моего горла — не мягко, а так, словно проверял, где моё тело отзывается сильнее. Нашёл точку под ключицей, задержался там чуть дольше, чем нужно. Его пальцы прошли по моей талии уверенно, почти требовательно, повторяя изгибы, будто хотел запомнить каждую линию.

Его пальцы скользнули к подолу моей одежды резким, уверенным движением — как будто он отбрасывал последнее, что стояло между нами.

Он стянул ткань с меня быстрым движение— смесь нетерпения и осторожности. Моя кожа вздрогнула от прикосновения прохладного воздуха, и в тот же миг его ладони закрыли этот холод, горячие, сильные, слишком уверенные.

— Красивая… — выдохнул он так тихо, что я почувствовала слова скорее кожей, чем ушами.

Коул наклонился и поцеловал грудь — коротко, горячо, будто отмечал каждую часть, до которой добрался. Его губы двигались по коже в медленных, уверенных ударах, а пальцы — напротив — работали чуть неровно, выдавая, насколько он возбужден.

Он потянулся к собственной футболке, ухватился за край… и стянул её через голову одним резким, злым движением, будто она мешала ему дышать. Я задержала дыхание, когда увидела, как напряглись мышцы его плеч, как дрогнули линии живота — он был красив в этой небрежной, живой ярости.

— Нравится? — бросил он с полуусмешкой, но голос всё ещё дрожал.

— Возможно, — прошептала я.

После этого ответа он снял с себя штаны и боксеры. У меня полностью перехватило дыхание и я не сдержавшись закусила губу, ощущая как между ног свело еще сильнее. Я видела, что он наблюдает и наслаждается этой реакцией,

Его руки снова нашли мою талию — крепко, уверенно, будто он держал меня за что-то большее, чем тело. Он провёл ладонью вверх, поднимая оставшуюся ткань медленно, будто нарочно замедляя движение, чтобы я чувствовала каждый сантиметр.

Он смотрел мне в глаза, пока снимал остатки одежды, и в этом взгляде было всё: опасность, желание, признание, против которого он слишком долго боролся.

Все происходящее ощущалось так сильно, что я путалась.

Я была слишком мокрая, когда ощутила его член между своих ног. Но даже не думала смущаться этого. Наоборот наслаждалась тем, каким зверским огнем загорелись его глаза, когда он это почувствовал.

Когда Коул вошел в меня мой мир будто бы разрушился.

Его тело двигалось так уверенно, будто знал, как именно я чувствую и хочу. Каждый его выдох, каждый нажим, каждое движение — грубое и сильное — проходил сквозь меня волной, заставляя терять ориентацию в собственных ощущениях.

Коул не был сдержанным. Он был горячим, резким, требовательным.

Его движения были глубокими и полностью завладевающими, но в них ощущалась странная, почти бережная осознанность — как будто он подстраивался под меня, под моё дыхание, под моё тело, под мои дрожащие реакции.

Я чувствовала каждую его вспышку желания так сильно, что у меня перехватывало горло. В комнате стоял звук наших дыханий — сбивчивых, рвущихся.

Его пальцы впились мне в бедро так, будто он держался за меня, чтобы не потерять контроль полностью. И в этот момент меня затопило понимание: никто раньше не вызывал во мне такого отклика. Никто. Никогда.

Никто не заставлял моё тело отвечать так быстро, так отчаянно, так честно.

С Коулом это не было просто частью процесса — это было стиранием границ. Его движения внутри меня отзывались не только физически — они будто вырывали наружу что-то давно скрытое, что-то слишком живое.

Он смотрел мне в глаза, пока ритм становился быстрее, глубже, тяжелей. Взгляд не отпускал, не позволял спрятаться. И в этом взгляде было столько желания, что мне казалось — он прожигает кожу.

— Рэн… — выдохнул он, голос сорвался. — Ты… с ума меня сводишь…

Я хотела что-то ответить, но из груди вышел только тихий, сорванный звук — настолько сильной стала волна удовольствия, накатывающая от каждого его движения. Моё тело буквально откликалось ему, настраивалось под его ритм, тянулось навстречу, будто оно без меня знало, как именно должно быть.

Я схватила его за плечи, чувствуя, как под ладонями напрягаются мышцы.

Когда оргазм накрыл, он пришел не как вспышка, а как глубокий, неизбежный провал в жар, в дрожь, в чувство, настолько сильное, что я на миг забыла собственное имя. Коул прижал меня ближе, движения стали неровными, отчаянными, и, кажется, впервые в жизни он не пытался контролировать свои эмоции.

И в тот миг, когда он сам сорвался, его голос… его дыхание… его сильная рука на моей талии…

Я поняла, что такая близость возможна только с ним.

С ним — и ни с кем другим.