Атмосфера накаляется. Я примерно начинаю догадываться, что именно случилось, но отказываюсь верить в то, насколько люди могут быть коварными.
– Да ладно? – вырывается из меня. – Это вы со Снежей все провернули? – смотрю во все глаза на Марию Эдуардовну и не знаю, какая эмоция у меня сейчас преобладает.
Я определенно шокирована. Но злюсь ли? Вряд ли.
– Мама! – давит на нее Глеб.
После моего вопроса женщина начинает еще сильнее нервничать, а из меня вырывается смешок.
– И он ни черта не понял? – не понимаю, у кого конкретно спрашиваю.
Перевожу взор с матери Любимова на него, вижу, как он напряжен и ошарашен.
– Лина права, мама? Вы это проделали за моей спиной со Снежаной?
– Глеб, ты должен понять меня.
– Просто ответь!
– Да, да… мы обсудили со Снежаной ситуацию и решили, что так будет лучше для тебя и для нее, – пренебрежительно кивает она на меня.
– Здрасьте, – говорю я, фыркая. – Уж точно не о моем благе вы думали.
– Какого хрена вообще ты обсуждала эту тему со Снежаной, в то время как ее это совсем не касается?! Ты вообще понимаешь, что ты натворила? – кажется, что Любимова сейчас разорвет на части от злости. Гнев волнами расходится от него и чувствуется даже на расстоянии.
– Ты уехал в Америку, рядом с тобой была умная, красивая девочка из хорошей семьи. Там было твое будущее, которое ты потерял бы из-за этого досадного инцидента.
– Это я и мои дети досадный инцидент? – с каждым мгновением эта женщина падает в моих глазах все ниже.
– Твою мать! – вскакивает на ноги Глеб. – Я не верю, что моя собственная мать приложила руку к этому! – начинает он ходить из угла в угол. – Как? Как вы это провернули?
– Я отправляла тебе сообщение, Глеб, – отвечаю вместо Марии Эдуардовны. Теперь пазл начинает складываться в единую картинку. – Ты в ответ не перезвонил, а прислал то самое сообщение, что я показала. На звонки мои ты не отвечал.
– Черт! – проводит он руками по лицу. – Я не знал, как разговаривать с тобой после такого, – поворачивается ко мне и пронзает взглядом.
– После какого? – теперь я вообще перестаю хоть что-то понимать.
– Ты и Майков, – говорит он так, будто я должна понять, что именно он имеет в виду.
– А при чем тут Ваня?
– Так он ночевал у тебя, Лина. Несколько дней.
В первые мгновения я думаю о том, что это полнейшая чушь. А потом вспоминаю две ночи, когда Ваня действительно провел у меня на диване.
– У Майкова дома была авария. Соседи сверху затопили его квартиру. Залитой оказалась вся его студия. Даже стены. Там находиться невозможно было, не то что спать. Я предложила ему перекантоваться у меня, пока квартира просыхает. Но ты же не захотел меня спросить, что именно он делал у меня дома.
– На фотографиях он тебя обнимал, – продолжает ту же ересь Любимов.
– На каких фотографиях, Глеб? – мне и смешно, и грустно одновременно, и даже жаль Глеба, что его так просто обвели вокруг пальца.
– Возле офиса, он обнимал тебя и гладил по голове.
– Потому что меня перед этим вырвало и я разревелась, потому что было невыносимо думать о тебе и Снежане, и я не могла понять, почему ты меня обманул и все-таки поселился с ней. Я не могла сосредоточиться на работе, ходила рассеянная и плакала. Ване было жалко меня. А рвота стала последней каплей. Поэтому он меня успокаивал. Потому что на тот момент был моим единственным другом. Все!
Любимов смотрит прямо на меня, стараясь усвоить новую информацию, затем замирает и отворачивается к окну.
– Но в любом случае стоило сначала поговорить со мной, чем запихивать меня везде в черный список.
– Я остыл позже, – тяжело сглатывает Глеб, – но когда сам попытался с тобой связаться, то уже сам был заблокирован во всех твоих соцсетях. И дозвониться тоже не получилось. И тогда я решил, что ты для себя все решила и теперь встречаешься с Майковым.
– Как-то поздно ты спохватился, – усмехаюсь. – Тогда ты уже сделал предложение Снежане.
– Не было такого. Я нашел в Америке идеальное кольцо. И оно предназначалось тебе. А потом увидел, что Снежа выставляет в соцсети все эти посты в твоем кольце. И она сказала, что это лишь чтобы заставить ревновать какого-то перца, которого я даже не знал.
– Что ж, очевидно, цель была совсем иной. И она ее достигла. Хотя тот факт, что за мной велась слежка, должен был тебя насторожить, – теперь откровенно потешаюсь я над ним.
Глеб устало трет лоб.
– Что ж, мама, – переключает он внимание на родительницу. – Надеюсь, что ты довольна результатом.
В ответ Мария Эдуардовна лишь плотнее поджимает губы.
– Все ясно. Пойдем, Лина. Больше нам здесь делать нечего, – подходит ко мне и подает руку.
А я, чтобы позлить его мать еще больше, вкладываю свою ладонь в его и иду следом за Любимовым к выходу.
Нас никто не провожает. Да нам это и не нужно.
И когда мы отъезжаем от дома его родителей, Глеб наконец-то произносит:
– Прости, Лина. Прости, что я оказался таким идиотом.