— Если ты будешь отлынивать от своих обязанностей, мне придется сделать парочку неприятных ошибок в твоем проекте, — не моргнув, вру я.
На самом деле, я даже еще не садилась за бизнес-план, но Бестыжеву об этом знать не обязательно, ибо нечего расслабляться.
После пар я выловила Егора в вестибюле, невозмутимо направляющегося в столовую. И вот сейчас мы стоим за широкой колонной, и я пытаюсь достучаться до Бестыжевской совести, которой, вероятно, у него нет.
— Я не клоун, чтобы ходить по всем этим вечеринкам с переодеваниями. Я этого терпеть не могу, — фыркает Бестужев.
— Я тоже много чего терпеть не могу, — например тебя, — но у нас уговор, а он, как говорится, дороже денег, — деловито умозаключаю, задрав подбородок. — Поэтому в субботу делаешь все, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что наши отношения- фальшь.
— Хорошо, я понял, — как всегда невозмутимо со всем соглашается мой одногруппник.
— И где мы встретимся в субботу?
— Я могу за тобой заехать, — безмятежно пожимает плечами Егор.
— Сбрендил? — возмущаюсь. — Не хватало еще, чтобы моя мама тебя увидела, она у меня знаешь, какая романтичная натура, напридумывает себе бог весть что, — хмурюсь и кручу головой по сторонам, будто и правда переживая, что мама нас может увидеть.
— Тогда встретимся там.
— Идет, — соглашаюсь. — А как мы узнаем друг друга? Ты в каком будешь костюме? Нууу…мы могли бы одеться как пара. Я знаю, что такое практикуют на вечеринках, — неуверенно произношу я и смущаюсь.
— Точно. — Как–то уж быстро соглашается Бестужев. — Оденемся, как Фредди Крюгер и его жертва.
Задумываюсь, мысленно прикидывая.
А неплохо!
— Кстати, у моего брата есть красно-зеленый полосатый свитер, могу у него одолжить! — воодушевляюсь хоть какой-то нормальной идеей Бестужева.
— Ну вот, видишь, часть костюма у тебя уже есть, — поддакивает мой одногруппник. — Шляпу найдем тебе и…
— Подожди, подожди…- перебиваю я парня и вопросительно хмурюсь. — Как это мне?
— Ну как? — пожимает плечами Бестыжев. — Ну а кто в наших отношениях жертва, а кто сущий Крюгер? Кажется, это очевидно! — посмеиваясь, выдает мерзавец.
Что?
Да как он смеет?
Я с ним серьезно пытаюсь вопросы решать, а он всё свои тупые шуточки шутит.
Обиженно складываю руки на груди и отворачиваюсь.
И никакой я — не Крюгер.
Я очень добрая и ответственная.
Это рядом с ним я превращаюсь во врушку и психа.
— Эй, ну ты чего? — разворачивает меня за плечи, — обиделась что ли? Да пошутил я, ну! — и смотрит так, своими грустными бровями, будто и правда раскаивается. Но это же Бестыжев, верить ему, как оказывается, — гиблое дело.
Шутник пустоголовый!
— В общем так, — Егор смотрит на электронные часы на запястье. — Мне уже пора. Я пока не знаю, в чем я буду одет, но думаю, ты меня в любом случае узнаешь.
— Ладно, — соглашаюсь я. — У меня пока тоже нет никаких идей.
— Завтра меня не будет в институте, поэтому встретимся прямо на вечеринке. Ну пока? — вглядывается в лицо одногруппник.
— Пока, — понуро опустив плечи, прощаюсь я.
Егор заворачивает за колонну и мигом скрывается за ней, а я собираюсь в гардероб за вещами, как натыкаюсь на пронзительный взгляд Киры, которая, по всей вероятности, и моему огорчению, слышала наш с Егором разговор.
— Ты слышала?
— Слышала, — обиженно отвечает Федотова. — И мне очень обидно, что ты меня обманула, — у Киры дрожит нижняя губка, а глаза наполняются влагой. Она небрежно смахивает непрошенную слезинку и шмыгает носом.
