Бывшие. Без права выбора

Двадцать четвертая глава

Его голос в темноте кажется чужим. Тихим, без привычной стальной опоры. В нём слышится что-то сломанное. Такое, от чего сжимается горло.

Я замираю, не в силах ответить. Потому что единственный честный ответ: «ты разбил мне сердце», но эти слова застряли в горле ещё шесть лет назад.

– Ты просто... исчез, – наконец выдыхаю я, всё ещё глядя в стену. – Стал призраком в нашем же доме. Ты практически стал избегать меня. Ты разговаривал с ней по ночам, когда думал, что я сплю, она слала тебе сообщения, что «это было великолепно»…

– Важная сделка была под угрозой, – его голос звучит резко, и я чувствую, как он поворачивается ко мне. – Миллионная сделка! Я пытался её спасти до последнего и сделал это.

– А я в который раз сидела одна на кухне с остывающей едой, – перебиваю я, переворачиваясь к нему, но в полумраке вижу лишь силуэт его плеч. – И таких вечеров были десятки! Сотни! Каждый раз, когда я пыталась до тебя достучаться, слышала одно: «Не сейчас, Сонь, я занят». А для неё ты никогда не был занят, для неё у тебя всегда находилось время и на ужины, и на командировки, и на...

– Это была работа, – он почти рычит. – Чёрт возьми, я строил будущее для нас, чтобы ты ни в чём не нуждалась!

– Мне не нужны были твои деньги, – голос срывается, и слёзы, наконец, прорываются наружу. – Мне нужен был ты, хотя бы иногда. Я засыпала одна и просыпалась одна... А потом увидела вас в офисе, и всё... просто рухнуло.

Наступает тягостная пауза. Слышно, как он тяжело дышит.

– Ты думаешь, это было легко, вытаскивать компанию из руин? – его голос становится тише, но в нём появляется новая, опасная грань. – Я лишь хотел, чтобы ты могла не беспокоиться о своём будущем. И скажи-ка мне, ты сама хоть раз спросила, как у меня дела? Или тебе было важно только твоё одиночество?

– Не смей! – я приподнимаюсь на локте, и слёзы текут по моим щекам, но мне уже всё равно. – Не смей всё сваливать на меня. Я тебя любила, господи, как же я тебя любила! А ты... ты выбрал её во всём: в работе, в разговорах, во внимании. Да её имя звучало в нашем доме чаще, чем моё.

– Потому что с ней я мог говорить о бизнесе! – он тоже садится, и в полумраке я вижу, как вспыхивают его глаза. – А с тобой... С тобой я должен был быть идеальным. Не устающим, не сомневающимся, не боящимся. Ты же не представляешь, каково это – бояться не справиться. Бояться оказаться недостаточно хорошим для тебя. Работа... работа была единственным, что у меня действительно получалось!

Его слова больно ранят и что-то щёлкает внутри меня. Я всегда видела в нём уверенного, ни в чём не сомневающегося человека. А он... он просто прятался за работой.

– Я не нуждалась в идеальном, – сдавленно произношу я. – Мне нужен был настоящий. Уставший. Сомневающийся. Но мой.

– А как я мог быть твоим, если ты даже не дала мне шанса? – его голос срывается. – Ты всё решила сама. Ты увидела тот дурацкий поцелуй и... и просто уничтожила всё. Не дав ни единого шанса объясниться.

– Какой ещё шанс? – я почти кричу. – Я пришла к тебе в офис, думала, что мы наконец-то станем ближе... а вместо этого вижу, как она целует тебя!

– Я практически сразу оттолкнул её, – он вскакивает с кровати и включает свет.

Я зажмуриваюсь от резкого света, на секунду ослеплённая. Когда глаза привыкают, я вижу его лицо: не гневное, а измученное.

– Она никогда не интересовала меня как женщина, слышишь, никогда.

Мы застыли друг напротив друга – два измождённых, искалеченных недоверием человека. И вдруг я понимаю всю чудовищную глубину нашей трагедии.

– В тот день... когда пришла в твой офис, – тихо говорю я, и слёзы текут ручьём. – Я хотела тебе сказать... Думала, ты обрадуешься...

Он замирает. Его лицо становится абсолютно белым.

– Что? – это даже не слово, а выдох.

– Я уже была беременна, – говорю я, сжимая простыню в кулаках. – И увидев вас... я подумала, что ты уже сделал свой выбор… И это не мы.

Он резко опустился на кровать, словно у него подкосились ноги.

– Почему ты ничего не рассказала? Я ведь имел право знать, – он смотрит на меня, и в его глазах читается такое страшное понимание, что у меня сжимается сердце. – Скажи, я действительно не давал тебе повода верить? Я что‑то упустил?

Его пальцы бессильно разжимаются, затем снова сжимаются в кулаки.

– Все эти годы... Каждый день я спрашивал себя, что же я сделал такого ужасного, что ты просто... вычеркнула меня. А Лика... Боже... Соня... Я бы...

– Ты был бы идеальным отцом, – устало произношу я, чувствуя, как каждая клеточка тела ноет от усталости и выстраданной правды. – Я это знаю. Вижу, как ты смотришь на Лику. Но тогда... тогда я видела только отчуждённого мужчину, для которого стала обузой. И я не могла позволить, чтобы наш ребёнок почувствовал себя так же.

Он поднимает на меня глаза, и в них невыносимая смесь боли, гнева и тоски.

– Ты отняла у меня всё, – шепчет он, и его шёпот режет глубже любого крика. – Шанс быть мужем. Шанс быть отцом. Шанс объясниться. Ты же не оставила мне права выбора. Ты всё решила за нас.

Последние слова повисают в воздухе тяжёлым, неоспоримым приговором. И впервые за все эти годы я слышу в его голосе не гнев, не обиду, а бесконечную, всепоглощающую боль. Ту самую боль, что я носила в себе все эти шесть лет.

Мы смотрели друг на друга через всю ширину кровати, и в этом взгляде было больше боли, чем во всех произнесённых словах. И словно только сейчас я осознала: мы оба были неправы, оба разрушили то, что было так дорого. Просто сделали это по-разному. И цена этой ошибки оказалась слишком высока для нас обоих.