Дела житейские

20

Я взял отгул и купил себе черные полотняные брюки и хорошую белую рубашку специально для концерта. Тщательно побрившись и приведя в порядок усы, опрыснулся любимым Зориным одеколоном. Даже со своим округлым животиком она выглядела потрясающе. Наглядные результаты моей работы мало-помалу заставили меня поверить в то, что скоро я вновь стану отцом. Что греха таить, заводить новую мелюзгу в мои планы не входило, но я люблю Зору и не хочу ее терять, а это — самое верное средство.

Мне пришлось помочь ей подняться в автобус. Она пробралась на свободное место у окна; я сел рядом. Как всегда, ноги не помещались и пришлось развернуть колени в проход. Эти хреновые автобусы не рассчитаны на высоких мужчин. Видно, инженеры, которые конструируют общественный транспорт, все как на подбор коротышки.

Словом, мы покатили.

Впервые после нашего знакомства я платил за все: за концерт, за отель, за еду, даже за эту поездку — и скажу вам, чувство потрясное. Зора дремала у меня на плече и все два часа держала меня за руку. Хотя последнее время она в постели совсем не та, что раньше, но рядом со мной никогда не было такой великолепной женщины. Я взял руку Зоры и гладил ее, пока автобус не остановился.

— Приехали, бэби, — сказал я.

Зора встрепенулась.

— Что-то не похоже, — пробормотала она, протирая глаза.

Прежде всего мы купили рекламную газету, чтобы узнать, где можно остановиться. Однако, куда Зора ни звонила, везде все было забронировано заранее. Лучшие места были в городе, но мы не сдавались. В конце концов нам удалось отыскать какую-то дыру, как две капли воды похожую на Бейтс Мотель. Мы взяли такси, и по дороге Зора вспоминала о том, как была здесь с парнем по имени Дилон, о котором, признаюсь, я слышать не желал.

Она показала мне рестораны, где тогда обедала, магазинчики, где проматывала баксы, кстати, ту неизвестную дорогу, что ведет к поселку художников. Я узнал от нее, что неподалеку есть горячие источники, но о них в ее положении и мечтать нечего. Я тут же сказал, что воспользуюсь ими.

На всех отелях, мимо которых мы проезжали, светилась вывеска: „Мест нет". Сюда, должно быть, съехалось пол-Нью-Йорка. Когда мы увидели наконец отель со свободными местами, такси остановилось. Человек за конторкой выглядел так странно, что я тут же окрестил его про себя Норманом. Зора ткнула меня пальцем в бок, когда я рассмеялся, но старик улыбнулся мне. Показав нам бассейн, он проводил нас в нашу комнату. Оттуда повеяло плесенью, но я промолчал. Однако сорок семь долларов в день! В комнате стояли две большие кровати с выпирающими пружинами. Зеркало помутнело от старости, так что я удивился, увидев здесь цветной телевизор. А такой крошечной ванны я в жизни не видывал: ровно в два раза меньше обычной, правда, достаточно глубокая — для коротышки. Зора включила кондиционер, затарахтевший, как трактор. При этом мы были в стороне от той неизвестной дороги и километрах в шести от города и цивилизации. Так что все это не походило на прогулку по Атлантик-авеню. Итак, мы застряли здесь на ночь. К счастью, я сообразил купить бутылку.

Только последний раз на юге я слыхал такой птичий хор и трескотню сверчков. Одно я знаю наверняка: ни за какие деньги меня не заставишь жить в дыре, где нет уличных фонарей, а на углах тусуется народ. Что, к примеру, делать, если, скажем, у вас сигареты кончились? Здесь, в окрестностях, должно быть, есть только змеи да лошади. Но я не жаловался: ведь это, черт побери, первый настоящий отдых в моей жизни! И главный кайф во всем этом — то, что я с женщиной, которую люблю, — хотя она и не хочет трахаться.

Зора достала меня. Глядя, как она наводит марафет в ванной, я балдел. Когда она повернулась спиной, я увидел, что зад ее стал шириной с дверной проход, титьки выпирали, как два огромных кокосовых ореха. И как это ее тонкие ножки выдерживают этот вес?

— Иди сюда, бэби.

Зора даже вздрогнула от неожиданности; она, видно, думала, что я сплю.

— Ради Бога, Фрэнклин, никогда так не делай. Ты до смерти напугал меня.

— Ты что это вскочила ни свет ни заря?

— Есть хочу.

— Это мы знаем.

