Брат моего парня

8

Я сидела на подоконнике в своей комнате и смотрела на двор, где подростки гоняли мяч между облезлыми клёнами. Небо наливалось темными облаками, пахло дождём и железом. Я держала телефон в руках, как будто он мог обжечь. Не включала звук весь день — не хотела слышать ни сообщений, ни звонков.

В дверь постучали. Я не ответила. Он всё равно вошёл.

— Я волновался, — это был Кай. Он закрыл дверь локтем, поставил на стол бумажный пакет. — Я купил тебе ту самую булочку. С корицей. Ты её любишь.

Я кивнула. Села ровнее. В окне отражался Кай — чуть растрёпанные волосы, взгляд на мне, медленная осторожность в каждом движении.

— Как ты? — спросил он.

— Нормально, — ответила. Сухо. Слишком быстро.

Он не поверил. Поставил пакет, подошёл ближе, остановился в шаге.

— Если хочешь — можем просто посидеть. Я помолчу.

Я пожала плечами. Сил спорить не было. Кай сел на край кровати, опёрся локтями о колени. Мы молчали. Где-то вдалеке прошуршали машины.

— Мне надо сказать тебе одну вещь, — осторожно начал Кай, словно проверял лёд под ногами. — Лучше заранее. Чтобы у тебя было время… ну… настроиться.

Я почувствовала, как внутри всё вздрогнуло. Нелепая надежда — что он скажет «всё решилось», «они признали, что соврали», «никто больше не будет тебя трогать» — вспыхнула и погасла.

— Говори, — сказала я.

— Родители приглашают нас на ужин, — произнёс он и сразу же добавил: — Не сегодня. На выходных. В субботу. Просто семейный ужин. Они давно не проводили с тобой время, поэтому тоже будут рады видеть.

Я медленно опустила глаза на свои ладони. Белые полумесяцы от ногтей ещё не рассосались.

— Понимаю, что время… — Кай замялся. — Неудачное. Но я подумал, что… если мы будем вместе, тебе будет проще. Там будет тихо. Никто не станет говорить гадости. Мама умеет… — он улыбнулся краешком губ. — Успокаивать. Папа — не самый мягкий человек, но справедливый. Я предупредил их: ты для меня важна. Они и без того это знают.

Я подняла взгляд. Он говорил искренне.

— Коул будет там? — спросила я сразу же.

Тишина повисла на секунду. Кай перевёл взгляд на мои ладони, потом обратно.

— Скорее всего, да, — сказал честно. — У нас… семейные ужины обычно все вместе, ты же знаешь.

Я кивнула.

— Ты не обязана, — поспешно добавил он. — Если ты не хочешь — я скажу, что ты занята, приболела, уехала. Любая причина. Я разберусь.

«Не хочешь» — звучало смешно. Я не хотела. Каждой клеткой тела не хотела. После сегодняшнего — тем более. Но отказаться значило поставить Кая между мной и его семьёй. Это значило признать слабость. Значило дать Коулу повод усмехнуться. «Испугалась?»

— Я приду, — сказала я. Голос не дрогнул.

— Рэн… — Он чуть наклонился, пытаясь поймать мой взгляд. — Ты уверена?

— Да.

Кай кивнул медленно. Ему хотелось возразить, но он не стал. Он уважал мои решения. Иногда даже слишком.

— Тогда давай подумаем, как тебе будет комфортнее, — быстро сказал он. — Мы приедем пораньше. Если что-то будет не так — мы уедем. В любой момент. Я скажу водителю — быть на связи. И… — он посмотрел на меня с мягкой улыбкой. — И ты будешь рядом со мной. Я не дам…

— Никому, — договорила я за него. — Я знаю.

Он кивнул. Мы ещё немного сидели в молчании, потом он вынул из пакета булочку, развернул, положил на блюдце.

— Ешь хотя бы половину, — попросил он. — И… я бы хотел, чтобы ты поспала сегодня. Хоть пару часов.

Я взяла булочку. Вкус корицы всегда возвращал меня в то лето, когда он впервые принёс её к моему подъезду, потому что «переживал: ты сегодня мало ела». Тогда я смеялась и говорила, что не ребенок. Сегодня — не смеялась.

— Я постараюсь, — ответила. — Спасибо.

Он мягко коснулся моей головы, едва-едва.

