Бывший. (не)простой выбор императора-дракона

Глава 20

Каролина

Все-таки одно место было. О нём не знал никто, кроме нас с Антэро. Место наших тайных свиданий, когда мы только-только познакомились, и наши семьи были не в курсе наших отношений.

— Вспомнили чего? — оживился кучер.

— Да, — поспешно сказала я, — Думаю, одно место найдется и оно как раз по пути. Заехать туда не займет много времени. Давайте только отъедем, и я покажу путь.

Кучер понятливо угукнул и закрыл окошечко. До меня донесся щелчок поводьев, причмокивание и его бодрый голос:

— Н-но! Быстрей!

Карета ускорилась, и я в изнеможении откинулась на спинку сиденья, прикрыв глаза.

Антэро

Каролина. Она передо мной. Милая, светлая, чистая, доверчивая… моя. При воспоминании о нашем поцелуе внутри разгорается пламя, а руки сжимаются, чтобы обнять… пустоту.

Всё тонет в чёрном мраке, раздираемым яркими вспышками разрозненных картинок.

Вызов от Отто, он настойчиво просит меня прибыть во дворец. Что-то там случилось с Паулиной. Он считает, что меня должен волновать каждый обморок этой раскрашенной куклы. Я не тороплюсь.

Сейчас, когда мы встретились с Каролиной, мне стало окончательно всё равно.

Поездка сквозь ночь. Карета едет не спеша, дорога знакомая до боли, тысячу раз выученная…

Мы заезжаем в лес. Провал. Вместо воспоминаний — иссиня-чёрное пятно. Что-то случилось там, нечто плохое, о чём я не могу вспомнить, как ни силюсь.

Голову пронзила отчаянная боль, когда в памяти всплыла последняя картинка.

Я лежу навзничь на снегу, а моя грудь в крови. Боли нет, но левая рука почему-то не слушается, а перед глазами взрываются огненно-алые фейерверки.

Кто-то напал на меня. Кто-то, у кого хватило глупости поднять руку на Лазурного Дракона!

— Найду и убью, — глухо прорычал я и скривился от резкой боли в груди.

— Ты что-то сказал, милый? — прощебетал сладкий, как ванильное безе, голосок.

Чёрт. Что она тут делает?

Я открыл глаза, волевым усилием выдернув себя из оцепенения. Увидел над собой давно знакомый потолок собственной спальни и не удержался от удивлённого:

— Что за чёрт? Как я опять оказался во дворце?

Что-то белокурое, приторно пахнущее малиной и почему-то взбитыми сливками, бросилось ко мне.

Паулина.

— Ох, милый, ты очнулся! — воскликнула она, — Я так рада!

Я поморщился и отодвинулся, приподнявшись на правом локте. Паулина всхлипывала рядом, но меня это мало тронуло. Я бегло осмотрел себя.

Грудь стягивала широкая белая полоса перевязи, но из-под неё просачивалась пульсирующая боль. Левая рука тоже была забинтована, и при попытке пошевелить ей, тоже отозвалась острым приступом боли.

— Хватит рыдать, — сухо приказал я Паулине, и она послушно замолчала, недоумевающе глядя на меня, — что произошло? Кто меня принёс сюда и почему ты здесь? Отто сказал, что ты заболела.

Её глаза расширились.

— Ох, милый, — запричитала она, — да какая разница, болею я или нет, если с тобой случилось такое! Конечно же, узнав о том, что тебя принесли во дворец, я тут же кинулась к тебе!

— Стоп, — оборвал я её, подняв руку. Она умолкла, поперхнувшись на полуслове, — а теперь ещё раз, с этого места и поподробнее.

— О моей любви к тебе? — вкрадчиво переспросила Паулина. Я скрипнул зубами.

— О том, что со мной случилось и кто притащил меня сюда.

— Ой, да разве это так важно? — продолжала она щебетатать, бессмысленно бегая вокруг меня, то приподнимая подушку, то подтыкая одеяло, — Гораздо важнее, что ты жив-здоров. А тех, кто это сделал, герр советник обещал лично найти и наказать.

— Кто сделал что? — я не смог сдержать раздраженного рыка

Но Паулина словно и не слышала меня или старательно игнорировала, умудряясь выводить меня из себя даже в несколько раз больше, чем обычно.

Подумать только, и с этой женщиной я должен буду связать свою жизнь? Если бы только у меня был выбор, я бы даже не взглянул на нее. Но суровая правда такова, что от этой до тошноты пахнущей малиной фифы зависит благополучие моей страны.

Сжав руки в кулаки, я откинул край одеяла и свесил ноги с кровати. Грудь тут же пронзила такая острая боль, что я согнулся пополам.

— Куда? — тут же кинулась ко мне Паулина, — Куда ты собрался? Лекарь сказал, что у тебя сильная рана и тебе нужно приходить в себя как минимум пару дней.

