Бывшие. Без права выбора

Двадцать шестая глава

В щель между шторами пробивается узкая полоска солнечного света. Она накрывает его руку, лежащую у меня на талии. Тяжёлая, тёплая, настоящая. Я лежу неподвижно, боясь спугнуть это хрупкое, почти нереальное ощущение.

Обычное утро. В чужой стране, в больничной гостинице, где воздух пахнет стерильностью и одиночеством, но сегодня всё иначе. Сегодня оно принесло с собой надежду. Она струится по солнечному лучу, разливается теплом под его ладонью, пульсирует в тишине, нарушаемой только нашим с ним дыханием. Ровным. Синхронным.

Я не одна. Эту мысль я бережно разворачиваю внутри, боясь поверить.

Рядом тот, кого я… кого я люблю. Да. Люблю. Как бы я ни отнекивалась, ни пряталась за стеной обиды, ни убеждала себя, что всё кончено. Это враньё. Глупое, бесполезное враньё, которое рассыпалось в прах под тяжестью его признаний и тёплом его тела.

Он шевелится во сне, и его рука непроизвольно сжимает меня чуть крепче, притягивая к себе. И я позволяю этому случиться. Прижимаюсь спиной к его груди, чувствую ритм его сердца у себя за спиной. Это биение – самая надёжная мелодия из всех, что я знаю.

Дом. Вот что это такое. Не место, а человек. И мой дом, который я сама же и сожгла шесть лет назад, чудом оказался не разрушен до основания. В нём уцелел фундамент. И мы, два упрямых, искалеченных дурака, начали по камешку его восстанавливать.

Он просыпается без суеты. Просто его дыхание меняет ритм, а пальцы слегка поглаживают мой бок через ткань футболки.

– Уже утро? – его голос хриплый от сна, и сейчас это самый лучший звук на свете.

– Утро, – откликаюсь я.

Мы не говорим о вчерашнем. В этом нет нужды. Он приподнимается на локте и нависает надо мной. Его бездонные глаза изучают моё лицо, словно ищут подтверждения, что это не сон.

– И ты здесь, – констатирует он, и в его голосе слышится лёгкое, почти детское удивление.

– Я здесь, – киваю я, и губы сами растягиваются в улыбке, настоящей, невымученной впервые за долгие годы.

Он целует меня. Медленно, глубоко, без той вчерашней отчаянной ярости, и сейчас в этом поцелуе – обещание. Обещание нового дня. Обещание будущего.

Но будущее тоже может быть разным. Есть то, что мы только что обрели, а есть то, что ждёт нас за дверью этой комнаты. Тень, нависшая над нашей дочерью, не исчезла. Она лишь отступила на несколько часов, подарив нам передышку.

– Макс, – тихо начинаю я, когда мы, наконец, отрываемся друг от друга. – Насчёт Лики… и терапии.

Я чувствую, как его тело напрягается, но в его глазах нет былого противостояния. Есть лишь сосредоточенное внимание.

– Я слушаю, – говорит он.

– Я… – глотаю комок в горле. – Я боюсь. Боюсь до оцепенения, до тошноты. Эти пятнадцать процентов… они горят у меня в голове, словно выжженное клеймо.

– Я знаю, – его ладонь ложится мне на щёку. – Я тоже боюсь.

Эта простая фраза разбивает последние остатки моей защиты. Он не всесильный титан. Он такой же испуганный родитель, как и я.

– Но мне не спалось, и я много об этом думала, – продолжаю я, глядя ему прямо в глаза. – Думала о том, что ты сказал. О восьмидесяти пяти процентах и о её жизни. Полноценной жизни. А консервативное лечение… это ведь просто отсрочка. И я не могу… Я не могу лишить её шанса.

Он замирает не дыша. В его глазах вспыхивает осторожная, почти невероятная надежда.

– Ты хочешь сказать…

– Да, – выдыхаю я, и вместе с этим словом из меня будто выходит какой-то ядовитый пар. – Мы попробуем. Мы дадим ей этот шанс.

Он на секунду закрывает глаза, и его плечи опускаются, словно с них сняли неподъёмную тяжесть. Когда он снова смотрит на меня, в его взгляде бездонная, всепоглощающая благодарность.

– Спасибо, – шепчет он, и его голос срывается. – Спасибо, что доверяешь мне.

Он целует меня снова и теперь в этом поцелуе – клятва. Клятва бороться вместе. До конца.

Приведя себя в порядок, мы отправляемся к Лике, и его рука лежит на моей пояснице. Лёгкое, ненавязчивое прикосновение, которое придаёт мне сил и уверенности.

Дочка сегодня бодрее. Она сидит в кровати и раскрашивает картинку, которую Макс принёс ей вчера. Увидев нас, она сияет.

– Мама! Дядя Максим!

Он не морщится, не поправляет её. Его лицо озаряет такая тёплая, такая беззащитная улыбка, что у меня сжимается сердце. Он подходит, садится на край кровати и берёт её маленькую ручку в свою.

– Ну что, принцесса, как ты себя чувствуешь? – его голос нежен и спокоен.

– Хорошо, – кивает она. – А мы сегодня будем рисовать?

– Обязательно будем, – обещает он.

Спустя час Макс начинает собираться на встречу с юристами и администрацией клиники, чтобы подписать все необходимые бумаги.

– Мне нужно лично присутствовать на этом совещании, – сказал он, целуя меня в висок. – Евгения подключила своих юристов из международного отдела, поскольку без них процесс может затянуться. Я постараюсь быть быстрым.

Я остаюсь с Ликой, читаю ей сказку, но мысли витают где-то далеко. Эта надежда, такая яркая утром, теперь кажется хрупкой стекляшкой, которую так легко разбить. Значит, она здесь. В Майнце. Действительно, куда же мы без неё. Макс сказал это так буднично, как о чём-то само собой разумеющемся. Их деловая машина не остановилась даже здесь, на краю пропасти.

Когда Лика засыпает, я целую её в макушку и выхожу в коридор. Стерильный, бесконечный, гулкий. Я иду, почти не глядя по сторонам, погружённая в свои тревожные мысли.

А затем замечаю их.

Они стоят в нише у огромного панорамного окна, за которым открывается вид на чужой город. Максим и Евгения. Получается, совещание уже закончилось? Он стоит ко мне вполоборота, а она лицом. Макс смотрит в свой планшет, а она что-то показывает пальцем, и её поза выглядит довольно напряжённо.

Её взгляд скользит по коридору и цепляется за меня. В её глазах тут же вспыхивает холодная злоба. И расчёт. Она словно только и ждала этого момента.

Далее всё происходит за доли секунды. И вместо напряжения я вижу сладкую, ядовитую уверенность. Она кладёт руку ему на предплечье. Тот самый, фамильярный, полный права жест, который я возненавидела с самого начала. И говорит, громко, отчётливо, глядя прямо на меня:

– Не волнуйся, Макс, милый. Я же с тобой. Мы всегда справлялись, справимся и сейчас. Твоя... временная слабость ничего не изменит. Мы с тобой как были, так и останемся вместе.