— Завтра после пар заеду за тобой. Поедем купить тебе… — он запнулся. — Что-нибудь. Любое платье, которое ты сама выберешь. Не дорогое, не пафосное. Просто то, в чём тебе будет спокойно. Я не буду спорить и уговаривать на дороговизну.

Я подняла взгляд резко.

— Я сама справлюсь.

Он кивнул сразу.

— Конечно. Я не настаиваю. Просто… мы можем вместе. Не потому что я буду платить, а потому что мне хочется быть рядом.

Ночью я не спала. Тикали часы. В голове крутились фразы. «Семейный ужин». «Коул». «Суббота». Каждое слово — как камешек под ребрами.

Я думала о платье. О каблуках. О волосах, которые всегда укладывались по-своему, как им удобно. О ногтях, которые мне негде было привести в порядок, потому что на это всегда находились дела важнее.

Я представляла длинный стол из тёмного дерева. Высокие окна. Хрустальные бокалы. Скатерть, к которой страшно прикоснуться. Мать Кая — спокойная, точная, с безупречной осанкой. Отец — тихий, тяжёлый, с тем взглядом, который не кричит, а давит. И он. Коул. В сером или чёрном, с той самой линией рта, которая никогда не дрогнет, даже когда он врет. Его взгляд, скользящий по мне, как нож вдоль. Лёгкий наклон головы. «Ты решила прийти? Смело». Я знала его слова заранее.

Я перевернулась на бок, прижала ладони к лицу. Под пальцами была горячая кожа. Пульс бился в висках.

Утро встретило меня резким светом и спокойной пустотой. Внутри уже не бушевал шторм — остался только ровный огонь. Та ярость, что помогает держаться. Я встала, заварила самый дешёвый чай. Открыла шкаф. На перекладине висело то, что было: серое, чёрное, вытертое, правильное. Платья — одно, бледно-синее, простое. Я провела по ткани пальцами. Я отложила его на спинку стула.

Днём я пошла на пары. Коридоры встретили меня теми же взглядами. Сегодня я не пряталась. Сегодня я видела каждого, кто шептал, и не задерживала взгляд ни на ком. Лекции прошли терпимо. Кай забрал меня после занятий и предложил поехать в парк. В машине пахло свежей кожей и мятой. Он смотрел на меня боковым зрением, как будто боялся спугнуть.

— Решила, что наденешь? — спросил он.

— Да, — ответила. — Не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — сказал он. — Я всегда в тебе уверен.

Я отвернулась к окну, чтобы ему не пришлось видеть, как моё «стальное» лицо на секунду треснуло.

Суббота наступила слишком быстро. День был холодным. Я проснулась рано. Вымыла волосы. Подсушила, как могла — ровно, гладко, без объёма. Лёгкий тон, чтобы скрыть бессонницу. Чуть туши. Блеск для губ без цвета. Никаких «накраситься иначе» — не сейчас. Я не хотела быть чужой даже самой себе.

Платье сидело как надо — не подчеркивало и не прятало. Я надела тонкий серый жакет — старый, но аккуратный. Чистые кожаные туфли на невысоком каблуке. Волосы собрала в низкий хвост. Посмотрела на себя в зеркало и поняла: этого достаточно.

Кай приехал без десяти пять. В костюме — строгом, но привычном на нём. Он вышел из машины — и на секунду забыл, как дышать. Я видела это по тому, как он моргнул. Тепло в его взгляде было слишком явным.

— Красиво, — сказал он просто. — И… ты.

— Это всё, что есть, — ответила я. — Степендия не скоро, да и вряд ли я потрачу ее на вечернее платье…

— И не надо, — улыбнулся альфа. — Поехали?

Мы ехали молча. В машине играла тихая музыка. Я смотрела в окно на город, который жил своей обычной жизнью, и думала, как странно — одна улица может вести тебя к людям, которые считают, что владеют половиной этой жизни. Меня знобило от кондиционера, но просить теплее — не хотелось. Пусть холод держит в тонусе.

Дом родителей Кая стоял там, где заканчиваются привычные карты. Высокие кованые ворота, охрана, звук шин по гравию. Машина остановилась перед крыльцом. Внутри у меня всё сжалось. Рука Кая нашла мою. Он не сжимал — просто дал точку опоры.

— Помни, — тихо сказал он. — В любой момент — уходим. И я рядом.

— Я знаю, — ответила.

