Буду твоей Верой

ЭПИЛОГ

Егор, 31 декабря

— Э-эй! Да за что? — наигранно обижается Роман, потирая плечо, когда Анна Михайловна лупит его полотенцем.

— Если я тебя еще раз увижу возле стола, будешь отмечать праздник в пустой будке во дворе, — ругается мама Веры, поправляя блюдо с мясной нарезкой, украшенной веточкой укропа. Илюхин младший пасется здесь целый вечер, воровато разрушая шедевральные композиции из блюд и закусок, над которыми Анна Михайловна корпела практически всё 31 декабря. Растущий организм — дело такое! — Иди лучше проверь отца, как бы тот не перебрал на радостях, — кивает в сторону Илюхина старшего и моего бати, увлеченно о чем-то беседующих у панорамного окна и потягивающих элитный вискарь.

— Я ему не нянька, — бурчит Ромео, как называет его Вера, и незаметно от Анны Михайловны утаскивает со стола кусок красной рыбы.

Хохотнув, прижимаюсь к косяку и складываю руки на груди.

— Аня, куда поставим холодное? — Ольга появляется с двумя пиалами в руках.

— А давайте с двух сторон, — суетится мама Веры, обтирая руки о мой фартук.

Ольга, соглашаясь, кивает и выполняет порученное со всей ответственностью. Мы встречаемся с ней взглядами, и я улыбаюсь женщине, в ответ получая смущенную улыбку и багряные щеки. Мне она импонирует. Скромная, хозяйственная, душевная женщина — как раз такая, которая нужна моему отцу. Они очень гармонично смотрятся вместе и, если честно, за отца я очень рад. Ольга всё еще стесняется меня и брата и, скорее всего, чувствует себя не настолько раскованно в доме Бестужевых, насколько Анна Михайловна. Наблюдаю за мамой Веры, ловко лавирующей между кухней и гостиной, где накрыт огромный праздничный стол. Она поразительно идеально вписалась в пространство, будто жила здесь всю жизнь. А когда женщина увидела кухонный гарнитур, на котором с помощью Веры организовала все эти аппетитные яства, ее радости и восторга не было предела.

— Егор, а ты чего филонишь? Иди, Нине помоги с петухом! — раздаёт команды Анна Михайловна. — Ох, времени совсем мало, — качает головой, поглядывая на время.

Отлепляюсь от косяка и быстро бросаю взгляд на циферблат наручных часов — полчаса до Нового года. Никогда в своей жизни его так не ждал, как сегодня. Во мне бушует ураган из эмоций, поторапливающий минутные стрелки.

Иду на кухню, когда в затылок прилетают жесткие басы. Анна Михайловна с испуга вскрикивает, Ромка матерится вслух и испуганно прикрывает рот ладонью, пока не влетело от матери, а я оборачиваюсь. Андрей, мой брат, настраивает медиа-систему, становясь на сегодняшний вечер нашим ди-джеем.

— Сорян, — добродушно улыбается брат и убавляет звук, которого достаточно, чтобы каждый начал перекрикивать друг друга, не расслышав.

— А-ай, — шипит Нина, дуя на собственный палец. — Черт, обожгла.

— Давай помогу, — подлетаю к девушке брата и забираю из ее рук полотенце. Вынимаю из духового шкафа румяную утку с печеными яблоками и водружаю на плиту. Беру нож и протыкаю мякоть, проверяя готовность. Отлично!

— Могу попробовать, — рядом со мной возникает Роман, облизываясь на утку. — Что? — возмущается, когда замечает, как мои плечи начинают от смеха потрясываться. — Я хотел помочь, просто проверить и всё.

— Ах ты ж паршивец! — прилетает подзатыльник брату Веры от Анны Михайловны. — Отнеси оливье. Быстрее, шевелись! Ох, не успеваем, — сокрушается женщина. — И желе не успело застыть, как назло.

— Анна Михайловна, всё отлично. Еды предостаточно, — приобнимаю женщину за плечи, успокаивая. — Отдыхайте. Снимайте уже этот фартук.

Я настолько обескуражен и восхищен этой женщиной, что готов расцеловать ее золотые руки.

— Ох, Егорушка, переживаю. Как бы хватило еды на всех, — расстраивается мама Веры.