— А знаете ли вы, что уже почти десять?

— Мать твою, это мы так разоспались?

— Зато выспались.

Я вскочил с постели. Мне хотелось обнять Зору, но из-за ее живота я боялся прижать ее к себе, поэтому лишь легонько похлопал по нему.

— Как поживает моя дочурка?

— С чего ты взял, что там девочка?

— Я хочу дочку.

— Знаешь, малыш вовсю двигается, Фрэнклин. Сегодня, если мне не померещилось, он прямо-таки брыкался.

— Что ж ты мне не показала?

— Не хотела тебя будить.

— В следующий раз буди. Думаешь, ты в силах протопать сегодня весь день, как мы решили?

— Я беременная, Фрэнклин, а не инвалид.

Поделом мне. Нечего говорить глупости. Так ее и до слез доведешь. Я встал под душ и начал припоминать, кто сегодня выступает. Рэй Чарлз и Б.Б.Кинг. Ничего себе! И Глэдис, и Стили Дэн, от которого Зора без ума. У нее как минимум альбомов двадцать белых — больше, чем у любого известного мне черного, да Джонни Митчелли, и Флитвуд Мак, которого она может слушать часами. Я не говорю, что ненавижу белых музыкантов, но готов дать голову на отсечение: все эти белые, а это и бесит меня, подражают черным певцам и музыкантам, а при этом гребут все денежки. Многие из них черным и в подметки не годятся. Вот Стили Дэн и Пэт Митени — это да, тут я молчу.

— Я бы хотела сегодня немного позагорать.

Надо же! Она не уступает белым девицам, когда дорвется до солнышка: готова валяться часами и загорать. Но я не стал возражать. Вышел из ванной, вытерся и надел спортивные брюки и рубашку.

— Фрэнклин, пожалуйста, надень шорты. На улице такое пекло, а ты все время в брюках.

— Я же говорил тебе, что только педики носят шорты. А у меня их в жизни не было.

— Честное слово, Фрэнклин, иногда ты такое загнешь! Ну и потей, мне-то что, но у тебя такие красивые ноги.

— Могу одолжить тебе сантиметров десять, это не помешает, — пошутил я, но Зора не засмеялась. — Прости, бэби, я не хотел тебя обидеть. У тебя прекрасные ножки, не огорчайся.

Телефона в комнате не было, и я пошел вызывать такси. Таксист обещал приехать минут через шесть. Мы уселись в шезлонги у бассейна и стали ждать. Норман помахал нам из окна, и мы с Зорой улыбнулись и тоже помахали ему.

— Спасибо, Фрэнклин, за то, что привез меня сюда на уик-энд.

Признаюсь, меня это обрадовало.

— Рад стараться, детка. Будем делать это почаще, обещаю.

Мы сидели, как пижоны, на лужайке и наслаждались пейзажем. Кругом были деревья и цветы. Вдали, за этим райским местечком, высились горы. Честно скажу: этот вид куда приятнее, чем пятидесятидолларовая комната.

Мы позавтракали в очаровательном ресторанчике, который нашла Зора. Немного дороговато, но зато вкусно. Жара стояла невыносимая, и на несчастных белых было жалко смотреть. Мы прошли через небольшое поле для гольфа, и я хотел было поиграть, но Зора отказалась. И то сказать, слишком жарко для этого. Поэтому мы сели в такси и двинулись прямо к Бейтсу. На Зоре был просторный купальник, и когда она барахталась в воде, смотреть на нее было очень смешно. Достав „Хейнекен" из холодильной сумки, купленной мною в городе, я присоединился к ней. Зора плавала, как неуклюжий китеныш, а я наблюдал за ней. Я не люблю плавать, и лезть в воду мне не хотелось; я уселся под пляжным зонтом и стал потягивать пиво.

Тут и привязался ко мне этот белый хмырь. Сел рядом и сидит. Лет ему чуть за тридцать, чем-то похож на Робина Уильямса, и то ли поддал, то ли перегрелся на солнце.

— Привет, — говорит.

— Привет.

— Что вам это местечко напоминает? — спрашивает.

— „Бейтс Мотель".

Он засмеялся.

— Вот и я то же самое жене сказал. Вы, ребята, сюда на концерт?

— Ага.

— Мы тоже. Из Лонг Айленда. У нас всего пару месяцев как второй малыш родился, и я решил, дудки! — еще один уик-энд дома, и мне хана.

— Это мне знакомо. Бывает, просто в город выбираешься, чтоб хоть малость встряхнуться и обстановку сменить.

