Буду твоей Верой

20

На первом этаже вечеринка в самом разгаре. Гости разбились на небольшие компании и каждый веселится, как может: кто танцует, кто зависает у бара, а кто-то и вовсе обжимается на диванчике, вон, как та парочка Священника и Ведьмы!

Хохотнув, разглядываю танцующих и задерживаюсь на знакомой фигуре. Прямо по середине организованного танцпола мой брательник, пристегнув к своей руке наручником симпатичную девушку, откровенно виляет бедрами! Вот же Ромео недоделанный! Девчонки, сидящее на диванчике заливисто пищат, когда мой братец начинает поигрывать мышцами.

Мои щеки багровеют от неловкости момента. Мой младший братишка, которому я гладила трусы, зажигает совсем не по-детски. Открываю рот и подаюсь корпусом вперед, наблюдая, как Ромка что-то отхлебывает из пластикового стаканчика и морщится. И я сомневаюсь, что там газировка.

Ну, Ромыч, ну погоди!

Папка тебя так за уши отдерет, если узнает, и подтяжки твои на одно место натянет!

— Хайповый пацан. Только школьник еще. Думаю, через пару лет девчонки из трусов будут выпрыгивать за его внимание, — Егор стоит рядом и смотрит на хохочущего Ромку.

— С девятого класса выпрыгивают, — на автомате отвечаю, но спохватившись, добавляю, — в смысле, мне так кажется, что уже давно выпрыгивают.

Фууух…не хватало еще так нелепо спалиться, Вера!

— Хочешь познакомлю? — ничего не заподозрив, спрашивает Егор.

— Нееет! — слишком быстро отвечаю, цепляю парня за рукав и тяну в противоположную сторону, где у камина собралась небольшая компания ребят. Они по очереди что-то бросают в огонь под непонятное то быстрое, то замедленное бурчание. Мне не слышно, о чем конкретно они говорят, но, когда улавливаю характерный треск в камине, толпа начинает ликовать и аплодировать, поддаваясь всеобщему веселью.

— А что они делают? — привстаю на носочки и пытаюсь дотянуться до бестыжева уха, чтобы перекричать музыку.

— Ерундой они занимаются. Пойдем к бару, я тебя так и не угостил.

— Расскажи, — держу Бестужева за рукав, не давая уйти. — Пожалуйста!

— Они типа гадают, — скептически фыркает и почесывает лоб под бейсболкой. — Берешь орех, бросаешь его в камин, перечисляя буквы алфавита. На какой букве орех взорвется, на ту букву будет начинаться имя жениха или невесты.

Егор рассказывает это таким тоном, будто его сейчас вырвет, а мои брови от удивления стремительно ползут вверх.

Слишком много информации от человека, который не жалует костюмированные вечеринки.

— А ты откуда знаешь?

— В прошлом году было тоже самое, — равнодушно отвечает Бестужев.

— Так ты же не ходишь по таким мероприятиям, — прищуриваюсь, собираясь уличить во вранье.

— После этого идиотизма и не хожу. И сегодня, если бы не ты, не пошел.

И почему сразу идиотизм? Мне, например, понравилось! Я никогда подобными забавами не увлекалась, и раз уж сегодня у меня день открытий, буду получать от них удовольствие!

— Я тоже хочу!

— Да брось. Это же полный бред.

— Зато весело!

Пойти со мной я не предлагаю, поэтому подхожу к компании ребят сама и беру из стеклянной вазочки грецкий орех.

Несколько минут изучаю броски девушек и парней, рассчитываю траекторию полета ореха, его скорость и среднее время, через которое трескается скорлупка, пытаюсь спрогнозировать темп ведущего, с которым он перечисляет буквы в алфавитном порядке. Но с огромным сожалением понимаю, что первая буква А мне точно не выпадет, потому что так скоро орех еще ни разу ни у кого не лопнул.

Ну и ладно, всё равно я знаю, что Артем Чернышов — моя судьба!

Когда подходит моя очередь, я почему — то волнуюсь. Понимаю, что это шутка, а как-то волнительно.

Девушка-ведущая кивает, мол «пора».

Замахиваюсь и… зажмуриваюсь.

На букве А — слышу вскрики и странный звук, похожий на тот, когда вылетает пробка из шампанского, на букве Б ведущая замолкает, гостиная взрывается восторженным возгласом, а я распахиваю глаза.

Разноцветное конфетти и струящаяся мишура сыпятся из-под потолка, точно рождественский снег. Девчонки и парни ловят их руками и смеются, купаясь в искрящихся блестках. Они оседают на головы, на костюмы и мебель, погружая гостиную в новогодний маскарад!