— Там стол ломится от изобилия. Можно вообще теперь не готовить до конца новогодних праздников, — смеюсь я.

— Скажешь тоже, — краснеет Анна Михайловна и поджимает губы. — А где девочки?

— Побежали наверх переодеваться, — отвечаю Анне Михайловне и беру противень с уткой, собираясь отнести к столу.

За те десять минут отсутствия Веры я успел дико соскучиться. Водрузив утятницу в центре стола, вновь смотрю на время — без десяти двенадцать.

Слышу глухой топот и срываюсь с места. Прячусь под лестницей, ведущей на второй этаж. Кира и Вера проносятся мимо и я, под испуганный вскрик, успеваю ухватить девчонку за талию, утаскивая в полумрак. Кира оборачивается, хохочет и убегает в гостиную.

— Егор, ты меня напугал, — часто дышит моя девушка.

Прижимаю к стене тонкое девичье тело и скольжу по нему взглядом: черное укороченное платье переливается и поигрывает бликами, точно рыбья чешуя. Опускаю руку на бедро и веду вверх по телесной лайкре, не отпуская зрительного контакта. Последнее время наши прикосновения стали более откровеннее. Мой любимый Снеговик больше не пугается неожиданных ласк, ну или, по крайней мере, старается делать этого реже. Она так мило краснеет, когда мои пальцы задевают резинку тонкого капрона, и я не в силах держать свои руки при себе. Просто, когда Вера рядом, я не могу не касаться ее. Мне жизненно необходимо чувствовать ее тепло и бархат светлой кожи. А когда я ощущаю взаимность и вижу, как вспыхивают ее глаза, словно самые яркие звезды на небосводе, я завидую сам себе и чувствую себя везучим счастливчиком!

— Я соскучился, — шепчу, задевая ее манящие губы своими.

— Меня не было всего десять минут, — игриво выгибает тонкую бровку и облизывает вкусные губки — дразнится мой Снеговик. Моя девушка — сама невинность и чистота. Но, когда она вот так ненавязчиво флиртует со мной, у меня сносит крышу. Я завожусь точно самый мощный на свете стартер за секунду.

— Правда? А мне показалось целую вечность, — оглаживаю нежную щечку. Ее кожа — самый нежный лепесток изысканной розы. Эта девушка — настоящее искушение.

Мой Снеговик кокетливо улыбается и обвивает мою шею руками. Жадно припадает к губам, не давая усомниться, что за время нашего десятиминутного расставания, она соскучилась не меньше меня.

Моя рука по-прежнему хозяйничает под ее вечерним нарядом, который я толком не успел разглядеть, но, чтобы не надела на себя эта девчонка, для меня она будет ослепительна в любом одеянии.

— М-м-м, — стонут ее сладкие губки, пробуждая во мне целый ворох горячих желаний. От ее запаха и чувственности у меня кружится голова. Я сейчас в том критическом состоянии, когда готов наплевать на праздник и собравшихся гостей, и утащить своего хрупкого Снеговика в свою ледяную берлогу. Но…

— Вера! Егор! Вы где, ребята? — доносится до нас голос Анны Михайловны. — Уже Президент мерзнет у Кремля, только вас и ждет!

Нехотя разлепляем наши губы и смеемся.

Беру свою Веру за руку, целую тонкое запястье:

— Космическая… неземная… — успеваю сказать Снеговику, выныривая из-под лестницы.

— А! Вот вы где! — отлавливает нас брат Веры с повисшим на бок новогодним колпаком. — А меня маман отправила на ваши поиски, а вы тут, оказывается, в дёсны бахаетесь, — усмехается недоделанный Ромео и получает уже от меня ощутимый подзатыльник.

— За словами следи.

— Э-э-э! Да что за семейка у меня? Все только и лупят, — почёсывает ушибленный загривок.

— Ребята, скорее! — а это уже нервничает батя, когда на экране кремлевские куранты начинают отсчет времени.

Кира впаривает нам по бенгальскому огню, Андрей — по фужеру с шампанским, Ольга натягивает на нас красные колпаки, а Нина тушит основной свет.

— …девять, десять, одиннадцать, двенадцаа-а-а-ть!!! С Новым годо-о-ом!!!