Он снова рассмеялся. Я и поверить в такое не мог: болтаю с этим белым, да так ладно и дружелюбно. А ведь если на то пошло, оба мы люди, так чего ж выпендриваться?

— Вы на машине?

— Да нет.

— Слушай. Мы все в одно место едем; зачем вам такси брать. Наша комната 16. Мы собираемся ехать часов в семь. Постучите, если хотите за компанию прокатиться.

— Идет. Только вот узнаю, что моя старушка насчет обеда думает.

Парень помахал рукой и побежал в воду. Зора вытиралась полотенцем и мазала ноги кремом для загара. Я уже принял четыре „Хейнекена", и жара стала меня донимать. Поэтому я пошел и прилег на минутку. Почувствовав, что Зора прилегла рядом и обвила мою шею руками, я решил, что она хочет поиграть. Поцеловав ее несколько раз, я попробовал, но не тут-то было. Получалось что-то неслыханное: Зора совсем не сопротивлялась, а у меня ничего не выходило.

— В чем дело? — спросила она.

— Ума не приложу. Может, перебрал пива. Выждав минут десять, я сделал еще одну попытку.

Все впустую. Я, впрочем, догадывался, в чем тут дело: ее громадный живот — вот где собака зарыта. Но я ей, понятно, об этом и не заикнулся. Зора бы страшно расстроилась.

— Ты голодна?

— Немного. Я съела одно манго.

— А который час?

— Без четверти четыре. Прими душ, а потом поедем в город, поболтаемся, поедим и поедем на концерт.

— О'кэй. Кстати, этот белый парень предлагал нас подвезти.

— Ну так что?

— Да я не расположен тут дружбу заводить. Я приехал сюда, чтобы побыть с тобой. Потом, чего доброго, не отвяжешься от него.

— Если бы он был черным, ты бы так не говорил, да?

— И сам не знаю.

Я вскочил, принял душ и оделся. Потом пошел, постучал в дверь этого парня и поблагодарил его за приглашение. Сказал, что Зора уже проголодалась, и обещал завтра наведаться к нему.

Зора в белом платье напоминала черного ангела с большим животом. Таксист вез нас по многолюдным улицам. Попросив его остановиться перед сувенирным магазинчиком, мы вышли, но следующие полчаса оказались для меня сущим адом. Зора не пропустила ни одного магазина. Наконец, я не выдержал:

— Слушай, всего все равно не купишь.

— Фрэнклин, почему ты такой зануда? Часто ли мы это себе позволяем? Расслабься.

Она уже вытащила одну из своих кредитных карточек. Будто я не мог Зоре купить того, что ей хочется! Она уже гребла все подряд. Я бы и рад был доставить ей удовольствие, но почему-то чувствовал себя при ней носильщиком, труся рядом с ее сумками. Нет, этот уикэнд начался не так, теперь добра не жди. Зора купила картину за девяносто долларов, хорошую, как все, что она покупает, но мне на нее даже смотреть не хотелось. Домой мы не собирались, и хозяйка магазинчика предложила подержать картину у себя.

— Мне нужна майка, — вспомнила Зора, увидев спортивную одежду.

Это еще куда ни шло.

Я плелся за ней, как недоносок. Зора выбрала желтую майку с красной и оранжевой лошадью на груди и с надписью „Источники Саратоги" и обернулась ко мне:

— Ну как по-твоему?

— Какая тебе разница?

— Фрэнклин, — протянула она.

— Бери!

Услышав, что она просит самую большую майку для меня и среднюю для себя, я кашлянул.

— И когда, интересно, ты сможешь ее надеть?

— После того, как рожу.

— Ну понятно, — сказал я, подумав: „Как бы не так".

— Теперь я бы поела, а ты? — спросила она, когда мы выбрались наконец на свет Божий.

— Там магазинчик с деревянной скульптурой, мы проходили мимо него. Я бы хотел заскочить туда.

— Прямо сейчас?

— А почему бы и нет?

— Фрэнклин, я есть хочу. Почему ты сразу не сказал?

— Ладно, забудь.

— Да нет. Пойдем.

— Я сказал, забудь. Чего бы ты хотела отведать?

— Что-нибудь из даров моря.

Вскоре мы наткнулись на заведение Вивиана, где фирменным блюдом была баранина на ребрышке. Тысячу лет мечтал о таком.

Вот я и говорю:

— Давай сюда зайдем.