Такое проявление эмоций выглядит искренним, и я ни на грамм не сомневаюсь, что Кира Федотова действительно расстроена. Ведь, по ее мнению, мы — подруги, а значит я ее предала.
Чувствую неприятный укол в области солнечного сплетения, ощущая всю ответственность за того, кого, сама не желая, приручила.
Мне приходится всё рассказать Кире.
Но, как ни странно, глаза Киры загораются, а на лице появляется восторженный румянец.
— И в чем же ты решила покорять своего Егора? — спрашивает Федотова.
— Не Егора, а Артема, — поправляю ее. — Нууу…пока не знаю, у меня есть еще время подумать, — пожимаю плечами.
— Слушай, у моей мамы есть небольшой салон красоты на Большой Ордынке, приходи в субботу, сделаем тебе такой макияж, — Кира мечтательно закатывает глаза, — что Егор твой слюнями подавится.
— Артем, — снова поправляю однокурсницу, но радости в ее лице не разделяю. Потому что вряд ли из меня получится сделать того, из-за кого давятся слюнями. — Спасибо тебе, Кира, — грустно улыбаюсь сокурснице. — А тебе-то это зачем — помогать мне?
— Ну как же? — одаривает меня искренне непонимающим взглядом. — Однажды мне помогла ты, а теперь тебе хочу помочь я. Мы же — подруги, а друзей не оставляют в беде, — объясняет Федотова.
Подруги…
Мне становится дико не по себе, когда вспоминаю, как равнодушно, а порой некрасиво вела себя с Кирой.
Из нас двоих умнее оказалась она, а не я со своими заоблачными баллами.
Стыдно, Илюхина.
Чем же тогда ты отличаешься со своим равнодушием от Егора?
— А с костюмом мы обязательно что-нибудь придумаем, — подмигивает Кира, а я костерю себя приличными ругательствами.
В пятницу Бестужева действительно не было в институте.
От Ромы я узнала, что вчера у него была какая-то супер-важная игра.
На семинарах я, по обыкновению, сидела одна, а вот на двух лекциях — с моей названой подругой Кирой.
Всю пару Федотова рассказывала, какой бомбический костюм мне подготовили они с мамой, а я смиренно кивала и благодарила.
Если честно, я нервничаю. Я пока не знаю, стоит ли доверять вкусу Федотовой, потому что она, скажем так, не особо выглядит разбирающейся в стиле и моде, но других вариантов у меня все равно нет.
Первое, что я вижу, проснувшись этим субботним утром, — расписное морозом окно!
Сбрасываю одеяло, хватаю с тумбочки очки, шарю по коврику глазами, пытаясь разглядеть второй тапочек, но не отыскав, решаю не терять времени и сую ногу в один.
Подбегаю к окну, шлепая одной босой ногой, и припадаю к стеклу. Невероятные узоры, точно тонкая филигранная вязка пухового платка, игриво переливаются на лучезарном солнце: вот этот — будто нежное пёрышко, а этот — правильной формы многоугольник, здесь микроскопические снежинки, взявшись за руки, завели хоровод, а чуть выше — крупными мазками разбросаны снежные мазки, будто Мороз ночью ругался и злился!
Выдыхаю теплым воздухом на окно, разрушая дружный снежный хоровод, и рукавом пижамы растираю стекло.
То, что я вижу за ним — восхищает!
Первый белоснежный снег укрывает надоевшие московские серые дороги! Деревья усыпаны миллиардами разноцветных бриллиантов, искрящихся в лучах раннего невысокого солнца! Оно озаряет утреннее небо последнего октябрьского дня и безмятежно лежащих на крышах домов снежные комья.
Напротив подъезда растет рябина, на которой висит наш с Ромкой скворечник. Мы сделали его собственноручно лет 10 назад и повесили на прекрасное дерево. Сейчас в нем кишат воробьи и купаются в первом снегу!
Чувства от природного волшебства переполняют края, и вот я, не в силах сдержать восхищения, несусь в Ромкину конуру, чтобы разделить с ним эмоции этого раннего субботнего утра.