Дверь распахнулась. Вестибюль был светлым, высоким, слишком чистым. Я сняла жакет и почувствовала себя слишком простой. Это чувство я растоптала мысленно, как насекомое. Я была тут далеко не в первый раз, но это чувство преследовало меня постоянно.

Из глубины дома вышла женщина — мать Кая. Она улыбалась тёпло, безупречно, так, как умеют женщины, знающие цену каждому жесту.

— Рэн, мы так рады, что ты пришла, — сказала она и поцеловала меня в щёку. Тёплые пальцы, тонкий аромат. — Проходи, милая.

Я кивнула, сказала «спасибо». Отец Кая появился рядом — высокий, строгий, с тяжёлым взглядом. Он протянул руку, и его рукопожатие оказалось крепким, выверенным. Я выдержала. Мы сделали несколько шагов вглубь. Голоса, приглушённые смехи. Стол сиял белизной скатерти и металлом приборов. Я услышала, как кто-то подходит сбоку — уверенные шаги. Сердце не ускорилось — оно просто стало слышно громче.

Я знала этот шаг.

— Добрый вечер, — прозвучало спокойно.

Я повернула голову.

Коул был в тёмном. Всё, как я представляла: глаза — холодные, спокойные, с едва заметной искрой скуки; линия рта — тонкая, почти строгая; руки — в карманах, как будто ему здесь скучно и слишком легко. За секунду в комнате стало теснее.

— Рэн, — он кивнул, будто отмечая факт наличия. — Рад, что ты нашла время.

«Рад». Я улыбнулась натянуто.

— Рада, что пригласили, — ответила.

Его взгляд скользнул по мне, быстро, без задержек. Оценка. Я удержала спину, пальцы, дыхание. Он повернулся к Каю, легко коснулся его плеча, как брат, как часть семьи. Всё правильно. Всё красиво. Внутри у меня поднималась волна — не ярость, нет, — более точное, холодное чувство. Решимость.

Мать Кая позвала нас к столу. Кто-то шутил, кто-то тихо спорил о вине. Скатерть была идеально ровной, приборы — в зеркальной симметрии. Я села рядом с Каем, напротив — мать, чуть левее — отец. Коул — наискось, в моей зоне видимости, в зоне слышимости каждого слова. Он вёл себя так, как будто ничего не было. Как будто я не узнала, кто развязал на меня эту охоту.

— Расскажите, как идут ваши занятия, Рэн, — попросила мать Кая. — Кай говорил, ты очень целеустремлённая.

— Идут, — ответила я. — Работы много. Но я справляюсь.

— Она всегда справляется, — тихо сказал Кай.

Отец чуть кивнул. Коул поднял взгляд на меня поверх бокала. Никакой улыбки. Просто — внимание.

— Целеустремлённость — это прекрасно, — произнёс он ровно. — Особенно когда цели достойные.

Кто-то за столом засмеялся на какую-то свою реплику. Мать Кая подала мне блюдо, спросила, ем ли я рыбу. Я ответила, что да.

Вечер тянулся, как натянутая струна. Я видела, как мать Кая старательно строит мостики. Как отец оценивает. Как Кай иногда незаметно касается моих пальцев под столом, будто проверяя, все ли хорошо. Мы было нормально. Даже когда Коул рассказывал что-то о фондовом рынке, дважды поворачивая фразу так, чтобы она звучала как шутка для своих. Даже когда я ловила его профиль и вспоминала, как когда-то этот профиль казался мне безопасным.

К десерту я уже знала: я смогу это выдержать. Я достойно закончу ужин. Поблагодарю. Выйду из этого дома со спиной прямо. И не дам ему увидеть, как я хочу разбить один из этих идеальных бокалов о стену.

— Пройдёмся после? — шепнул мне Кай, отодвигая тарелку с ягодным тартом. В его глазах была просьба и что-то очень тёплое. — Там сад. Тихо.

— Пройдёмся, — кивнула я.

Мы встали почти одновременно с Коулом. Он слегка склонил голову, пропуская нас вперёд. Я почувствовала на себе его взгляд, как касание холодного металла. Не задержалась. Взяла Кая под руку и пошла в сторону стеклянных дверей, за которыми шевелились чёрные ветви деревьев.

Я знала, что этот вечер ещё не закончился. Ощущала каждой клеточкой своего тела.