К моему удивлению, Зора не возразила. Все там было из зеркального стекла, сверху, с потолков, спускались растения, уйма растений, а внутренняя отделка — из дерева. Не успели мы сесть, как официантка спросила, не хотим ли мы чего-нибудь из бара. Зора отказалась, а я заказал двойного Джека. Она бросила на меня этот свой особенный взгляд.

— Ты что так смотришь?

— Да вот подумала, что если у нас родится мальчик, какой он будет красавчик.

— А если девочка, похожая на меня, тогда что?

Как ни старался я скрыть раздражение, Зора его почувствовала.

— Фрэнклин, почему ты иногда злишься ни с того ни с сего?

— Кто, я? Я вовсе не злюсь, бэби. Может, я слишком серьезно к этому отношусь.

— А нам не пора подумать об именах?

Официантка принесла мне выпивку и приняла заказ; я решил взять баранину на ребрышке, а Зора омара. Это ж надо, я сказал Зоре, что в этот уик-энд она может лакомиться чем угодно, она и выбрала самое дорогое блюдо.

— Хорошо, но не сейчас.

— Фрэнклин, ты способен о чем-нибудь серьезно подумать?

Я замахал руками.

— Диана, если девочка, если мальчик, имя выберешь ты.

— Диана? Ты серьезно? А почему бы не Полианна?

— Просто ты спросила, а я ответил. Я всегда любил это имя.

— А мне оно не нравится. Даже и вообразить не могу, что посмотрю на своего ребенка и скажу: „Привет, Диана".

— Ну и ладно, Зора. Если придумала лучше, давай, а я скажу свое мнение. Держу пари, ты уже все решила.

— Как это так?

— Никак, — ответил я, — никак.

К тому времени, как принесли еду, я уже пропустил два стаканчика. Ели мы молча. Барашек был умопомрачительный, но при всем желании мне не одолеть такого количества. А вот Зора, конечно, умнет все, а мне и попробовать не предложит. Я вынул кошелек и оплатил счет. Обед влетел мне почти в шестьдесят долларов. Я невольно прикинул, сколько бы все это стоило в магазине. Черт побери! Похоже, что этот разнесчастный уик-энд обойдется мне как минимум в триста баксов. Теперь я понимаю, почему люди предпочитают проводить отпуск дома. Все, чем я мог похвастать, это проклятая майка, равная по цене поездке на такси.

Мы вышли на улицу, и Зора посмотрела на меня.

— Какой ты у меня сегодня красивый, Фрэнклин.

— Спасибо, бэби, — нежно сказал я, стараясь разрядить обстановку. — Ты не забыла билеты?

— Я думала, ты их взял.

— Они лежали на комоде, и я решил, что ты сунула их в кошелек. Только этого и не хватало.

— Невелика беда, Фрэнклин. Возьмем такси и заскочим за ними. Проще простого!

— Это же шесть долларов в один конец! Ну да ладно. У тебя есть десять центов?

Зора протянула мне монетку, и я вызвал такси. Машина подрулила почти тут же, и мы покатили в Бейтс. Зора смотрела в окно.

— Какие красивые горы, правда, Фрэнклин?

— Какие горы?

Когда мы добрались до Бейтса, я сбегал за билетами, а заодно прихватил с собой и бутылку. Мне позарез нужно было разрядиться; клянусь Богом, я и сам не понимал, с чего это я взъелся на Зору. Просто мне до смерти хотелось трахаться. Должно быть, все из-за этого. Но уж сегодня ночью я свое получу, как бы она ни устала. Утром Тарзан не встал лишь потому, что это Зора взяла инициативу в свои руки. Не то чтобы мне это не нравилось, но просто ей обычно хочется днем, а я люблю ночные игры.

Еще не добравшись до места, мы услышали музыку. Сотни людей с одеялами под мышкой и холодильными сумками в руках двигались в том же направлении, что и мы. Я чувствовал, что созрел для хорошей вечеринки. Мы поднимались в гору, и Зора стала задыхаться. Хоть это ей не под силу!

— Фрэнклин, мне надо передохнуть. Кажется, у меня отекли ноги.

— Пойдем, мы уже рядом.

Я видел, что она выбивается из сил.

До девяти вряд ли стемнеет; многие рассаживались прямо на траве за сценой: она была на открытом воздухе, но под навесом — именно там и были наши места, поэтому мы решили посидеть немного с белыми. Одеяла мы не прихватили, но Зора, несмотря на свое белое платье, плюхнулась задницей на траву. Я вытащил из кармана бутылку.