— С Новым счастьем!

— Ура-а-а!

Под взрывы салюта наша большая семья врезается в друг друга фужерами с игристым вином! Брызги, шум, смех и искры бенгальских огней! Пока все друг с другом обнимаются и поздравляют, я прижимаю к себе своего Снеговика и смотрю в кристальные глаза, в которых отражаются разноцветные огоньки Новогодней ели. По лицу Веры солнечными зайчиками скачут светодиодные лучи диско-шара, и это зрелище настолько потрясающее, что я пьянею. От ее красоты, от ее нежности…

— С новым годом, Бесстыжев! — улыбаются ее губы.

— С новым счастьем, Снеговик!

«А-а-а», — плачет во мне мужское начало, когда на нас исподлобья косится отец Веры. Всё, что я сейчас могу — это поцеловать своего Снеговика в щеку.

— А ты что там пьешь? — Анна Михайловна толкает сына в локоть.

— Лимонад, — бурчит Ромео и краснеет, посматривая на хохочущую Киру.

— А теперь прошу всех во двор, — хлопает в ладоши отец. — Мы с Андреем закупились фейерверками.

Ну наконец-то!

Пока возбужденные гости толпятся у входной двери, выискивая свою обувь и натягивая верхнюю одежду, беру Веру за руку. Мы стоим поодаль и ждем очереди. Вера весело поглядывает то на меня, то на Ромку, помогающего Кире обуть сапожек. Когда народ вываливается гурьбой на улицу, Вера дергается к стойке-вешалке за пуховиком, но я ловко притягиваю девушку к себе. Ее глаза ошеломленно увеличиваются в немом вопросе: «А мы?».

— А мы не пойдем, — подмигиваю и переплетаю наши пальцы. — У меня для тебя подарок.

— О-о… — вспыхивает Вера.

Бережно подталкиваю девушку к лестнице и иду следом, но на середине пути останавливаюсь и оглядываю дом: огромная пушистая ель до самого потолка, украшенные хвоей лестничные перила, праздничная иллюминация и разложенный стол в гостиной на большое количество человек. Как давно этот дом не слышал смеха, шума, веселья. Сегодня он словно проснулся, вынырнул из долгой спячки и ожил: запахи, новогодняя, льющаяся из системы, музыка, брызги шампанского и близкие люди рядом — всё то, о чем я только мог когда-то мечтать.

В моей комнате мерцает гирлянда. Черт, я — не романтик, но мне хотелось, чтобы Вере понравилось. Прикрываю за нами дверь, щелкнув замком. Вера вздрагивает и оборачивается.

Ну всё, Снеговик, ты попался!

Об этом моменте я мечтал весь сегодняшний суматошный день.

Момент — остаться с Верой наедине.

Полумрак словно катализатор запускает в теле потаенные желания и фантазии. Реакция на девушку в моей комнате, по которой сердце сходит с ума, очевидна.

— Егор, ты говорил про подарок, — смущается мой Снеговик, когда понимает, о чем я только что думал. — У меня тоже кое-что для тебя есть, — нервно сжимает кисти.

Черт. Точно. Подарок.

Провожу рукой по отросшим за этот месяц волосам, взъерошивая. Пытаюсь упокоить свой оголтело скачущий ритм и унять ноющую потребность. Это чертовски сложно, когда аромат пряной сдобы окутывает меня с головой. В моей небольшой комнате запах Веры становится более осязаем.

— Хорошо, — улыбаюсь. — Тогда ты первая, — уступаю галантно даме.

— Н-нет. Нет, Егор. Давай ты, — я вижу, как мрачнеет мой Снеговик, и мне это не нравится. Ее что-то определенно волнует, когда Вера потирает ладони о платье.

Черт, я снова ее напугал своей несдержанностью?

Проклиная себя за необдуманные порывы, открываю шкаф и достаю большую, упакованную в новогоднюю обертку, коробку, решая успокоить своего маленького Снеговика. Я понимаю, что ей нужно время, но мне с каждым днем становится тяжелее находиться рядом с ней и не иметь возможности принадлежать ей физически.

— Это тебе. С Новым годом, Снеговик! — я не умею дарить подарки. Мне легче что-то для нее сделать, чем сказать словами. Словами можно соврать. Поступками вряд ли обманешь.

