Меня всегда удивляло, как в таких роскошных домах, можно ходить в обуви.
Я смотрела фильм и возмущалась, представляя, как подошва, побывавшая на лужайке для выгула собак, разносит всю грязь и бактерии по дому.
Коттедж Карины просто начисто сломал кинематографический стереотип о том, что богатые никогда не разуваются.
Просторный холл семейства Дивеевых усеян обувью. Тем, чьи хозяева пришли раньше и успели приткнуться подальше от входа, несказанно повезло. Таким, как мы — не очень.
Сапоги, ботинки, кроссовки, туфли на каблуке…погодите, что? Туфли на каблуке в такой снег и мороз? Вот это поистине заслуживает уважения!
В общем, это месиво уж больно напоминает обувное кладбище, по останкам пар которого топчутся снующие туда-сюда гости. Мне бы не хотелось похоронить ботинки Киры заживо, которые стоят, как две папины зарплаты, поэтому высматриваю местечко, куда бы можно было приткнуть «хрустальные туфельки». Жалею, что с собой нет пакета, иначе бы положила в него и таскала с собой, как в школе сменку!
— Идем туда, — Бестужев указывает на небольшой коридорчик, в котором находится всего одна дверь.
Он с легкостью толкает ее, и свет автоматически загорается.
Я осматриваю помещение и понимаю, что мы в прачечной. Вроде бы так эта техническая комната называется, где стоят две большие стиральные машины, пара сушилок, куча бытовой техники, огромная гладильная доска и множество моющих предметов и средств.
Раз Егор знает об этой комнате, догадываюсь, что здесь он уже бывал.
И как часто?
А зачем, Илюхина, тебе знать ответ на этот вопрос?
— Можешь оставить верхнюю одежду здесь, — поясняет Бестужев.
— А хозяева точно не будут против? — уточняю я.
— Вроде никогда не были, — неуверенно пожимает плечами и стягивает свою совсем не зимнюю куртку.
«Вроде никогда не были…» — значит точно был и не один раз.
А почему, Илюхина, тебя это удивляет?
Они же вращаются в одной компании, понятно, что Егор частый гость Карины, тем более тогда, когда она так на него облизывается. И при Артеме тоже.
Не знаю почему, но меня это злит. Вот прямо сейчас злит, что встречаясь с Чернышовым, она метит на моего парня. Пусть и не настоящего, но моего!
Дергаю молнию пуховика и сержусь на Бестужева.
За то, что нравится всем.
— Давай помогу? — кивает Бестужев и смотрит в приоткрывшийся участок в области моей шеи, из которого выглядывает крупный темно-розовый бархатный чокер-бант.
— Сама справлюсь, — буркаю я.
Молния поддается, решая не связываться со мной и моими перепадами настроения.
Снимаю пуховик и кладу на широкую поверхность стиральной машины, там же снимаю и обувь.
Выпрямляюсь и поворачиваюсь к Бестужеву, у которого глаза застыли в неподвижном состоянии в области моих бедер.
Что он там увидел?
Дырку на колготках?
Опускаю взгляд и… о, проклятье!
Я совершенно забыла, какое на мне короткое платье!
Поспешно хватаю пуховик и прикрываюсь от взгляда Егора.
— Ты не мог бы выйти? — спрашиваю, чуть ли не заикаясь.
Какое-то время он молчит, а я стою и разглядываю шершавую плитку на полу, стесняясь на него посмотреть.
— Подожду снаружи, — хрипло говорит Бестужев и выходит, прикрывая за собой дверь.
Фууух…
Я так и думала.
Я предупреждала Киру, что не смогу чувствовать себя комфортно в этом платье.
Как бы само по себе оно мне не нравилось, но ощущаю я себя в нем абсолютно раздетой.
Подхожу к высокому под потолок шкафу, одна створка которого имеет полностью зеркальную поверхность.
Я вновь рассматриваю себя и не узнаю эту девочку.
Кажется, что она сейчас жутко улыбнется и помашет мне из зеркала, а потом протянет руку, приглашая к себе. В свете сегодняшней вечеринки, мое изрядно развитое воображение не видится глупым, а вполне логичным.
