Буду твоей Верой

33

Егор

Смотрю на девчонку, у которой растрепался и съехал на бок хвост, и улыбаюсь. Удивительно, но с ней я стал делать это часто, хотя считал, что подобная функция у меня давно заблокирована. Как-то очень легко этой девушке, смешно надувающей щеки, удалось подобрать ключ от сложной блокировки.

Губы Веры уморительно шевелятся, выдавая нелепые ругательства. Даже в тусклом освещенном боулинг-зале они маняще блистают и просят к ним прикоснуться. Это то, о чем я думаю последние полтора часа, проведенные этим будним ноябрьским утром в торговом центре.

Снеговик очаровательно искренен в своих эмоциях: она мило расстраивается, когда в очередной раз ее шар сходит с дорожки, и так невыносимо прекрасно радуется, когда сбивает пару кеглей.

Все-таки, правильным было решение привезти девушку сюда и увидеть, как горят восторженным блеском ее невероятные глаза. Не нужно быть психологом или великим ученым, чтобы понять — Снеговик впервые играет в боулинг. А вот сможет ли понять она, что для меня сегодня тоже многое впервые? Например то, что наш побег — практически свидание, на которое девушку пригласил я. А не наоборот.

Когда в аудитории я нашел Веру на галерке в обществе каких-то двух кудахчущих поочередно куропаток и слащавого Чернышова, я почувствовал удар под дых. Такой, когда, не ожидая, получаешь удар мячом в солнечное сплетение: ты теряешь равновесие, твое дыхание замирает, а боль пробивает грудную клетку. Я знаю, о чем говорю.

Мой злейший враг, непримиримый соперник из команды Перми ни раз устраивал мне подобные аттракционы, выхватывая при этом жесткие ответные удары. Здоровенный пермский медведь, встречаясь с нашей командой на игровом поле, ведет личную борьбу со мной на протяжении многих лет за право быть названным лучшим бомбардиром. Несколько раз у него это получалось. А последний год — мимо.

В тот момент, в аудитории, Чернышов и стал для меня тем самым пермским медведем. Я готов был рвать, крушить и ломать. Видеть рядом с Верой этого сладкого мальчика — как получить тот самый неожиданный сражающий наповал удар.

Я всегда относился к Черному нейтрально. Мы часто крутились в одной компании, но друзьями никогда не считались. Знал, что он пользуется успехом у девчонок, но не думал, что может нравиться Вере.

Видимо, я неплохо справился с своей ролью в нашем партнёрстве со Снеговиком, раз Артем обратил на нее внимание. Да только меня сей факт не устраивает.

— Я не понимаю, как ты это делаешь, — расстраивается мой Снеговик. Она плюхается напротив на кожаный коричневый диванчик и хватается за остывшую пиццу. Обиженно откусывает немаленький кусок и машинально облизывает блестящие губы. Я не могу оторваться от них. Смотрю, как кретин, и представляю, что эти губы вытворяют с …. Проклятье.

— Пойдем, — протягиваю через стол руку. Вера осторожно вкладывает свою маленькую ладошку, и я вновь теряюсь в ощущениях.

Подвожу девчонку к дорожке, выбираю самый легкий шар и передаю Вере.

Я ее уже учил, но хочу сделать это снова. Потому что чувствовать ее близость мне крайне необходимо, как воздух.

Встаю позади и зарываюсь носом в небрежный хвост, незаметно втягивая запах ее мягких волос. Та самая яблочная сдоба сводит с ума и затуманивает рассудок. Отвожу правую ногу назад, а ее корпус слегка направляю вперед. Слышу, каким частым становится ее дыхание, но боюсь ошибиться: это именно то, что чувствую я или от неприязни моей близости.

— Расслабься, — шепчу прямо в ушко. Вера вся напряжена точно струна гитары. Да я и сам натянут тетивой.

— Н-не могу, — приоткрываются губы девчонки. В этом полумраке ее румянец пылает яркой звездой и это так очаровательно. Как же мне нравится смущать Снеговика! — Когда ты так близко, не могу, Егор, — качает головой Вера.

Ох, черт. Дурак. Вновь пугаю Снеговика своей напористостью.

— Извини, — отхожу, но руку не убираю с ее руки, а отвожу назад для броска.

Бросаем. Шар катится ровно, не съезжая с дорожки, и выбивает ровно половину кеглей. Снеговик торжествующе прыгает на месте и хлопает радостно в ладоши. Я вижу, как в порыве девчонка делает шаг ко мне, но останавливается, смущенно опустив глаза.

— Спасибо за помощь, Егор. Ты — настоящий друг.

Да, друг…

Я всего лишь друг…

Не забывай об этом, Бестужев.

Сжимаю кулаки.

Мы идем по первому этажу и разглядываем витрины. Многие из них уже наряжены к Новому году. Конец ноября — это практически начало отсчета любимого всеми праздника. Я не люблю Новый год. Предпраздничная суета мне нравится больше, когда ты еще веришь и надеешься на какое-то чудо, строишь планы на будущий год, а потом он неожиданно быстро наступает и не приносит ничего, кроме разочарования.

Каждый Новый год мы традиционно встречаем нашей семьей в доме. Один из немногих праздников, когда мы собираемся вместе, напоминая, что мы есть друг у друга, но быстро забывая об этом, когда отец через пару часов возвращается на базу, потому что без него никак не справляется персонал, обслуживающий новогодний корпоратив, а Андрей сбегает к своей девушке. Ну а я… Я остаюсь один…

Смотрю в отражение витражного стекла и вижу в нем Веру. Она разглядывает новогодние фигурки и подарочные статуэтки. Ее губы тронуты нежной улыбкой, а лицо мерцает ярче новогодней гирлянды. Оно источает свет и внутреннюю красоту, и я любуюсь. Останавливаемся у витрины, за стеклом которой вокруг елки по железной дороге наворачивает круги паровоз, правдоподобно издавая звуки сигнала. Вера смеется, и я тоже не могу сдержать улыбки. Похоже, это заразно. А еще, кажется, я знаю, что подарю Снеговику на Новый год!