Вера смущенно забирает из моих рук подарок и опускается с ним на пол.

— Егор, — вспыхивает восхищенно Вера. — Можно? — спрашивает моя наивная маленькая девочка. Улыбаюсь и хочу зацеловать ее до смерти! Она такая непосредственная и милая, когда смотрит этими большими умными, горящими восторгом и ожиданием, глазами.

— Смелее, Снеговик!

Вера.

Аккуратно разворачиваю шуршащую бумагу, боясь небрежно порвать. Я так нервничаю, будто сапер, обезвреживающий мину. Егор сидит напротив и наблюдает за моими нелепыми действиями. Я, наверное, выгляжу по-детски глупо, оставаясь всё тем же простодушным Снеговиком. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что Егор Бестужев — из тех парней, которые задаривают свою девушку подарками, а я до сих пор не научилась их принимать.

Ахаю, когда, открыв коробку, из-под пенопласта мне подмигивает новогодний экспресс, тот самый, за которым я зачарованно наблюдала в торговом центре! Я не могу поверить своим глазам, но и боюсь их закрыть или сморгнуть наваждение, чтобы рождественский паровоз вдруг не исчез.

Смотрю на Егора влюбленным взглядом. Я не знаю, как выразить всю благодарность этому многогранному фантастическому парню. Неужели я его заслужила?

— Егор, он — невероятный, — прижимаю к груди детскую игрушку. — Спасибо большое!

— А я? — игриво обижается мой парень.

— А ты — мой Дед Мороз, исполняющий самые заветные желания! — благодарно улыбаюсь и чмокаю любимого в нос. — Давай соберем?

Егор морщится и задумывается, почесывая подбородок.

— Дед Мороз? Я настолько стар и холоден? — отзывается парень.

Хрюкаю и спешу уточнить:

— Нет! Дед Мороз, потому что Волшебник! Для меня!

Вновь задумывается.

— Дед Мороз и Снеговик — офигенная парочка! — смеется Егор и тянется к коробке, доставая детали набора.

Восторженно взвизгиваю, когда новогодний экспресс испускает самый настоящий гудок и трогается с места, совершая почетный круг по игрушечной железной дороге. Мне хочется захлопать в ладоши, а еще влезть в него с головой и отправиться вместе с Егором в рождественское сказочное приключение!

— Волшебно! — не сдерживаюсь и бросаюсь парню на шею в тот самый момент, когда за окном улица озаряется разноцветными вспышками фейерверка.

Егор лежит на полу, облокотившись затылком о кровать, а я на его груди, слушая учащенное сердцебиение. Мы смотрим на поезд, монотонно нарезающего круги, на пляшущие блики гирлянды под громкие залпы и жмемся к друг другу. И нет в этом огромном мире ничего более уютного и правильного, чем эта маленькая комната, наполненная нашими чувствами и одним общим дыханием.

— Ты пахнешь морозом и новогодними мандаринами, — прерывая поцелуй, утыкаюсь в рубашку Егора носом, глубоко вдыхаю.

— Почему новогодними? — мой парень ласково оглаживает мои плечи, спину под мерное, успокаивающее «чух-чух» экспресса.

— Потому что только в Новый год мандарины приобретают такой неповторимый запах. А ты так пахнешь всегда, — целую своего парня в подбородок под веселый смешок.

— Нас, наверное, уже потеряли, — вздыхает Бестужев, когда мы слышим голоса, доносящиеся снизу. — А я так и не получил свой подарок.

Ох.

Отстраняюсь. Мои руки моментально леденеют.

Подарок…

Захочет ли парень такого нежданного подарка? Да и уместен ли он?

Мне страшно. Дико страшно испортить волшебство между нами, но мне словно кто-то подсказывает, что нужно сделать это сегодня — в новогоднюю ночь. Когда, как ни в Новый год желать, мечтать, исполнять, прощать и быть прощенным? Любой из нас начинает новую жизнь в Новый год, так пусть он принесет каждому человеку свое личное счастье.

Усаживаюсь перед парнем на колени и достаю из маленького кармана платья два свернутых письма. Нет, не письма, скорее записки от руки — без конверта, адреса отправителя и адресата.