Но, увы, фарфоровая кукла из зеркала не выглядит, как в фильмах ужасов, а скорее напоминает миниатюрную балерину из музыкальной шкатулки.
Мои волосы собраны в два объёмных пучка с вьющимися у висков прядями.
Они такие гладкие и блестящие, как из рекламы шампуня.
Такими я их не знаю.
Мои глаза на припудрено-белой коже смотрятся нереально огромными и стеклянными. Густые черные стрелки и красная подводка придают взгляду мистичности и делают его выразительнее.
Это не мои глаза.
Чужие, безжизненные.
На правой скуле нарисована небольшая трещинка, рассказывая о том, что старинную игрушку роняли и не берегли, за что она обязательно накажет каждого обидчика.
Мои губы кажутся полнее обычного, и я вмиг вспоминаю тот Бестужевский взгляд на ступеньках. У меня до сих пор они покалывают морозным ментолом.
Опускаюсь глазами ниже, где на шее, между подбородком и левым плечом вызывающе красуется бархатный пурпурный чокер-бант, который адски мешает, но смотрится потрясающе.
А потом мои щеки вспыхивают, наливаясь неподдельным румянцем.
Джинсовый корсет, туго перетянутый на спине джинсовой веревкой, делает мою талию осиной, придавая изгибам плавности и женственности. Потрясающая вышивка в виде цветочного орнамента на груди не дает усомниться в том, что выполнена она вручную. Тонкие, лаконичные атласные нити играют в искусственном свете переливами и необычными оттенками. Провожу по ним пальцами, ощущая приятное соприкосновение, точно с объемными выпуклыми буквами из детских познавательных книжек.
Моё дыхание учащается и то, что появилось непонятно откуда в области декольте, начинает синхронно вздыматься с каждым набранным вдохом.
Нет.
Я не смогу выйти ко всем.
Эти голые плечи, эти голые ноги, прикрытые сверху микроскопической фатиновой юбкой цвета нежных румян и тонким белым капроном, делают меня уязвимой.
— Ты похожа на куклу, — раздается приглушённый голос Егора.
Резво поворачиваюсь к нему и пропадаю под блуждающим Бестужевским взглядом. Его серые глаза потемнели и слились с цветом его сегодняшнего наряда.
«Черный всадник», — почему-то решаю я.
Пусть не смотрит на меня так, потому что моя последняя капля уверенности иссыхает под его горячим вниманием.
— Так и планировалось, — скрещивая на груди руки, закрываюсь. Но глаза Егора и не думают стесняться, сползая по корсету вниз и останавливаясь на пышной юбке.
Да что ж он в самом деле-то?
— Я не об этом, — неожиданно бросает Бестужев. Не понимаю…а о чем? — Готова?
— Нет, — кручу головой.
Не готова и не буду. Если от одного взгляда бесячего спортсмена я тушуюсь и чувствую себя белой вороной, тогда что будем там, в доме, полном народа.
Егор хмурится и ничего не сказав, подходит и берет меня за руку.
Это невинное прикосновение совсем не похоже на то, когда я насильно тащила Егора за руку — оно другое. Оно личное…оно говорит: «Успокойся, я рядом».
Мы выходим в небольшой коридор и знакомым путем возвращаемся в холл.
Хватаюсь второй рукой за наши сцепленные с Егором пальцы, потому что мои ступни в колготках скользят по вышколенному полу.
— Почему ты не разулся? — замечаю, что Бестужев до сих пор в берцах.
— У меня носки дырявые, — сообщает парень, а я резко торможу и смотрю на Егора.
Эээ…что? Он серьезно сейчас?
Бестужев хитро подмигивает и кивает подбородком, призывая меня отмереть и посмотреть себе за спину.
А там…там снова вааууу!
Огромное гостиное помещение забито костюмированной молодежью!
Высокий напольный диско-прожектор гуляет лазерными лучами по лицам Привидений, Ведьм, Вампиров и прочих чудиков!
Невероятного размера фонарь Джека* установлен на настоящем растопленном камине. Мерцающие гирлянды создают атмосферу ночного клуба, а электронная музыка, грохочущая из массивных колонок, лишь добавляет эффект! Здесь нет пресловутых летучих мышей, паутин и прочей праздничной мерзости, тут — настоящая студенческая тусовка из зарубежных сериалов!