— Фрэнклин, это необходимо?

— Пожалуйста, не лезь не в свое дело.

Зора отвернулась от меня и даже отодвинулась, словно мы с ней были незнакомы. Ну да ладно. Какое потрясное время — лето: все задницы на виду. Я глянул на Зору и ее живот. Внезапно мне захотелось, чтобы у нее не было этого безобразного живота. С какой-то пронзительной остротой мне открылось, что я не женат на этой женщине, которая носит под сердцем моего ребенка. Опять женщина управляет моей судьбой! Сейчас я не мог понять, как меня угораздило подбить ее на это. Никаких сосунков я больше не хотел. Это она подначила меня. Это ее штучки. Она прекрасно знала, что я не стану уговаривать ее избавиться от ребенка. Я-то думал этим удержать ее, а она обмозговала все заранее.

— Провалиться мне на этом месте, — начал я, — но девчонки в этом году еще красивее. — На самом деле я не хотел говорить этого вслух.

— Ну так подсуетись и найди себе какую-нибудь, — откликнулась Зора.

Я встал, швырнул ей ее билет и пошел шляться.

На самом деле я, конечно, дразнил ее. Меня хватило лишь на то, чтобы прикончить бутылку. Даже сказать не могу, зачем я плел ей эту ахинею. Выбравшись из толпы, я добрался до купален с минеральными источниками. Там было полно старых скамеек, и я присел на одну из них. Закурив, я стал разглядывать горы вдали. Слишком уж быстро все это произошло. Я и Зора. Этот ребенок.

Посидев немного еще, я подумал, что Зора может начать беспокоиться, не случилось ли что со мной. Отыскав в кармане билет, я пошел назад, туда, где стоял контролер. Глэдис Найт я не мог разглядеть, но слышал, как она поет „Оставь сверхурочное время мне". Контролер довел меня до нашего ряда.

— Все в порядке, сэр? — спросил он.

— А вам кажется, что нет?

Он мне не ответил.

На самом деле что-то было не так. Пробираясь к нашим местам, я не видел Зору. Ее просто-напросто там не было. Всем пришлось подняться и пропустить меня, теперь они поднялись снова, потому что я отправился узнать, куда девалась эта задница и какую новую игру она затеяла. Я выбрался на старое место и посмотрел, нет ли ее на траве, но почти ничего не видел, поскольку уже стемнело. Да где же она, черт побери! У нее всегда только одно на уме: выставить меня дураком. Она и тогда, наверное, заранее все обдумала. Не захотела пойти в магазин, когда мне было нужно. Не спросила, что мне там понадобилось. А когда я предложил ей поиграть в гольф, она сказала, что слишком жарко, однако это не помешало ей проваляться на солнце два часа, чтобы загореть дочерна.

Полчаса я, как дурак, рыскал повсюду, надеясь, что, может, она пошла в туалет или куда-то еще и вот-вот вернется. Но ее и след простыл. В конце концов мне ничего не оставалось, как плестись к выходу, где можно было по крайней мере подцепить такси. И вот — нате вам, — она преспокойно сидит на скамейке. Я подошел к ней:

— Что с тобой? Почему ты сидишь, а не слушаешь музыку?

— Нельзя не повышать голос?

— Ах, так теперь ты приказываешь, как мне себя вести!

— Фрэнклин, ты пьян. Еще в ресторане я предвидела это, но мне и в голову не приходило, что ты так расстроишь меня.

— Ах, значит, вы расстроены, не так ли? Ах ты, мать твою…

Увидев подходящее такси, она встала со скамьи. Я схватил ее за руку.

— Куда это ты собралась?

— В мотель. Мне больно! Скажи, пожалуйста, а где те юные красотки, которых ты хотел закадрить? Еще не поздно, иди, лови их и отпусти, ради Бога, мою руку.

— Ты никуда не поедешь. Я заплатил кучу денег за эти билеты, и мы пришли сюда развлечься и послушать музыку. Это ты все испортила. Что захочет наша Зора, то мы и должны делать. Даже ребенок — твоя проклятая затея. Заруби себе на носу: мне осточертело подчиняться твоим приказам. — Я толкнул ее в такси и захлопнул дверцу. — И чтоб духу твоего не было, когда я вернусь. Хотя нет, вот что — не жди меня сегодня. Я поищу себе резвую небеременную пипку, премиленькую пипку, первую же, что даст мне сегодня ночью.

Такси отъехало, и это все, что я помню.