Воздух в кабинете после его слов становится вязким и тяжёлым, как свинец. Подставить меня под огонь – это его излюбленный метод проверки на прочность. Только теперь ставки выше, а удар будет публичным.
– Я буду готова, – говорю я, и голос не подводит, ровный, почти спокойный.
Внутри же всё сжимается в тугой, болезненный комок. Выхожу, прикрываю дверь и останавливаюсь в коридоре, прислонившись ладонями к холодной стене. Глубокий вдох, выдох. Он не просто доверяет. Он бросает меня в клетку к голодным львам, чтобы посмотреть, выйду ли я живой. Но и упрекать его я не могу, я сама этого добивалась.
Дома пытаюсь сосредоточиться на выжимке для совещания. Цифры пляшут перед глазами, мысли путаются. Лика сегодня не скачет по квартире, а тихо сидит в углу дивана, и от этого моё беспокойство лишь усиливается. Я включаю её любимый мультик, чтобы хоть немного поднять ей настроение.
Завариваю крепкий чай и сажусь за стол. Открываю необходимый файл на ноутбуке и продолжаю его изучение, а когда приходит время, помогаю Лике с подготовкой ко сну и укладываю спать. После снова возвращаюсь к отчёту и работаю до тех пор, пока каждая цифра не сложится в безупречную картину.
Ночь проходит в лихорадочном полусне. Мне снится, что я стою перед советом директоров, а вместо цифр на слайдах детские рисунки Лики. Фон Мейер смотрит на меня ледяными глазами и спрашивает что-то на немецком, а я не могу вымолвить ни слова.
Утро встречаю разбитой, но собранной. В саду Лика обнимает меня особенно крепко, будто чувствуя моё напряжение.
– Удачи, мамуля, – шепчет она, и её слова становятся тем самым талисманом, который я стараюсь спрятать глубоко в сердце.
В офисе царит предсовещательная лихорадка. Светлана Игоревна кивает мне и желает удачи. Я благодарно ей улыбаюсь.
В кабинете Максим уже на ногах. Он в безупречном костюме, предельно собранный и опасный. Его взгляд скользит по мне, оценивающий, быстрый.
– Готова? – бросает он, поправляя манжет.
– Да.
Вот и весь наш разговор.
Мы идём по коридору к переговорной, и его присутствие ощущается как физическое давление. Он не смотрит на меня, но я словно всем своим телом ощущаю его напряжение.
В переговорной уже собрались Фон Мейер со своей командой и наши топ-менеджеры. Воздух наполнен низкими голосами, скрипом стульев, запахом дорогого парфюма и кофе. Я занимаю место чуть позади Максима, раскладываю блокнот и планшет. Руки не дрожат. И это можно расценивать как небольшую победу.
Презентация начинается. Максим у доски – это непередаваемое зрелище. Я на какое-то время выпадаю из общего контекста, загипнотизированная тем, как он владеет аудиторией. Он говорит уверенно, ясно, его английский безупречен. Он управляет аудиторией, как дирижёр оркестром.
Я перевожу взгляд на Фон Мейера: немец кивает, но его лицо непроницаемо.
Максим неожиданно поворачивается ко мне.
– Софья подготовила детализацию по финансовым моделям. Она готова ответить на ваши вопросы.
Все взгляды обращаются ко мне. Горло пересыхает. Я делаю глоток воды, чувствуя, как под взглядом Максима во мне закипает сталь. Не подведи. Не смей подвести.
Фон Мейер задаёт первый вопрос. Технический, сложный. Я делаю глубокий вдох и начинаю отвечать. Голос ровный, термины те, что вчера ещё казались китайской грамотой, сейчас выстраиваются в чёткие фразы. Я вижу, как его брови чуть приподнимаются, но не от удивления, а одобрительно.
Вдруг дверь переговорной бесшумно открывается, и лёгкой походкой от бедра в неё входит Евгения. Её не было в списке участников, но она вошла с видом хозяйки, ослепительно улыбаясь, будто её здесь ждали.
– Простите за опоздание, – её голос, сладкий и звонкий, режет слух. – Я только что взглянула на итоговые цифры. И обнаружила критическое несоответствие в расчётах рентабельности. Решила, что наши партнёры должны знать.
Она не смотрит на меня, но я понимаю: это удар точно по мне.
Максим не двигается, но я чувствую, как его спина напрягается.
– Евгения, вы, видимо, не в курсе. Эти данные уже были согласованы. Не отнимайте время партнёров, – он поворачивается к ней спиной. – Софья располагает более уточнённой информацией.
Но Евгения не сдаётся. Её улыбка становится ещё слаще.
– Конечно, Максим. Просто я переживаю за возможные риски в этих моделях. Мы не можем давать нашим уважаемым партнёрам непроверенную информацию.
Тишина в комнате становится оглушительной. Она не просто подставляет меня. Она ставит под сомнение его слово, его контроль над ситуацией. И делает это с улыбкой.
Я вижу, как сжимаются челюсти у Фон Мейера. Вижу, как холоднеет взгляд Максима. И в этот момент что-то внутри меня щёлкает. Страх сменяется чистой, холодной яростью. Она перешла черту. Не только мою. Его.
Я поднимаюсь. Все взгляды переносятся на меня.
– Прошу прощения, – мой голос звучит чётко, перекрывая гулкую тишину. – Но вы опираетесь на устаревшую версию файла. Текущая, с актуальными данными, была разослана вчера в половине восьмого вечера. Я могу продемонстрировать её на экране, включая историю изменений и подтверждение от финансового отдела.
Я разворачиваюсь к Фон Мейеру и смотрю ему прямо в глаза.
– Все расчёты были неоднократно проверены и подтверждены. Риски, о которых упомянула Евгения, были учтены и отражены в приложении Б на странице пять.
В комнате повисает пауза. Я не дышу. Максим смотрит на меня. Не на Евгению. На меня. В его глазах быстрый, почти неуловимый проблеск… уважения?
Фон Мейер медленно кивает.
– Понятно. Продолжайте, пожалуйста.
Совещание продолжается, но напряжение спало. Евгения пытается что-то ещё сказать, но Максим довольно резко обрывает все её попытки. Когда всё заканчивается и Фон Мейер жмёт Максиму руку со словами «Хорошая работа», я чувствую не облегчение, а странную пустоту.
Мы возвращаемся в кабинет, и он молча проходит к своему столу, снимает пиджак и вешает на спинку кресла.
– Садись, – говорит он тихо.
Я сажусь, чувствуя, как дрожь, сдерживаемая всё это время, наконец прорывается наружу.
Он смотрит на меня через стол. Его лицо усталое.
– Ты сегодня… – он ищет слово, – хорошо себя проявила.
И это не комплимент. Это высшая оценка в его мире.
– Спасибо.
– На сегодня ты можешь быть свободна, а мне ещё нужно решить один вопрос, – его глаза опасно прищуриваются.
И вроде бы я должна радостно спешить домой, к дочери, но тяжесть на душе не отпускает даже после того, как я покидаю офис. Инстинктивно достаю телефон, чтобы позвонить тёте Марине, но экран вспыхивает сам. Это номер воспитательницы Лики.
– Алло? – у меня перехватывает дыхание.
– Софья Валерьевна, здравствуйте. У вашей дочери поднялась температура. Вам нужно срочно забрать её.
Мир сужается до точки. Всё остальное мгновенно уходит на второй план.
– Я буду через пятнадцать минут.