Мой брат уже давно не спит. Я слышала, как Ромка с утра пораньше шаркал на кухне и беседовал с холодильником, интересуясь у последнего: «Че есть похавать?». Но я все равно стучусь, и дождавшись разрешения, вхожу в логово брата.
Ромка стоит, облокотившись одним коленом о кровать, и копается в спортивной сумке.
— Куда намыливаешься? — усаживаюсь по-турецки рядом.
— Пока никуда. А вечером пацаны из компании на вечеринку Хеллоуин позвали, — выуживает из сумки что-то чрезмерно лаковое и блестящее. — Вот, хочу примерить, — Ромка разворачивает сверток, а я закрываю обеими руками рот и заваливаюсь на спину, еле сдерживаясь, чтобы не заржать в голос и не разбудить родителей.
— О, Господи! И кем ты будешь? — хохочу я. — Стриптизёром?
Ромка почесывает затылок и морщится, разглядывая латексное нечто.
— Вообще-то, это должно было быть костюмом американского копа, — достает наручники и фуражку.
— Ты хотел сказать американского секси-копа? — веселюсь я и подцепляю узкие лаковые лосины, похожие на те, в которых щеголяет Дивеева. — Тебе еще плетки не хватает!
— Да уж, — Ромка разглядывает добро и скептически морщится. — Ладно, брюки и рубашку надену свои, а вот очки, фуражку и наручники оставлю. Ммм? Как тебе? — брательник надевает черный вульгарный головной убор, очки и цепляет пальцами козырек, пародируя лунную походку Майкла Джексона.
Смеюсь и показываю брату поднятый вверх большой палец.
Всё-таки какой-же обаятельный у меня братишка, не удивительно, что девчонки от него без ума!
— А тебе родители разрешили? — отсмеявшись, спрашиваю Рому.
— Ну еще бы! — хмыкает парень. — Я вчера после обеда два часа подъезд драил, — невесело усмехается брат. — Батя сомневался, но мама его уломала, — она может! Папе сложно устоять, когда мамулечка просит!
— А я, кстати, тоже сегодня на вечеринку иду! — гордо хвастаюсь братцу.
— Да ну? — удивляется Ромка.
Быстро-быстро киваю и довольно улыбаюсь, предвкушая сегодняшний вечер.
— В библиотеку? Переоденетесь в Гэндальфов* и будете друг другу цитаты из ужастиков зачитывать? — подшучивает брательник.
— Дурак, — бросаю в него лаковые штаны американского копа. Брат смеется и ловко ловит снаряд. «Балбес он ленивый», — вновь ругаюсь на брата за то, что бросил занятия гандболом. Но потом вспоминаю одного наглого гандболиста и решаю, что все-таки правильно сделал мой братик — вон, какой Бестужев на голову отбитый, а Ромыч и так умом у нас не блещет, поэтому пусть уж лучше девчонкам нравится! — К одногруппнице домой, — уточняю я.
— И что, там даже алкоголь будет? — издевается несносный поганец. — И ты даже его понюхаешь? — деланно округляет глаза и в неверии качает головой, как наша бабушка.
— Отстань, чудовище, — огрызаюсь и вскакиваю с кровати, намереваясь скорее покинуть логово брата.
— А че приходила? — доносится в спину.
Елки-иголки!
А я –то и забыла, по какому поводу пришла!
— Ты видел, сколько за ночь снега навалило? — восторженно делюсь с братом увиденным.
— Ну видал, — равнодушно оповещает Рома, не разделяя моего восторга.
— Ром, а пошли в снежки поиграем, а?
— Сдурела? — сокрушается Ромыч. — Делать мне больше нечего, — презрительно фыркает. — Нам уже не по шесть лет, Вера.
Не по шесть, да.
Но разве важен возраст, чтобы верить в чудо, радоваться первому снегу и просто получать удовольствие от таких детских, пусть наивных и глупых забав? Разве важно прятать улыбку и сдерживаться, когда хочется хохотать во весь голос, валяясь в снегу, только потому, что ты — взрослый?
Эх…
*Гэндальф — мудрый волшебник, персонаж повести «Хоббит, или Туда и обратно» и романа «Властелин колец» Джона Р.Р. Толкина.