— Илюхина!
Расталкивая сонных студентов, бегу на семинар по высшей математике, поглядывая на время. До начала пары осталась всего каких-то пара минут.
— Илюхина! Вера!
Оборачиваюсь и сдуваю выбившуюся прядь из хвоста. Поправляю очки на носу, которые снова надела вместо линз. Почему-то мне вдруг стало не важно, заметит ли Артем Чернышов под оправой цвет моих глаз или нет.
Приглядываюсь, считая, что разговариваю с ожившим привидением, потому что Альбина Суваева ну никак не может окликнуть Веру Илюхину.
— Оглохла что ли? Очки вторые тогда одень, — закатывает глаза одногруппница. Глубоко вздыхаю. Ну и тупица. Причем тут очки и проблемы со слухом?
— Не одень, а надень. Чего тебе?
— Не умничай, — раздраженно фыркает Суваева. Странно, а почему она одна? Где же ее хозяйка? — Тебя в деканат вызывают.
— Зачем? — удивляюсь. Я уже до начала пар успела там побывать. Опять, что ли, студенческую конференцию хотят на меня повесить?
— А я почем знаю? Деканат передо мной не отчитывается.
Снова смотрю на время.
Елки-иголки!
«Ой, ничего с деканатом не станется, после семинара забегу».
— Хорошо. Зайду позже, — разворачиваюсь, чтобы уйти, но Суваева ловко впивается мне в предплечье, не позволяя сделать ни шага.
— Куда? Срочно, Илюхина. Просили зайти срочно, — чеканит по словам Альбина.
Да что там такого срочного?
Слышу, как звенит звонок на пару, а я стою и решаю, что же мне делать дальше.
— Ладно. Передай Варягину, что меня вызвали в деканат, — подумав добавляю. — Пожалуйста.
— Без проблем, — слишком уж охотно соглашается одногруппница.
Собираюсь стартануть с места, как слышу в спину:
— Методички-то отдай, — оборачиваюсь и смотрю на кивающую в сторону охапки пособий, зажатой в руке.
— Точно! Возьми, — как же я могла забыть про методические пособия Варягина для нашего семинара?
Передаю Суваевой брошюрки и пулей несусь в деканат.
Перепрыгиваю через ступеньки, на ходу поправляя белую рубашку, выбившуюся из джинсов. Стучусь и просовываю голову в дверной проем:
— Можно? Здравствуйте! — приветствую секретаря деканата еще раз. Неприятная такая женщина. Вечно сидит с таким деловым видом, будто она не печати в зачетках шлепает, а кандидатскую проверяет. — Мне передали, что вы просили меня зайти.
Женщина приспускает очки на кончик носа и смиряет меня недовольным взглядом.
— Ты же уже заходила, Илюхина, — фыркает секретарь. — С памятью проблемы?
— Мне так сказали, — огрызаюсь я. Да что они сегодня с дуба рухнули? Одна глухой обзывается, другая — беспамятной оскорбляет.
— Ничего не знаю. Никаких указаний не поступало на счет тебя, — теряя ко мне интерес, женщина берется за печать и снова шлепает по кипе бумаг.
— Может Ольга Анатольевна вызывала? — бросаю кроткий взгляд на дверь нашего декана Института.
— Илюхина! Ольга Анатольевна уехала в Министерство, — рявкает. — Ты отвлекаешь меня от работы.
— Извините, — повесив нос, выхожу из деканата.
— Иван Борисович, можно? — в аудитории подозрительно тихо.
— Проходите скорее, Вера, — сквозь зубы проговаривает Варягин. Что это с ним? — Давайте методички.
— Методички? — останавливаюсь напротив преподавательского стола и замираю. — Какие методички?
— Вера! Методички, которые я вас просил на кафедре взять. Что с вами происходит, Илюхина?
Слышу, как за спиной хрюкают голоса одногруппников.
— Я же их передала, — непонимающе мямлю преподавателю.
— Правда? — удивляется Иван Борисович и складывает руки на груди. — И где они по-твоему? — показывает на стол, на котором действительно ничего нет точно так же, как и на партах моих одногруппников.
Хрюканье перерастает в открытый смех, а я, заливаясь краской, смотрю на улыбающуюся Альбину и ядовитую физиономию Карины.
— Мало того, что вы опоздали на пару, так еще срываете занятие, Илюхина! — гневно рокочет преподаватель.
Господи, мне так стыдно. Хочется потеряться в тумане, раствориться в этом удушающем воздухе, чтобы меня не искали и забыли о моем существовании.
— Меня вызывали в деканат. Я просила Суваеву Альбину передать…
Но договорить я не успеваю, потому что вся аудитория взрывается неистовым хохотом. Я не понимаю, что происходит, когда бегаю глазами по лицам смеющихся надо мной одногруппников. Иван Борисович стоит, сложив руки на груди, и порицающе разглядывает мои пунцовые щеки.
— То есть теперь туалет у нас называется деканатом? — выкрикивает Карина.
— Иван Борисович, — с последней парты орет одногруппник, — так может Илюхина все методички истратила вместо туалетной бумаги?
Любой человек хоть раз в своей жизни обжигал палец. Так вот я себя чувствую, будто меня бросили в огненный бурлящий котлован с помоями.
Смотрю на довольные лица Дивеевой и Суваевой, в которых бьет ключом торжество и ликование. Эгоцентричные, малодушные, озлобленные гиены, притворяющиеся грациозными ланями, сколько же в вас яда? Унижение — наилучший вид их собственной гордости. Они гордятся своей подлостью, считая, что, растоптав и унизив человека — это круто, забывая о том, что стремление возвыситься заканчивается стремительным падением вниз.
Целую неделю я жила, наивно полагая, что Карина давно забыла те глупые фотографии с вечеринки и сплетни, слепленные из воздуха. Но месть оказалась горячей на столько, что моя кожа плавится от стыда и позора.
Чувствую, как в уголках скапливаются капельки соли, готовые прорвать платину моей выдержки и терпения. От душевной дрожи не слышу собственного дыхания. Я что, не дышу?
— Аудитория! Внимание! — стучит раскрытой ладонью по столу Иван Борисович. — Прошу тишины, уважаемые студенты. Вера, где методички? — обращается ко мне преподаватель.
Собрав в себе крупицы сил, собираюсь рассказать Варягину, как было на самом деле, но мою речь прерывает стук в дверь.