Брат моего парня

24

Я вышла из бани уже не чувствуя пола под ногами. Казалось, что воздух вокруг стал тяжелее, будто мир медленно менял траекторию, а я — просто стояла в центре этой смены, пытаясь не потерять равновесие.

Мне нужно было поговорить с Каем. Нужно было сказать ему правду — не о том, что произошло, а о себе. О том, что между нами что-то начинает рушиться. Что я захлебываюсь тишиной там, где должна чувствовать опору. Что я больше не могу быть тем человеком, который притворяется, что ничего не меняется.

Я собрала волосы, переоделась и несколько минут сидела на краю кровати, пытаясь собрать мысли в слова. Но вместо слов внутри стояло одно чувство — тяжёлое, давящее, как мокрое одеяло.

Надо поговорить. Обязательно. Сейчас.

Я поднялась, выдохнула и уже была готова выйти из комнаты… когда дверь распахнулась.

На пороге стоял Кай.

Он выглядел так, будто бежал — дыхание сбивалось, глаза были слишком яркими, а пальцы дрожали едва заметно. Но это была не тревога, не испуг. Что-то другое. Собранность перед прыжком, напряжение перед важным моментом.

— Рэн, наконец… я тебя искал, — он шагнул ко мне так близко, что пришлось отступить. — Нужно идти. Мы опаздываем.

— Куда? — спросила я осторожно.

— На ужин. Официальный. Все уже собираются. Отец негодует, что мы задерживаемся.

Он пытался улыбнуться, но улыбка получалась слишком быстрой, слишком нервной. Его ладонь коснулась моей руки — тёплая, мягкая, привычная… но ощущалась странно липкой.

— Подожди, Кай, — я попыталась говорить ровно. — Нам нужно поговорить.

Он замер. Всего на миг. И сразу отвернулся..

— Не сейчас, пожалуйста, — сказал он тихо, быстро, почти на выдохе. — Я… прошу. Давай после ужина. Это очень важно, хорошо? Для меня. Для нас.

Слово «нас» прозвучало глухо, как будто он сам в него не верил.

Я хотела сказать, что именно об «нас» я и хочу поговорить. Что внутри меня уже что-то стоит на грани, и если не сказать сейчас — я распадусь.

Но он снова взял меня за руки — крепко, почти умоляюще.

— Рэн, прошу. Просто поддержи меня там. Что бы ни произошло. Не задавай вопросов. Не удивляйся. Не спорь. Просто… будь рядом. Только сегодня. Его дыхание стало быстрее. — От этого зависит очень многое.

Слова ударили по груди, как камень.

Я почувствовала, как что-то внутри напрягается. Тонко, неприятно. Предчувствие — почти физическое.

— Что происходит? — прошептала я.

Он покачал головой.

— Объясню позже. После. Только… иди со мной, ладно?

Он смотрел так, будто держался за меня, как за спасательный круг. Будто именно я могла удержать его от какой-то пропасти.

И я поняла, что разговор о нашем разрыве прямо сейчас… невозможен. Он не услышит. Не поймёт. И, главное — сейчас не время. Пока что.

Я кивнула.

— Ладно. Я с тобой.

Он выдохнул так сильно, будто я сняла груз с его плеч.

— Спасибо. Я дам тебе время одеться.

Холодный вечерний воздух встретил нас шумом, огнями, приглушёнными голосами людей, собравшихся в банкетном павильоне. Я шла рядом с Каем, чувствуя, как внутри медленно растягивается тонкая нить тревоги.

Он сказал, что много от меня зависит.

Но почему я чувствовала, что самое главное — ещё даже не началось? В павильоне было слишком светло. от тип света, который не делает атмосферу праздничной — наоборот, подчёркивает каждый взгляд, каждую недосказанность, каждую фальшь.

Столы белые, круглые, огромные. На них — хрусталь, фарфор, тонкие бокалы, от которых пахло деньгами, властью и чем-то таким, от чего мне всегда становилось немного тесно в груди.

Все уже сидели. И каждый — абсолютно каждый — поднял взгляд, когда мы вошли.

Кай держал меня за руку. Слишком крепко. Так, будто хотел привязать к себе физически.

Мать Кая улыбнулась первой — вежливо, красиво, почти искренне, если бы не холод в глазах.

Отец едва заметно кивнул, будто принимал факт моего появления как ошибку, которую нет смысла исправлять прямо сейчас.

Томсены — семья, которая явно любит всех осматривать с ног до головы — сделали это особенно тщательно. И их дочь, Лиз, встретила меня улыбкой, в которой было слишком много сладости, чтобы она была настоящей.

