– Смотри, какая пироженка получилась, – я снимаю формочку, и на песке остается аккуратный круглый куличик с цветочком на верхушке.
– Сама, – говорит Маша, забирая у меня формочку и лопатку.
Я же сижу не двигаясь и старательно делаю вид, будто не замечаю пристального взгляда, жгущего мне затылок.
– Нет, солнце, – смотрю, как дочь загребает сухой песок. – Нужен вот такой, темный песочек.
Беру другую форму и разгребаю в стороны сухой песок, очищая дочке больше влажного.
– Сама, – снова говорит моя упрямица и начинает старательно зачерпывать темный песок.
Слышу приближающиеся шаги и напрягаюсь всем телом.
– Даша, не надо тащить в рот это мороженко! Оно ненастоящее! – подскакиваю с места, забирая у дочери форму в виде рожка мороженого.
Взамен пихаю ей в руки грузовик, в кузов которого она начинает загружать песок.
– Девочки играют в машинки? – доносится до меня голос Любимова.
– Да, – сжимаю плотнее губы, чтобы не съязвить или не ляпнуть какую-нибудь грубость.
– А я думал, они любят пупсов там разных.
– Это стереотипы, что девочки должны играть в куклы, а мальчики – в машинки, – отвечаю я ровно, не оглядываясь на него.
Дочки увлечены игрой и не обращают внимания на незнакомого дядю, что меня успокаивает.
– Нет, нет, нет, солнце, – вижу, как Даша пытается вырвать у незнакомого мальчика другую машинку. – Нельзя вырывать игрушки из рук других детей. Видишь, мальчик сам еще не наигрался с машинкой.
Но мальчик протягивает желанную игрушку моей девочке, и та без зазрения совести берет ее и начинает кружить по песочнице.
– Он у нас не жадный, – говорит рядом стоящая женщина. – Если попросить, то все отдаст.
– Это хорошо… наверное, – добавляю я, представляя, как же такому в жизни придется непросто.
– Пока маленький… А потом неизвестно, научится говорить нет или так и будет раздавать все направо и налево, – хорошо, что и мама это понимает. Ведь все должно быть в меру.
– Перерастет, – произношу я ту самую фразу, которую принято вставлять, когда не знаешь, как реагировать на нестандартное поведение ребенка, или же когда просто находишься в шоке.
– Мама, – зовет меня Маша. – Воть! – показывает она на идеальный куличик.
– Доченька! Какая ты умница! Сама сделала? – меня распирает от гордости, что дочь сумела сделать такую аккуратную пироженку из песка.
– Не совсем, – подает голос Любимов.
Перевожу на него взгляд и вижу, что мерзавец когда-то успел закатать рукава и, похоже, за моей спиной во всю строил куличики с Машей.
– Ясно, – сажусь на край песочницы и слежу за тем, чтобы Глеб больше не контактировал с моими детьми.
Спустя сорок минут я иду с девочками домой, а Любимов, бросив автомобиль рядом с площадкой, плетется следом.
Только когда он оказывается рядом с нами, девочки по-настоящему начинают его замечать.
– Как ты нас нашел? – спрашиваю, когда понимаю, что отделаться от него не получится.
– Твоя мама сказала, – отвечает он, а я мысленно “благодарю” родительницу за ее рьяное желание влезать в мою личную жизнь.
– Тебе повезло, что она была дома, – создаю в голове список союзников и вычеркиваю маму из него. Неужели было так сложно сказать, что она не знает, где мы? Злость и обида затапливают меня.
Решаю подумать об этом потом, морально готовясь к новой истерике, ведь где-то там за углом, всего в паре шагов от нас, притаился магазин. Но девочки идут спокойно, словно присутствие чужака заставляет их быть более осторожными и даже забыть, что до возвращения домой нужно обязательно поистерить.
Но потом я вижу маму, что топчется на углу дома, высматривая нас.
Я же сверлю ее взглядом, давая понять, что думаю насчет ее помощи врагу.
– Баба! – кричит Даша, и следом за ней Маша, и вот они уже бегут сломя голову к любимой бабушке.
– Ну что, мои зайки, нагулялись? – обнимает их мама и старается не смотреть мне в глаза. – А теперь вперед, домой, мыть ручки и кушать супчик.
Не медля, мама подталкивает их к подъезду так, что они даже не успевают понять, что их обдурили. Я шагаю следом, но Любимов ловит меня за локоть и тянет назад.
– А с тобой нам предстоит долгий разговор, – звучит его голос рядом с моим ухом. – И сегодня я собираюсь услышать правду, а не очередную ложь.
– А не пошел бы ты! – оборачиваюсь и заношу руку вверх, чтобы врезать по щеке этому мерзавцу, но Глеб перехватывает мою ладонь и прижимает предплечья к моим бедрам.
– Руки распускать я не рекомендую. Иначе разговаривать нам с тобой придется через суд.
И при взгляде в его потемневшие до беспросветной черноты глаза мне становится страшно, что он правда может довести нашу историю до суда.