Кручу головой по сторонам и вижу длинную кенди-зону, инсталлированную под Хэллоуин: милые тыковки развешены на ветках искусственных мини-деревьев, оранжевые свечи, морковные салфетки и тыквенные скатерти. Стол буквально изобилует угощениями и сладостями, а в середине стоит королевская глубокая супница, наполненная тыквенным муссом.
Левее накрыт фуршетный стол с незатейливыми закусками, у которого столпилось большое количество вечно голодных студентов. Но самое популярное место в этом помещении — бар с двумя профессиональными барменами, ловко играющими с бутылками и жонглирующими лимонами! Парни одеты в белые рубашки, на которых красной краской разбрызганы капельки крови, в черные жилетки и черные галстук-бабочки! С их лиц не сходят улыбки с хищным оскалом и смешными клыками!
Наверное, я слишком долго слежу за их техничными перебрасываниями, поэтому от Егора не укрывается мой интерес к ним.
— Хочешь чего-нибудь выпить? — спрашивает парень, отпуская мою руку.
— Да! — не задумываясь, выпаливаю я. Мне нужно остудить свои пылающие щеки и кипящей мозг, который начал плавиться от бестужевских разглядываний. — Только не алкогольное.
— Я знаю, — бросает Бестужев и скрывается в безумной толпе.
Что он там знает?
— Привеет, — мурлычет Карина, не понятно откуда появившаяся перед лицом.
Осматриваю девушку и рядом стоящую Альбину и горю желанием выкрикнуть: «Ну конечно!».
Ну конечно Дивеева не могла выбрать другого наряда, как только образ гламурной Барби! На Карине розовый парик с вьющимися длинными искусственными волосами, белый укороченный шелковый топ и узкая короткая юбка молочного цвета, а на плечах — короткая мохнатая розовая шубка.
А ей не жарко?
Не хотелось бы оказаться рядом, когда она вздумает ее снять!
Мерцающий яркий макияж вопиюще кричит, что на него хозяйка потратила не прилично огромное количество времени.
А вот Альбина мне всегда казалась поумнее, видимо поэтому жгучая брюнетка с выпрямленными утюжком волосами решила приспустить с плеч точно такую же шубку, только голубого оттенка, выставляя на общее демоническое обозрение свои бронзовые плечи, плоский живот и аккуратную грудь.
Да уж…их наряды больше подходят для каких-нибудь плейбой-вечеринок, а не для празднования чертовщины.
— О, я смотрю ты тоже сегодня решила быть куколкой, — проходится по мне брезгливо-оценивающим взглядом Карина, задерживаясь на моей поролон-туго-стянутый-корсетом-груди! — Классно выглядишь, правда Альбина? — морщится Дива.
— Конечно, — деланно умиляется Суваева, — только с той разницей, что мы- современные куклы, с которыми хочется играть, а не оставить на полке пылиться рядом с другим фарфоровым старьем!
Вот же выдры гламурные!
— А это что у тебя на шее? — приближает свой нос Дивеева, разглядывая мой бант. — Слюнявчик?
Я не успеваю даже придумать ответную колкость, потому что оглушающую басами музыку перебивает визжащий ультразвук Карины.
В ужасе смотрю на Дивееву, по идеальному лицу которой изящно стекает темная, игривая мелкими пузырьками жидкость, точно в ложбинку между грудей. Можно было бы сказать, что выглядит это красиво и эротично, если бы произошло совершенно при других обстоятельствах, а ни когда глаза Альбины под бутафорскими розовыми очками делают из нее жертву базедовой болезни,** а лицо Карины застывает гримасой ужаса и неверия.
Перевожу внимание на Егора, который сжимает в руке пустой стакан так, что несчастный, кажется, сейчас треснет.
— Извини. Я случайно, — равнодушно бросает Бестужев Карине. — Отдай ей свой слюнявчик, — обращается ко мне, играя желваками. — Пусть подотрется.
А?
*Фонарь Джека — светильник из тыквы, символ неприкаянной души в ирландской средневековой легенде.
** Диффузный токсический зоб (Базедова болезнь) — увеличение функций щитовидной железы, при котором появляется пучеглазие.