Упс!

— Кто это сделал? — визжит голос Карины. — Кто лопнул шар? Я должна была это сделать в конце вечеринки! Это был сюрприиииз! — хнычет Дивеева.

Ой, мамочки!

Поднимаю голову и смотрю на оранжевую тряпочку, печально свисающую с хрустальной люстры. Наверное, этот шнурок и был тем самым шариком, наполненным радужным конфетти.

Бочком, бочком, пока очевидцы, разинув рты, восхищаются незапланированным фейерверком, двигаюсь в сторону выхода, потому как такую оплошность Карина мне вряд ли простит.

Ну как же так, Вера?

Ну ты и растяпа.

Но вместо того, чтобы виновато горевать, я хрюкаю от смеха!

— Ты куда? — ловит меня за руку Бестужев, а я с испуга подпрыгиваю и прикладываю руку к сердцу.

Я уж было подумала, что меня вычислили и отловили!

— Н-никуда. А что там случилось, не знаешь? — заинтересовано вглядываюсь в толпу. Теперь меня можно считать не только врушкой, но и никудышней актрисой.

— Да я и сам не понял. Говорят, девчонка какая-то бросила в камин орех, тот отскочил от раскаленного бревна и угодил прямо в навесной шар. Не знаешь, кто бы это мог быть? — и смотрит так странно на меня….подозревающе.

А я что?

Я ничего!

— Нет, не знаю, — кручу головой.

— Понятно, — усмехается Бестужев. — А буква-то какая выпала?

— Откуда? — не понимаю.

— Да не откуда, — хмыкает, мол «ну и бестолочь».

— К-куда? — да о чем он спрашивает-то?!

— Букву, спрашиваю, какую нагадала? — вспыхивает Бестужев.

А! Буква! Ну так бы сразу и сказал!

А действительно, на какой букве остановился отсчет?

— Кажется на Б, — задумываюсь. — Да, точно. Но у меня все равно женихов на Б нет, — печально пожимаю плечами. — Да и ерунда это полная.

— Ну да, — соглашается парень. — На вот, держи, — протягивает пластиковый стаканчик с аппетитно выглядящей жидкостью.

— Что там? — принюхиваюсь.

— Безалкогольный коктейль.

— Знаешь, я как-то читала, что в клубах или на вечеринках лучше пить из закрытых бутылок, — не решаюсь попробовать и смотрю на Егора, закатывающего глаза. — А что? Столько случаев было, когда подсыпают какую-нибудь гадость, а потом…

— Вер, — перебивает звезда гандбола, — не зуди, а! Бармен делал коктейль при мне, просто расслабься, — беззаботно советует парень.

Довериться Егору Бестужеву — опрометчиво и самонадеянно с моей стороны, но глядя друг другу в глаза, я делаю пару глотков.

— Егор! Бес!

— Хей, чувак, давай к нам!

— Бро, тут пацаны на полуфинал ставят, твоё слово ждем! — кричат парни.

Бестужев лениво выпрямляет ноги и улыбаясь, качает отрицательно головой. Салютует ребятам стеклянной бутылкой Колы и устало прикрывает глаза.

Ему со мной скучно.

Мы сидим на засыпанном блестящей мишурой кожаном диване на таком расстоянии друг от друга, что между нами можно было бы вместить еще одну меня, а при сильном желании еще и ту блондинку, которая уже десять минут пялится на Егора, чем не сказано меня раздражает.

Со стороны мы вряд ли походим на пару, которая пришла вместе и вроде как встречается, поэтому несколько раз к Бестужеву подсаживаются девчонки и пытаются познакомиться.

Я все еще помню слова брата про бестужевских подружек, да и убедиться в этом не сложно. Загадочный, невозмутимый парень с грустными бровями притягивает к себе внимание, заставляя себя разгадать. Под такое мужское очарование сложно не попасться, и ты летишь на него, словно мотылек на искры костра, понимая, что ждет тебя впереди.

Если бы не наша глупая сделка, звезда гандбола уже давно развлекался с той блондинкой или обсуждал результаты полуфинала с парнями. Вместо это ему приходится терпеть мое унылое общество, а мне — чувствовать осадок вины.

Мы оба молчим.

Мои глаза путешествуют по раскрепощенным девушкам, танцующим нескромные танцы, по веселящейся и смеющейся молодежи и застывают на целующейся напротив парочки. Девушка сидит полубоком у парня на коленях, обнимая его за шею. У меня вспыхивают щеки, когда молодой человек проводит рукой вдоль бедра и ныряет девчонке под платье.

Ох!

