21

Кай закрыл за нами дверь, и я услышала, как замок щёлкнул — тихо, почти незначительно, но это разделило мир на «до» и «после». Он повернулся ко мне, шагнул ближе — осторожно, будто боялся спугнуть.

— Рэн… — сказал он тихо. — Я видел, как ты это восприняла. И хочу объяснить.

Я скрестила руки на груди — не как оборона, а чтобы удержать внутреннее дрожание. После взгляда Лиз внутри словно что-то задели тонким, но острым краем.

— Объяснить что? — спросила я ровно.

Он провёл рукой по лицу — жест усталый, нервный, совсем не похожий на его обычную уверенность.

— Их реакцию, — сказал Кай. — Или… её. Лиз. Он покачал головой, будто ему самому было неприятно произносить её имя. — Я не говорил ей о тебе. Не потому что скрывал. Просто… работа, родители, дедлайны, проекты — всё это занимает так много места, что я… — он замолчал, подбирая слова, — иногда забываю, что в этом мире существуют ещё простые вещи. Личные.

Тонкая трещина прошла внутри. Не потому что он солгал — потому что он сказал правду.

— Она не виновата, — добавил он. — Она просто… не знала. И удивилась. Любой удивился бы.

— Я не злюсь на неё, — сказала я тихо. — Я… не люблю, когда на меня смотрят так, будто я ошибка в списке гостей.

Кай подошёл ближе, взял мои руки — тёплые, уверенные пальцы закрыли мои ладони почти полностью.

— Ты не ошибка, — произнёс он серьёзно. — И никогда ею не была. Он наклонился чуть ниже, чтобы заглянуть мне в глаза. — Рэн, ты — самое правильное, что есть в моей жизни.

Слова были мягкие. Настоящие. Те, от которых хочется закрыть глаза, чтобы не расплескать то, что поднимается в груди.

Но что-то внутри всё равно шевельнулось — то самое сомнение, которое я гнала от себя весь день.

Он почувствовал.

— Послушай, — продолжил он, сжимая мои руки чуть сильнее. — Всё это… семья, поездка, Лиз, их взгляды — это не имеет к тебе отношения. Они просто… такие. Он вздохнул. — Но это не значит, что ты должна чувствовать себя здесь чужой.

Я смотрела на него, и изнутри медленно поднималось тепло — то самое, которое я чувствовала с самого начала. Когда он был единственным человеком, кто не прошёл мимо. Кто подошёл, когда мне было хуже всего. Кто захотел помочь. Кто впервые сказал, что любит.

Он был моей тихой безопасностью, моей первой опорой. Тем, кто показал мне: меня можно любить.

И, наверное, именно поэтому я так цеплялась за него — даже когда что-то между нами начинало скрипеть, будто дерево под ветром.

Он поднял мою ладонь и прижал к губам — коротко, нежно, так как делал всегда.

— Не думай о них, — сказал он тихо. — Мы здесь вдвоём. Потом улыбнулся своим привычным, тёплым выражением. — И я не позволю никому сделать тебе больно.

Тепло, которое поднялось в груди, почти заслонило всё остальное. Но где-то на самом дне всё равно пульсировала мысль — тонкая, неприятная:

А кто защитит меня от того, что я чувствую сама?

Потому что только рядом с ним — с его мягкостью, добротой, искренностью — особенно ярко вспоминался тот другой поцелуй. Который не должен был случиться. И который прожёг меня так, что я до сих пор чувствовала его под кожей.

Кай коснулся моего лица, снова пытаясь вернуть меня в момент.

— Всё хорошо? — спросил он тихо.

— Да, — сказала я. — Хорошо.

Он улыбнулся — искренне и я улыбнулась в ответ.

Но где-то в глубине что-то осталось несказанным.

То, о чём я никогда не смогу рассказать ему.

* * *

Я вышла из домика почти бегом — не потому, что спешила, а потому что стены давили. Все эти взгляды, улыбки-вежливости, Лиз с её мягкими, но внимательными глазами, Кай с его попытками сгладить углы… Мне нужно было пространство. Воздух. Тишина.

На территории был бассейн — крытый, стеклянный, с мягкой подсветкой. И, к счастью, пустой.

Когда я вошла внутрь, пахнуло хлоркой, горячим воздухом и чем-то стерильным. Вода светилась голубым, гладкая, неподвижная. И впервые за весь день я почувствовала, как плечи чуть опускаются.

Я нырнула в воду — с головой, чтобы тишина накрыла мгновенно. Холод обжёг кожу, но секунду спустя стало легче. Настолько легче, что захотелось просто остаться так — в тишине, где никто ничего не ждёт и ничего не требует.

Минут десять я плавала без остановки — длинные дорожки туда-обратно, пока мышцы не стали тёплыми, а мысли — медленными. И когда дыхание стало ровным, я решила закончить.

Выйдя, я завернулась в большое белое полотенце, собрала волосы, и заметила в углу дверь в баню. Стеклянная, но запотевшая. Там не было слышно голосов.

Отлично.

Я открыла её, впуская горячий влажный воздух. Пар обволакивал кожу, затуманил зрение, и я шагнула внутрь почти на ощупь — тело уже расслаблялось.

— Занято, — сказал медленный мужской голос.

Я остановилась.

Пар рассеялся — медленно, так, как будто время само решило дать мне секунду на осмысление.

И в следующую секунду я увидела его.

Коул сидел на нижней деревянной полке. Только полотенце на бёдрах. Ничего лишнего. Грудь — широкая, влажная от пара. Волосы чуть темнее обычного. Капли воды медленно стекали по ключицам, по линии пресса, исчезали под полотенцем.

Он поднял взгляд.

И мир, кажется, перестал двигаться.

— Ой, — выдохнула я, сжимая полотенце покрепче. — Извини. Я не знала, что кто-то здесь.

Загрузка...