— Егор, здесь два послания. Это, — опускаю на пол сложенный вчетверо листочек, — для тебя. — А это — для твоего брата, — слова даются с трудом. Вязкий ком мешает говорить.

— Ты написала нам письма? — непринуждённо улыбается парень, поглядывая на свертки.

— Не я…- ворочается в груди страх. — Ваша мама…

Егор резко подскакивает, пугая меня до мурашек. На секунду мне кажется, что парень сейчас меня вышвырнет из комнаты вместе с письмами, но он замирает и смотрит, не моргая, в окно.

Долго… так глубоко и пронзительно, что становится больно. Всю его боль я ощущаю в себе. Она разрывает на части, но он ее должен прожить, чтобы решиться: отпустить, или принять, либо забыть, а, может, простить…

Три дня назад, когда на дисплее моего телефона высветился номер Марии Бестужевой, я стояла, как к земле прибитая ледяным колючим дождем посредине дороги, загораживая тротуар пешеходам. И уж никак я не смела ожидать, что женщина в этот момент находилась в Москве и искала встречи со мной. Я неслась к ней на всех отчаянных парах, надеясь на разговор по душам, но Мария Бестужева молча вложила мне в руки две записки с филигранными Е и А, и так же молча, не прощаясь, ушла.

— Егор, я …

— Знаешь, — не поворачивая головы, внезапно произносит Егор. — Когда я был мелким, то часто себе представлял… а как это будет? — замолкает, а я не решаюсь нарушить его молчание. — Как женщина, бросившая своих детей, сможет прийти и посмотреть в глаза? А оказалось так просто — всего-то написать несколько строчек, — печально усмехается.

— Егор, ты можешь не…

— Я сначала ее ждал, потом ненавидел, а после выдернул из сердца со всеми аортами, — разноцветные огни гирлянды скачут по напряженной спине парня. — Но я никак не думал, что захочу после ее предательства узнать, что написано в этом письме. Вера? — оборачивается ко мне Егор. — Прочитай его со мной. Без тебя мне не справиться.

Любимый… самый невероятный, самый надежный, мужественный и неземной человек этой Вселенной. Какое же у тебя необъятное, всеобъемлющее, доброе сердце…

Я подхожу к нему близко, обвиваю руками, давая понять все душой, что я всегда рядом, в любую минуту, в горе и радости…

Егор. Сынок.

Когда-то я совершила непростительную ошибку и та боль, которую я причинила вам с братом, вернулась ко мне в троекратно. Я знаю, что тебе пришлось пережить, когда ты был совсем ребенком. Своим поступком я наказала, прежде всего, саму себя и хочу попросить твоего прощения, но понимаю, насколько не заслуживаю его.

Сейчас я пишу тебе это письмо, испытывая сильнейшее раскаяние за то время, что я уже не смогу вернуть, за любовь, которую не дарила, за те слезы, которые ты пролил из-за боли, причиненною мной.

Я прошу тебя дать мне шанс…Я буду ждать столько, сколько нужно…

Мария…

А внизу ее цифры…

Еще месяц назад эта женщина не взяла номер своего сына, а сейчас оставляет свой…

Сложно судить — легко осуждать, еще проще винить, тяжелее прощать…

Егор сжимает мою руку. Она у него холодная, как сибирская стужа, крепкая, как крещенский мороз. Мы смотрим друг на друга. Сейчас только он должен принимать решение, и каким бы оно не было — оно будет самым правильным.

Егор берет свой телефон, задумчиво крутит в руках и открывает мессенджер. Я вижу, как по экрану прыгают буквы — С НОВЫМ ГОДОМ!, а ниже подпись — Егор.

Отправляет на номер, оставленный в письме, и поднимает на меня свой теплый взгляд. Его глаза улыбаются, а значит — всё было не зря!

— Спасибо. Я тебя люблю…- шепчут губы Егора, обжигая мои.

— Я тебя…

— Эй! — подпрыгиваем с моим парнем на месте, когда дверь сотрясается от удара. — Вы там снова, что ли, в десна бахаетесь? — орет мой брат-полудурок.

— Ну всё, Илюхин, кранты тебе! — вскакивает Егор под мой заливистый хохот!

КОНЕЦ