Смущение накрывает с головой. Я не знаю, как должны проявляться отношения между влюбленными. У меня никогда не было подобного.

Эта парочка так увлечена друг другом, что, кажется, для них не существует ни шума, ни звуков, никого, кроме них. Он смотрит на нее, как на Божество, а она на него, как на восьмое чудо света. Наверное, именно так выглядит влюбленность.

Не знаю почему, но перевожу взгляд на своего «как бы парня», который вытянул свои длинные ноги, практически сполз с дивана, сложив на груди руки и… спит?

Он еще кепку на лицо натянул! Видимо, ему так со мной интересно и увлекательно, что от переизбытка утомился и уснул.

Что-то такое острое и болючее кольнуло в груди.

Скучная, не умеющая веселиться ботанша Илюхина. Да с тобой ни один парень долго не продержится. Чем ты собралась удивлять, Вера? Знаниями теоремы Виета или как карбиды щелочных металлов кристаллизуются в тетрагональной ячейке?

Я не умею танцевать, я не умею рассказывать смешные шутки и поддерживать разговор, я не смеюсь, когда все смеются, не умею стильно одеваться и соблазнительно хлопать ресницами, я не умею быть женственной и привлекательной, да я много чего не умею!

— Спишь? — грубо толкаю парня в бок. Злюсь на себя страшно. — Иди, тебя вон зовут, — киваю в сторону парней. — Нечего тут меня охранять, — булькаю я.

И чего он, действительно, весь вечер торчит около меня? Я к себе его не привязывала и нянькаться со мной не просила. Пусть развлекается. Поспать в понедельник на парах успеет.

Бестужев открывает один глаз, за ним другой и внимательно меня разглядывает.

— Иди. Караулишь тут меня. Может Артем бы давно подсел ко мне, а ты мешаешь, — не подумав, ляпаю, что попало.

Потому что злюсь. И на себя, и на него.

— Мешаю значит? — фыркает парень, вскакивая на ноги. Чего это он? Брови насупил, губы сжал, только копыт не хватает. Бросает в меня последний недобрый взгляд и уносится в сторону звавших парней.

Ну и пусть идет.

И хорошо.

И не нужен мне никто.

И эти тут напротив, расселись и обжимаются. Людей нервируют своими улыбочками блаженными, тьфу.

Знаю, что похожа на сварливую старую бабку, но не понимаю, что со мной происходит и почему я так завелась.

— Вера?

— А-Артем? — Елки-иголки, подпрыгиваю на месте, когда рядом с моим лицом возникает труп Эдварда Каллена, начинающий, по-видимому, разлагаться: краска поплыла, перемешалась и превратилась в одно сплошное черно-белое месиво.

Святые угодники!

— Ага! Я! — обходит диван и плюхается рядом.

Вот! Я об этом и говорила! На ловца и зверь бежит!

И пусть этот бесстыжий Бестыжев покинет мою голову, вон, сам Тема Чернышов ко мне подсаживается!

Подбираюсь, выпрямляю спину и закидываю ногу на ногу.

Красиво закидываю.

Красиво настолько, что не рассчитываю и задеваю лодыжкой стеклянный столик.

— Эх, — морщится парень. — Больно?

— Нннет, — натужно улыбаюсь и обхватываю костяшку.

Больно — совершенно не то слово! Мне адски больно. Больно так, что ухо простреливает и капилляры в глазах лопаются. Беззвучно ору и стискиваю зубы, чтобы не показаться безнадежной неудачницей и не расплакаться.

— А ты чего одна грустишь? Где Бес?

— Он к ребятам пошел, сейчас вернется, — сквозь зубы еле выговариваю и киваю в сторону парней.

Одновременно с Артемом поворачиваем головы и видим Бестужева, мило беседующего с той самой блондинкой, половину вечера пускающей на него слюни.

Она вспыхивает и опускает взгляд, когда Егор наклоняется и что-то шепчет на ушко.

Я мгновенно забываю о боли физической, чувствуя совершенно другую. Где-то в груди, где-то под ребрами.

— Понятно, — усмехается Чернышов и смотрит сочувственно. — Слушай, мы сейчас в фанты собираемся играть, если есть желание, милости просим. Будет весело.

Его жалостливо-сочувствующий взгляд окончательно растаптывает мою и так невысокую самооценку.

Весело, говоришь?

Снова бросаю взгляд на то место, где ворковали голубчики, но ни Егора, ни девушки не нахожу.

Неведанное чувство сковывает по рукам и ногам. Оно по силе такое мощное и разрушительное, что справиться с ним мне не подвластно. Что это?

— Хорошо. Я согласна.