Дети от предателя. Он не узнает (СИ)

Глава 6

– Мам, пап, я беременна, – репетирую я, стоя у дверей родительской квартиры. – Кто отец – неважно, – но, конечно же, они догадаются кто. Но вдруг получится ввести их в заблуждение. – Нет, не женится. Да, буду рожать.

Сколько бы я мысленно ни прокручивала этот разговор, знаю, что получится все совершенно не так, как я запланировала. У мамы будет истерика, а папа перестанет со мной разговаривать.

Но все решено.

Уже стоя перед дверями операционной, я поняла, что не могу. Просто не могу убить своих детей, и все тут.

За те две недели, что я знала о беременности, я перестала думать о детках у меня в животе как о чем-то, не связанном со мной.

Я ведь даже представляла, какими они будут. И кто родится. Девочки или мальчики. А может быть, мальчик и девочка?

Не смогла я довести дело до конца. И не жалею.

Понимаю, что мне будет безумно сложно. Но иначе я не смогу жить спокойно. Груз вины всегда будет преследовать меня, а личики нерожденных детей – сниться ночами.

А так… Справляются же другие, и я справлюсь.

– О, дочь! А ты чего тут стоишь? – распахивается дверь квартиры, и на пороге появляется папа.

– Так вот, только нажать на звонок хотела.

– Проходи скорее, – папа целует меня в щеку, когда я захожу в квартиру.

– Ты уходишь куда-то?

– Мама в магазин отправила. Купить чего-нибудь вкусненького?

– Я сама с тортиком, – показываю ему коробку.

– Ну, может, хочешь еще что-то?

– Нет, папуль, спасибо!

– Понял, тогда я скоро, – убегает он.

Я прохожу на кухню, где у мамы все шкварчит, шипит и фоном идет телевизор.

– Мамуль, привет! – здороваюсь громче, чтобы перекричать все эти звуки.

– Лина! – резко оборачивается она и вздрагивает. – А ты как тут появилась? Я тебя не слышала.

– Папа открыл, – обнимаю ее со спины.

– Ты как раз вовремя. Голубцы скоро будут.

– И правда, вовремя, – выдавливаю из себя улыбку, собираясь морально с силами, чтобы рассказать о своем положении. – Тебе помочь?

– Можешь овощи на салатик покрошить.

– Хорошо.

Достаю из холодильника огурцы с помидорами и подхожу к раковине, чтобы помыть их.

– Как дела? – спрашивает мама, сняв голубцы со сковороды и выкладывая в кастрюлю.

– Хорошо. Работы, как обычно, много.

– Глеб как в своей Америке? – напрягаюсь, услышав мамин вопрос. Дело в том, что я до сих пор не рассказала им о нашем расставании.

– Он порвал со мной и женится на другой, – тараторю, чтобы как можно скорее закончить этот неприятный разговор.

В ответ я жду шквала вопросов, приготовившись отбиваться от них, но мама молчит. Я поднимаю на нее взгляд и вижу поджатые губы.

– Тебя это не удивляет?

– Нет, – спокойно отвечает она. – Я сразу знала, что так будет. Отношения на расстоянии редко какая пара выдерживает. И не внушал мне доверия твой Глеб.

– Почему ты мне об этом не сказала?

– А ты бы послушала меня?

– Вряд ли, – в вопросах сердечных сложно следовать голосу разума. И тем более не станешь слушать родителей.

– И как ты? – участливо спрашивает она.

– Плохо, мам, – говорю как есть. – Но это не все… – Сталкиваюсь с ее взглядом. – У меня будет двойня.

– Боже! – из ее рук выскальзывает ложка и падает на пол так, что брызги соуса разлетаются по линолеуму.

Я отвлекаюсь на то, чтобы убрать оранжевые следы с пола и помыть ложку, и в напряжении жду дальнейших маминых нравоучений.

– А он знает? – только спрашивает она.

– Знает.

– И что?

– Отправил на аборт.

– Вот же гад ползучий! – мгновенно выходит из себя она.

Снова замолкает, обдумывая ситуацию.

– Двойня… – только и произносит мама.

– Да, мам. И я… я буду рожать.

– Ох, доченька, – отходит мама к угловому диванчику и опускается на сиденье.

Бледная, безмолвная, она меня пугает.

– Мамуль, может, тебе валерьянки накапать?

– Не надо, дочь. Подожди, я с мыслью свыкнусь, – говорит она отстраненно.

Я ей не мешаю переваривать новость и заливаю соусом голубцы, оставляя их вариться. А сама начинаю крошить овощи.

– Двойня… – снова повторяет она. – Надо как-то отца подготовить. Хорошо, что твой гад в Америке. Иначе папа от него живого места не оставил бы.

– К такому не подготовить… – понимаю, что какие бы слова я ни подобрала, для него моя новость будет ударом.

– Ничего, дочь. Справимся. Тебя же вырастили, – слышу, как она всхлипывает.

– Мам, ну ты чего? – бросаю резку и подхожу к ней, присаживаясь рядом и обнимая ее. – Я понимаю, что быть матерью-одиночкой тяжело. Но я просто не могу иначе. Я уже люблю их и жду.

– Понимаю, – смахивает она слезы. – И не виню тебя. Вот только…

– Что, мамуль?

– Он же рано или поздно объявится. И случится это, когда не надо будет больше не спать по ночам, – снова начинает плакать родительница. – Явится тогда, когда твоя жизнь начнет входить в нормальное русло. А ты… дурешка такая, забудешь все и простишь его.

– Не будет такого никогда! Во-первых, он не объявится. А во-вторых, он предал меня, уничтожил как женщину. И я никогда не забуду присланные им десять тысяч на аборт. Теперь дети только мои.

– Помяни мое слово… – тяжело выдыхает она.

Но я уверена, что ни за что и ни при каких обстоятельствах не бывать этому. И мерзавец не узнает о существовании детей.

Но как там говорится, хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах?

Спустя два года я не раз вспомню эту фразу.

А пока… пока я уверена в том, что сказала маме…