Она требовательно уперлась своими ручками в мои плечи, тщетно пытаясь уложить меня обратно в кровать. Но я молча отодвинул ее в сторону и поднялся на ноги.

Перед глазами моментально все поплыло и, чтобы остаться на ногах, я вынужден был схватиться за комод возле кровати. От моего веса он резко покачнулся и, глубокая фарфоровая ваза, стоявшая на ней, неуклюже упала, разлетевшись на мелкие осколки.

— Ну вот, я же говорила… — в голосе Паулины прорезалось отчаянная грусть, — …я же говорила, что тебе еще рано вставать. Умоляю тебя, ложись и восстанавливай силы.

Я отстраненно смотрел на Паулину, которая прыгала вокруг, подбирая осколки и не мог отделаться от ощущения, что это похоже на какую-то пытку. Ощущения только усилились, когда Паулина снова попыталась вернуть меня обратно в кровать.

— Тебе совсем меня не жалко? Или ты хочешь, чтобы твои раны открылись?

— Прежде всего, я хочу знать, почему ты не отвечаешь на мои вопросы, — припечатал я, на что Паулина отвела глаза, настойчиво пытаясь сдвинуть меня с места.

— Поэтому, если ты не расскажешь мне ничего, я узнаю все сам.

— Да я толком и не знаю ничего, — тут же замахала руками Паулина, — Но если ваше величество так хочет, я могу сейчас спуститься и все разузнать.

Теперь, к ощущению невыносимой пытки прибавилось другое. Смутное чувство неправильности, будто Паулина специально не хочет меня выпускать из комнаты.

— Так, хватит! — я окончательно потерял терпение и, опираясь правой рукой на стену, побрел к выходу из комнаты.

Но Паулина ожидаемо кинулась ко мне наперерез.

— Не пущу! — она спиной прижалась к дверям, широко раскинув руки, — Я не хочу, чтобы тебе вдруг стало плохо и ты упал с лестницы или пострадал как-то еще.

Подойдя к ней вплотную, я наклонился к ее лицу. Паулина кинула на меня полный вожделения взгляд, нервно сглотнула и робко потянулась ко мне губами.

— Пропусти меня! Живо! — зарычал я, и она испуганно втянула голову, отведя взгляд.

Ну, как хочешь.

Я обхватил ее здоровой рукой и, стиснув зубы от острой боли, которая насквозь пронзила мое тело, оторвал Паулину от двери.

— Нет! — тут же начала она брыкаться, вырываться и размазывать по лицу слезы, — Тебе же нельзя! Не вздумай!

Оставив Паулину за спиной, я открыл, наконец, двери и вышел наружу. Первое, что кинулось в глаза, это то, что в коридоре было подозрительно мало слуг.

Неужели сейчас ночь?

Я повернулся к Паулине, которая упала на колени и рыдала за моей спиной настолько активно, будто я уже был на пути в загробный мир.

— Какой сегодня день недели и сколько сейчас времени?

Паулина моментально перестала рыдать и кинула на меня настороженный взгляд.

— Полдень среды.

Полдень…

Смутное чувство, которое беспокоило меня, усилилось в разы, превратившись в настойчивое предчувствие опасности.

Насколько мог, я ускорил шаг и, едва не теряя сознание от боли, подобрался к лестнице. На мгновение в голове мелькнула мысль, что, может, Паулина была права насчет лестницы — в моем состоянии она выглядит серьезным препятствием.

Однако я быстро отмел прочь эти глупые мысли.

Каждый шаг отзывался в груди, а онемевшая рука заходилась противной волной онемения. Но я не имел права останавливаться. Только не сейчас, когда должно было начаться совещание, посвященное вопросу исключения Аметистового рода из императорской ветви.

Очень надеюсь, что Отто хватило ума перенести его…

Вот только предчувствие, которое накрыло меня у входа в спальню, захлестнуло меня с новой силой.

Пройдя через общий зал, я приблизился к тронному. Стоящий рядом с дверьми слуга при виде меня выпучил глаза.

Не ожидал меня здесь увидеть или его смутил мой вид?

— Ваше величество... — проблеял он… но вы же должны приходить в себя…

Я обжёг его гневным взглядом, от которого слуга моментально заткнулся.

— Не тебе говорить, кому и что я должен!

Слуга натурально затрясся как осиновый лист, но все же выдавил из себя:

— Простите меня… но вам нельзя туда…

Предчувствие опасности тут же растворилось в безудержном пламени ярости.

— Ты понимаешь, с кем говоришь?! — зарычал на него я, отчего слуга сжался в комок, — Что значит МНЕ нельзя туда?! Живо убрался отсюда!

Продолжая трястись всем телом, слуга моментально испарился. А я распахнул тяжелые двери тронного зала, уже зная, что я за ними увижу.

Картину, от которой мой внутренний дракон, ревя от гнева, едва не вырвался наружу!