– Дочь, с тобой все в порядке? – оборачивается ко мне мама, когда я в третий раз роняю чайную ложку.
– Нет, – признаюсь честно.
– Ты же не думала, что он никогда не узнает о том, что у него есть две дочки? – она складывает в кастрюлю очищенный картофель, поглядывая на меня.
– Именно так я и планировала!
Да, у меня не было не единого сомнения в том, что мой план удастся и Глеб никогда и ни за что не узнает о существовании дочек.
– Доченька, всегда все тайное становится явным, – говорит мама и накрывает кастрюлю крышкой.
– Так почему же в мире столько тайн и загадок? Почему до сих пор не раскрыта тайна Бермудского треугольника или Атлантиды? – обмываю ложку и, зачерпнув меда, опускаю сладкую субстанцию в чай.
Руки трясутся, и, вообще, сердце не на месте. Весь день после сообщения Любимова я на взводе. И не знаю, чем себя успокоить.
Прокручиваю мысленно то, что он может мне сказать, и буквально схожу с ума от волнения.
– Не утрируй, – произносит мама и, взяв полотенце, оборачивается ко мне.
– Прости. Просто мне безумно страшно.
– Чего именно ты боишься? – смотрит она на меня пристально.
– Не знаю… Он же требовал, чтобы я избавилась от них… – только за это Глеб не заслуживает вообще ничего знать о детях.
Он принял для себя решение, что у него их не будет. И оттого, что он внезапно узнал об их существовании, ничего не меняется. Маша и Даша по-прежнему только мои.
– Не знаю…
– Вот именно. Готовых детей уже не абортировать. От него ты ничего не требуешь, ни денег, а могла бы, ни признания отцовства.
– И все равно, мам. Поджилки трясутся, – показываю ей руки, что буквально ходят ходуном.
– Дочь, максимум, что может произойти, так это то, что у твоих детей будет отец. Пусть и приходящий, но отец. А может, он захочет и финансово поучаствовать в жизни девочек. Что было бы очень кстати.
Порой я поражаюсь своей родительнице и ее невозмутимости.
– Мама! Как ты можешь так спокойно говорить об этом? – делаю несколько глотков теплого чая. – Ты же знаешь, мне ничего от него не нужно!
– Гордость не всегда уместна, когда речь идет о детях.
– Я уже один раз унизилась перед его семьей. Они их сами не захотели. А теперь пусть держатся от моих сладких булочек подальше, – говорю зло и выпиваю чай залпом.
– Посмотрим, – отвечает она спокойно и подходит к холодильнику.
– Что значит посмотрим?
– Сначала встреться, поговори с ним, узнай, что он хочет, а потом будем решать, как быть и как действовать.
– Да, – киваю. – Похоже, только это мне и остается.
– Но валерьянки я тебе все равно дам, – достает она флакончик с каплями.
– Валерьянка мне не помешает, – стараюсь взять себя в руки.
Вечером я не иду гулять с дочками. Остаюсь играть с ними дома.
Перебираем все развивающие игрушки, читаем стишки и лепим из теста для лепки. Когда приходит время вечернего купания и сна, я облегченно выдыхаю, наивно полагая, что Любимов передумал и решил сделать вид, будто ничего не понял и эти орущие дети не имеют к нему никакого отношения.
Но стоит девчонкам уснуть, как я слышу звонок своего телефона.
Он разрывается на кухне.
Сердце камнем летит в пропасть при звуке той самой мелодии, что я весь день боялась услышать, а потом возвращается на место и возобновляет работу в ускоренном режиме.
Опасаясь разбудить девочек, иду в кухню и, прикрыв дверь, беру в руки гаджет. На дисплее высвечивается тот самый номер, с которого пришло сообщение днем.
Набрав побольше воздуха в легкие, я принимаю вызов.
– Слушаю.
– Спускайся вниз, Лина. Я жду у твоего подъезда, – сразу же сбрасывает вызов Любимов, не давая мне возможности возразить.
Стою несколько мгновений, словно громом пораженная, а затем открываю дверь кухни.
– Это он? Приехал? – обеспокоенно спрашивает мама, стоя у самой двери.
– Да, – тихо говорю я, обувая кроссовки.
– Ну, с Богом, доченька, – перекрещивает меня родительница, которая выглядит еще более взволнованной, чем я.
– Спасибо, – говорю, перед тем как выйти за порог.
Захожу в лифт на деревянных ногах. Сердце работает на максимуме.
Хочется трусливо вернуться домой и просто не отвечать на его звонки. Но зная Глеба, понимаю, что он в любом случае доберется до меня. И если надо, припрется к нам домой.
Лучше встретиться с ним на нейтральной территории.
Не успеваю выйти из подъезда, как слышу:
– Сколько лет твоим детям? – спрашивает бывший без предисловий, и у меня в голове появляется идея о том, как избавиться от него раз и навсегда. Достаточно солгать ему, и он исчезнет. – Что ты молчишь, Лина? Это… это мои дети? – смотрит пристально в глаза, а я думаю, солгать или все же сказать ему правду. – Мои?