Коул сидел чуть поодаль. Спокойный. Холодный. Голова чуть склонена, взгляд направлен прямо на меня — тот самый, который видит больше, чем нужно.

И в этом взгляде читалось предупреждение… И раздражение? И ещё что-то такое, от чего у меня внутри опускалось что-то вроде невидимого лифта вниз.

Кай наклонился ко мне и прошептал:

— Просто держись рядом. Пожалуйста.

Мы сели.

Разговоры вокруг текли медленно и уверенно, как течение реки, набравшей силу. Говорили про бизнес. Про проект Томсенов. Про очередное объединение. Про политику. Про фонд. Про всё то, что никогда не касалось меня — и именно поэтому всегда использовалось как способ подчеркнуть дистанцию.

Меня не исключали из беседы. Но и не включали.

— Рэн, — улыбнулась мать Кая, — и как учёба? Не слишком сложно на первом курсе?

Незаметный перевод: «ты точно не потянешь?».

— Справляюсь, — ответила я спокойно.

Отец Кая приподнял бокал.

— Интересно, насколько справляешься, раз решила работать, а не сосредоточиться на учёбе.

Меня будто ударили под дых. Откуда они узнали? Так быстро?

— Это поможет мне в будущем, — сказала я ровно. — И даст опыт.

— Опыт чего? — спросил Томсен-старший. — Работы руками?

Кто-то тихо усмехнулся.

Из груди будто выбили воздух. Но я не отвела взгляда.

— Опыт быть самостоятельной.

Стол на долю секунды замолчал.

Коул чуть опустил взгляд и повёл уголком губ — резко, едва заметно. Почти одобрение. Почти.

Кай сжал мою ладонь под столом.

— Её взяли в «НоваЛабс», — сказал он уверенно, чуть громче, чем требовалось. — Это один из лучших частных центров.

Теперь на меня посмотрели по-настоящему.

И это было ещё хуже.

Не уважение. Удивление. С примесью недовольства — будто я посмела забраться куда-то, куда не положено.

— Интересный выбор, — протянула Лиз. — Далеко. Устаёшь ездить, наверное?

— Рэн сильная, — сказал Кай тихо. — Она справится.

Пауза.

И именно в эту паузу я догадалась: Кай чем-то озабочен. Он всё утро нервничал. Весь вечер избегающим взглядом проверял родителей. Он был напряжённым по-другому — будто ждал сигнала.

Я не успела понять, что именно происходит. Потому что он встал. Просто поднялся из-за стола. Разговоры оборвались, а взгляды повернулись.

И мир, кажется, перестал двигаться.

Кай стоял прямо. Рука дрожала, но голос был твёрдый.

— Я хочу кое-что сказать. Всем.

Я почувствовала, как холод пробежал по плечам. Почему-то стало трудно дышать.

— Рэн, — произнёс он моё имя с такой серьёзностью, будто это было начало клятвы. — То, что я собираюсь сделать — важно. И я хочу, чтобы ты знала… что в моей жизни нет ничего ценнее тебя.

У меня пересохло во рту.

Нет.

Нет, нет, нет.

Он шагнул ко мне, взял меня за руку и вдруг опустился на одно колено.

Лиз ахнула. Мать Кая зажала рот рукой. Кто-то из Томсенов наклонился вперёд. Отец Кая напряг брови, будто поднимал сейчас тяжелый вес где-то в зале.

Коул…

Коул сидел неподвижно. Как мрамор. Но глаза у него стали совсем другими — тёмными, опасными, почти стеклянными.

А Кай держал мою руку и говорил:

— Рэн… Ты — та, кого я люблю. И я не хочу терять тебя ни на секунду. Ты лучший человек в моей жизни. Ты — моё будущее и моя семья.

Он достал коробочку, которую тут же открыл.

Кольцо блеснуло так ярко, будто в нём отражалась вся эта чуждая мне роскошь.

— Выходи за меня.

Воздух исчез.

Мир сузился до одного момента.

И я… Я не могла произнести ни слова.

Потому что вместо радости… я почувствовала, как внутри буксует земля. Как в груди поднимается паника. Как меня накрывает огромное чёрное «не время, не здесь, не так».

Как осознание обрушивается волной:

Кай сказал: «от этого зависит многое». Попросил сегодня быть его поддержкой.

А я… Я впервые поняла, что стою в месте, где у меня нет опоры. Ни с одной стороны.

И что ответ — каким бы он ни был — всё равно изменит всё вокруг.

И для всех.

Я смотрела на него — на колене, с кольцом, с надеждой в глазах. И в этот момент услышала внутри свой собственный голос:

Мне нужно уйти от него. Пока не поздно.